Валерий Повалихин - Умягчение злых сердец
Хотелось успеть сделать как можно больше, завтра обязан возвратиться в древнюю Тверь, выезжать утром. Но в заботах день сгорал с быстротою, как тоненькая свечка на шандале.
Успели еще установить, что с гравером Лоскутов знаком (насколько близко, пока осталось под вопросом), что гравера точно не было в Коломне в дни ограбления скитов в Нетесовском районе. Накануне событий на болотах был свободен: в мастерской три человека, и, сменяя друг друга, работают в месяц по десятидневке. Сейчас Зимаев заступил на свою очередную вахту, по полсуток не выходит из мастерской.
Сходи к нему. Пусть какую-нибудь надпись черкнет на этой штуковине. Придумаешь по пути текст. — Шатохин протянул Валиулину купленный в сувенирном гостиничном киоске портсигар.
Старший лейтенант понял, что к чему. Ушел и вернулся через час.
— На добрую память Алексею Михайловичу в день рождения, — сказал, возвращая завернутый в газету портсигар.
— Спасибо, — буркнул Шатохин, — у меня в октябре этот день.
7
— С тебя причитается. Как будешь расплачиваться? — Такими словами встретил фотоиндивидуала Шатохин.
Недоуменное выражение возникло на смуглом лице Кортунова.
— Проданы твои доски. Хорошо проданы. — Шатохин сделал шаг к гостю, вложил в руку незапечатанный конверт. — Половину получил, теперь вторая половина. Доволен?
Шатохин знал, что делает. По заключению специалистов обе взятые под залог иконы принадлежат к псковской школе, написаны во второй половине восемнадцатого века. Музейная закупочная комиссия определила бы цену каждой пятьсот — семьсот рублей. А уж на черном рынке могут дать и в два, и в три, и в пять раз больше. В зависимости от того, кто и кому продает. Хочешь не хочешь, нужно со всем этим считаться. Пока у Кортунова не притупилось желание побыстрее перевести иконы в деньги.
Лишним был вопрос, доволен ли Кортунов. И без слов видно, понятно: да, и еще как.
— Так что, Игорь, шампанским угощаешь? — подсказал Шатохин, какого именно расчета ждет.
— Да, да, конечно. — Кортунов вдруг засуетился, сунул конверт в один карман, вынул, переложил в другой.
…В ресторане заняли тот самый столик, за которым четыре дня назад фотограф застал Шатохина.
Кортунов не скупился, к закускам заказал целых три бутылки. Шатохин не удерживал: пусть. Затевать деловой разговор не торопился.
— Как у тебя с фотографированием? — спросил, лишь бы не молчать, пока откупоривал бутылку и разливал по бокалам вино Кортунов.
— Нормально…
Ни в воскресенье, ни в понедельник, ни нынче, несмотря на погожие дни, Шатохин знал, в Березовой роще фотоиндивидуал не появлялся. Провел вчера полдня на фабрике, потом в обществе двух девиц был на пляже.
— Надпись на снимках — это ты удачно придумал.
— «Город Тверь»?
— Да.
— Аа-а… — Беспечно, дескать, было бы о чем говорить, отмахнулся Кортунов. Поднял свой бокал, предложил тост: — За вас.
Он был в настроении, все ему нравилось. Чем дольше сидели, тем уютнее чувствовал себя в ресторанной обстановке Кортунов. Единственное неудобство, с которым приходилось мириться, — нельзя курить.
Шатохин решил, что самое время возобновить прерванный им самим в воскресенье разговор.
— Так, Игорь, — начал он, — в прошлый раз не договорили. Не забыл, надеюсь, о чем?
— Нет, конечно, — быстро отозвался Кортунов.
— И сколько можешь предложить?
На сей раз с ответом фотоиндивидуал помедлил.
— А если я скажу: двадцать? — вопросительно посмотрел на Шатохина.
— Хм. Однако же… Откопал ты где-то золотую жилу.
Шатохин делал вид, будто для него неожиданно количество предлагаемого, хотя как раз в этом именно меньше всего было внезапного. Грабителями взято семьдесят шесть икон. У Кортунова — треть. Значит, поделили поровну? Четвертого в доле не было?
— Солидно — двадцать, — продолжал Шатохин, — хорошо бы еще не хуже прежних трех.
— За это будьте спокойны, — ответил Кортунов, — лучше есть.
— Лучше?
— Даже намного.
— Тогда, может, смотаемся, посмотрим?
— Далеко ехать.
— Такси возьмем.
— Да не в городе они.
— Хорошо. До завтра, до второй половины дня отложим.
— Не получится. Через две недели, не раньше.
— Шутишь? Мне уезжать, а ты — через две недели.
— Все равно раньше не выйдет. Сейчас даже пути туда кет.
— А через две недели дорогу достроят, — съязвил Шатохин.
— Ягода созреет. На вездеходах ездят за ней.
— Слушай, Игорь, — Шатохин подался вперед, — а может, никуда и ехать не надо? Более выгодного покупателя ищешь?
— Нет никого, и не ищу. Был один деятель да сплыл.
— Что, в ценах не сошлись?
— Теперь во всем сошлись. — Глаза Кортунова злорадно вспыхнули. — С любовницей катался под газом, «КамАЗ» его поддел так, что с моста навернулся.
Нужно было прекращать «деловую» часть. Чего доброго, выйдет перебор. Фотоиндивидуал может насторожиться.
— Немного подвел ты меня. — Шатохин отодвинулся от края стола. — Досадно, конечно.
— Как подвел? — недоуменно спросил Кортунов.
— Да ты ни при чем, — махнул рукой Шатохин. — Сам поспешил. Рассчитывал, у тебя есть запасец. Договорился уже. На завтра.
— Но можно попозднее? — Кортунов поерзал на стуле. — Сам привезу, куда скажете.
— Можно. Не переживай, — покровительственным током сказал Шатохин. — И хватит пока о делах. Давай лучше выпьем.
8
Кто тот человек, который попал в автокатастрофу, на личной, очевидно, машине столкнулся с «КамАЗом»?
В Калинине и области дорожно-транспортных происшествий, похожих на описанное Кортуновым, ни в прошлом, ни с начала нынешнего года не зарегистрировано.
Где тогда?
С первым автобусом на другой день Шатохин выехал в Москву, а через четыре часа после прибытия в столицу держал в руках нужные, кажется, сведения: 28 июля текущего года в 22 ч. 10 мин. на мосту через р. Оку при въезде в гор. Серпухов управлявший в нетрезвом состоянии автомашиной «Волгой» гр. Тандетников Виталий Васильевич, 1936 г. р., кандидат наук, старший преподаватель Московского инженерно-строительного института, совершил столкновение с грузовым автомобилем «МАЗ», следовавшим в Тулу. В результате удара «Волга», разрушив мостовое ограждение, упала в реку и затонула. Вместе с сидевшим, за рулем гражданином Тандетниковым В. В. погибла находившаяся в машине гражданка Гольцова Виктория Степановна, 1967 г. р., студентка третьего курса МИСИ…
Тандетников проживал в центре Москвы, на Кропоткинской улице. Теперь квартиру занимала лишь вдова. Был домашний телефон, и Шатохин позвонил.
— Татьяна Ильинична?
— Слушаю. — Женский голос в трубке был молодой, усталый.
— Это из милиции. Майор Шатохин. Хотел бы встретиться с вами. Речь о вашем муже.
— Разве есть еще о чем говорить? — после продолжительной паузы послышалось в ответ. По интонациям Шатохин уловил: никакого желания встречаться вдова не испытывает, поспешил продолжить:
— Есть о чем. Подъеду сейчас. Очень ненадолго.
— Хорошо, — поколебавшись, согласилась вдова и тотчас положила трубку.
Тандетникова — стройная худощавая женщина с сухими карими глазами, одетая в деловой темно-серый костюм, жестом пригласила Шатохина в гостиную, показала на кресло, сама села в другое — напротив.
Шатохин хотел начать с выражения сочувствия. Тандетникова опередила его.
— Так что вы еще собрались выяснять? — спросила она.
— Погибли два человека…
— Что ж из этого? Вы читали заключение?
— Моя обязанность еще раз проверить.
Хозяйка квартиры недоверчиво посмотрела на Шатохина.
— Неужели матушке даже в этой ситуации понадобилось выгораживать сына?
— Ошибаетесь. Никто не пытается.
— Не ошибаюсь. Дело закончено. Виновность одного Виталия Васильевича доказана безусловно, родители этой несчастной Вики смирились. И вот — вы. Словно у милиции нет других забот, как копаться в очевидном.
— Просто еще раз потребовалось перепроверить, — попытался возразить Шатохин.
— По заявлению Елены Викентьевны. — Вдова поглядела мимо Шатохина. — Неужели до нее до сих пор не дошло, что она хоть косвенно, но причастна к гибели сьша. Подготовила эту гибель.
— Как?
— Сколько Виталию Васильевичу лет было? — тоном экзаменатора спросила Тандетникова.
— За пятьдесят, — ответил Шатохин.
— А его подружке?
— Девятнадцать.
— У нас дочери двадцать семь… Кроме погибшей Вики, у Виталия Васильевича были и другие. Такие же молоденькие. При его внешности — дорогое для него удовольствие. Мотели; бордели, подарки. Получай он в десять крат больше — все бы не хватило. Матушкины щедрые дары питали «молодую» любовь.
