Валерий Повалихин - Умягчение злых сердец
— Понял, Алексей Михайлович… Глядите, горит!
Шатохин и без подсказки заметил: зароды, возле которых только что стояли Мустафин и Середец, охвачены пламенем.
Архитектор и приятели решили обезопасить себя.
скрыться, отгородившись от преследователей завесой дыма и огня.
Расчет верный. Достаточно искры, чтобы пересохшая скошенная отава, положенная в рядки, заполыхала. А рядки да валки тянутся по всему Тасееведому лугу, где в промежутках между копнами и стожками, где вплотную подступая к ним. Шатохин мог представить себе, во что превратится луг в самом недалеком времени.
Нужно бы отдать распоряжение, чтобы отправляли автобус с куролинскими школьниками. Без него сообразят Хромов, Поплавский. Он выпрыгнул из подбитой машины.
— Товарищ майор! — Рация в пустой кабине оставалась включенной, его запрашивали, а он уже бежал, увлекая за собой участкового и сержанта-водителя, туда, где занимался пожар.
Жаром дохнуло, когда оказались у гудящей огневой линии. Огонь торжествовал. Горели уже несколько десятков копен. Красные языки ползли по дорожкам из несметанного сена, взмывали вверх, и над этими языками клубился белесо-черный едкий дым. Он заслонял пространство впереди.
Сделав глубокий вдох, Шатохин кинулся вперед. Огонь был опасен, но больше — густой дым. Рассчитывал на одном дыхании пробежать всю охваченную пожаром полосу, не тут-то было. Закашлялся, глотнул дыма, заслезились глаза.
От жара, быстрого бега все тело стало липким. Удушье вызывало желание сделать выдох и набрать новую порцию воздуха в легкие. Он пересиливал себя, потому что знал: будет еще хуже.
Наконец дым и огонь перед глазами пропали, он выскочил ка неохваченную пожаром часть луга. Появились следом сержант и участковый. У Болтина пиджак на спине горел. Красников два раза хлопнул по спине водителя, сбить привязавшийся огонь не удалось. Сержант выхватил из карманов пистолет, документы, снял и кинул пиджак на землю. Все делал быстро.
Шатохин тем временем высматривал, где архитектор, двое других грабителей. Они мелькали шагах в двухстах от линии наступавшего огня. Середец и Мустафин бежали прямиком к месту, где их поджидала засада; Игольников — то ли условились так, то ли почуял, что в лесу на территории бывшего Иветского острога не исключена возможность попасть в западню, — забирал в сторону, бежал по лугу наискосок. Тоже к лесу, но туда, где оперативников не было.
— Ваши эти двое, — Шатохин указал на Середца и Мустафина.
— Товарищ майор, я с вами. У этих одна двухстволка, — попытался возразить Красников.
— Ты их карманы, рюкзаки проверял? — парировал Шатохин. — Выполнять!
…Архитектор бежал медленно, тяжело. Мешал груз, сказывалась усталость ночного похода по болоту. Шатохин быстро догонял.
Игольников обернулся, когда их разделяло всего-навсего около сотни шагов.
Увидеть за собой преследователя, тем более так близко, не ожидал. Однако прореагировал тут же. С автоматом в руках всем корпусом повернулся к Шатохину.
В нескольких шагах от Шатохина был жиденький сенной зарод. Шатохин метнулся к нему, чуть упредив автоматную очередь.
Очень уж какой-то короткой, ущербной была она, эта очередь. На слух Шатохин уловил это. Кончились патроны?
Он выглянул. Так и есть. Архитектор откинул пустую обойму и теперь пытался достать запасную, опрометчиво засунутую в вещмешок.
— Брось! Застрелю! — Шатохин кинулся к архитектору.
Тот подхватил рюкзак, побежал.
— Брось автомат! — Предупредительный выстрел грохнул в воздух.
Игольников не бросил, не остановился. Ближайшая от него копна метрах в сорока. Если спрячется за копну, может успеть достать и переставить обойму. Нельзя допустить. Шатохин бежал изо всех сил.
Считанные шаги оставались Игольникову до стожка, и столько же Шатохину до Игольникова. На бегу Игольников су мел-таки развязать тесемки рюкзака, вытащил запасной рожок. Оставалось только приладить его к автомату. Шатохин размахнулся, кинул карабин под неги Игольникову.
Архитектор споткнулся, кувырком полетел вперед. Автомат, обойму, рюкзак — все выпустил из рук, падая. Несколько икон, помазок, зеркальце, зубная паста посыпались из раскрытого мешка. Но это секундой позднее. А в момент падения архитектора Шатохин услышал выстрел. Левую ногу выше колена обожгло так, что он присел, обеими ладонями накрыл обожженное место. Между пальцами сразу просочилась кровь.
Выстрелил карабин. Шатохин недоумевал, как могло случиться. Вроде, перед тем, как бросить, ставил на предохранитель. Без толку было гадать, ставил или нет. Факт, что карабин выстрелил и ранил владельца.
— Витя Войцеховский! Немедленно беги к реке. Беги на солнце и выбежишь к реке, — зазвучал усиленный мегафоном женский голос, наверно, куролинской учительницы.
Игольников посмотрел в сторону, откуда раздавался голос, потом взгляд его скользнул по карабину.
— А ну, отползи дальше, — Шатохин вынул из оперативной кобуры пистолет, поставил на боевой взвод.
Игольников подчинился.
— Вот так… — Шатохин подвинулся вперед, подобрал карабин. — А теперь вставай, пойдем.
Шатохин сумел сделать несколько шагов. Острая боль в ноге остановила, усадила около рюкзака.
— Подожди, — велел он.
Игольников обернулся. Страх промелькнул у него в глазах.
— Подожди, — повторил Шатохин. Рукой, в которой был пистолет, тыльной стороной ладони вытер со лба пот.
— Я не стрелял. Не я ранил. Я не виноват, — быстро заговорил Игольников.
Шатохин молчал.
— Я пойду… Пара минут — и все. Поздно будет. Видите, что творится, — продолжал Игольников. Глаза его смотрели то ка бушующее невдалеке пламя, то на оружие в руке Шатохина. — Можно? — С опаской еще раз взглянув на пистолет, не дождавшись разрешения, Игольников отступил, побежал прочь.
— Стоять! — голосом, не подчиниться которому нельзя, остановил Шатохин.
— Что, скучно одному? В компанию берешь? — Игольников овладел собой. Голос был спокоен, насмешлив.
— Слышишь голоса?
— Ну?
— Туда и беги.
Игольников кивнул, побежал. Шатохин недолго со странным безразличием смотрел вслед.
Голос учительницы, обращавшейся к Вите Войцеховскому, умолк. Мегафон перешел к Хромову.
— Алексей Михайлович! Товарищ майор! — звали теперь Шатохина.
Можно было откликнуться выстрелами. Нет! Поздно. Даже если бы теперь же сумели отыскать его, все равно поздно. Ему не помогут, и сами не сумеют уйти от огня.
Среди высыпавшихся из Игольниковского рюкзака икон была сверху икона Божьей Матери. Лик Богородицы с прильнувшим к ней, обвившим ее шею ручонкой младенцем был четок и полон скорби.
Шатохин смотрел и смотрел на этот образ. Пламя бушевало рядом.
— Алексей Михайлович! Товарищ майо-о-ор! — Несся и несся над горящим Тасеевским лугом зовущий голос.
