Марина Серова - Презент для певицы
В камере было семь мужчин, они яростно что-то доказывали друг другу, иногда переходя на крик, но на них никто не обращал внимания.
Здесь же, в камере, возле стены стояли поломанные деревянные плакаты. Материя на них была изодрана и изрядно потрепана, но мне все же удалось разобрать слова «Блаженов не с нами».
По камере метался молодой парень лет тридцати. Желваки на его лице подрагивали, а кулаки нервно сжимались, под правым глазом красовался кровоподтек, и рукав плаща оторван, но ему не было до этого никакого дела; он раздражал меня своим постоянным хождением из угла в угол и дерзкими замечаниями, адресованными всему отделению.
«Не будил бы ты парень лихо, пока оно тихо», — таков был мой совет, пусть и не произнесенный вслух. У него была привлекательная внешность, да еще ненормальные, можно сказать, бешеные черные глаза. Женскую натуру не понять, да и зачем, собственно, заниматься такой ерундой, лучше принять все, как есть. Парень вдруг подлетел к решетке, вцепился в нее руками и громко заговорил, его обращение было направлено к дежурному, но тот даже ухом не повел:
— Слушай, начальник, давай все-таки разберемся. Эти люди не виноваты, — и он указал на своих сокамерников, — каждый имеет право быть в оппозиции. Я собственными глазами видел, как люди из службы безопасности Блаженова затеяли с ними драку, а уже потом подключилась толпа. Это провокация, как же вы не понимаете? — Удостоверившись в полном отсутствии внимания к своей персоне, парень со вздохом опустил голову.
Мое появление в камере не вызвало особого ажиотажа среди мужского населения, мне, признаться, сделалось немного обидно, неужели я совсем превратилась в мужеподобную особь? И когда один из этой компании подошел ко мне с вопросом, я слегка насторожилась:
— Тебя за что, сестренка? — поинтересовался он.
— За эскалацию насилия, — с усмешкой ответила я.
Он нахмурил брови и отошел в сторону к своим собратьям по несчастью. А борец за права угнетенных наблюдал за мной и, по-моему, изо всех сил подавлял желание подойти ко мне и заговорить. Он нерешительно топтался на месте.
Я старалась не обращать на него внимания и с интересом разглядывала свои поломанные ногти. Вот и сделай тут маникюр!
— Извините, я повел себя глупо, — наконец-то заговорил он, — просто несправедливость выводит меня из себя.
Я посмотрела в его глаза. «Таких черных глаз просто не существует в природе», — подумала я, на минуту потеряв дар речи. Наверняка контактные линзы, приспособления для того, чтобы женщину-жертву сначала парализовать, потом утащить в свою нору, но со мной этот номер не пройдет.
— Как вы попали сюда? — спросил он. — И вообще кто вы?
— Я телохранитель, бывший, — недолго думая, сказала я.
— Тогда это дело должно вас заинтересовать, здесь нужно все досконально изучить, — он оживился и уже готов был поведать мне свою захватывающую историю, но я его остановила:
— Я же вам объяснила, что я телохранитель.
Мое предназначение — всегда находиться с клиентом, ни на шаг от него не отходить. Вам ясно? — Этим я попыталась закрыть тему нашего разговора, но мой собеседник не обратил на мою попытку отделаться от него никакого внимания. И продолжал, все время жестикулируя руками:
— Не имеет значения. Вы должны меня выслушать.
— Вы всегда так общаетесь с незнакомыми людьми? — Этот вопрос меня заинтересовал по-настоящему — Только с теми, у кого честные глаза.
— Да что вы говорите? — удивилась я, но он пропустил это замечание мимо ушей и уже вовсю распространялся насчет своего дела.
— Так вот, вы, конечно же, слышали фамилию Блаженов, это представитель национал-рабочей партии в нашем городе, — продолжал он. — У этого человека руки замараны, он связался с авторитетом и беспредельщиком. В бытность свою судьей Блаженов вынес ему оправдательный приговор, было множество как косвенных, так и прямых улик и доказательств вины авторитета, но, как бывает в таких случаях, кого-то из свидетелей убрали, кого-то запугали. Спросите меня, откуда все это знаю, я отвечу — независимое журналистское расследование.
Я по-настоящему удивилась и спросила:
— Вы журналист? Как интересно.
— Роман Скоровский, корреспондент ГТРК «Тарасов», но не будем отвлекаться, я еще не закончил, — Скоровский перевел дыхание, а я подумала, почему до сих пор его слушаю и не прошу наконец заткнуться. Может, потому, что этот сумасшедший начинает мне нравиться? — Блаженов после этого дела отправился в отставку по собственному желанию и как бы это сказать… — Скоровский на минуту замолчал. — ..На время ушел в тень, затаился, а теперь снова нарисовался, как кандидат в депутаты, чистенький и холеный, защитником прав рабочих и крестьян хочет себя выставить. Только на какие деньги организована вся предвыборная кампания, никого не интересует — вот в чем загвоздка.
— Как я могу вам помочь? — Мне стало любопытно, что он ответит на это замечание.
— Ну не знаю… Может быть, у вас есть выход на людей, которые этим делом заинтересуются, — вывернулся бывалый журналист.
— Люблю мужчин, которые в первое же свидание переходят сразу к делу, — пошутила я и стала наблюдать за его реакцией. Он ошарашил меня и на этот раз, не задумываясь ни на секунду, предложив:
— Давайте встретимся в более спокойной обстановке, запишите мне свой номер телефона, я вам позвоню.
Ну нахал, просто слов нет.
— Я свой номер телефона первым встречным не раздаю, нет у меня такой привычки, — объяснила я ему. — И еще — как вы собираетесь отсюда выбираться? По-моему, мы здесь застряли надолго.
— А это элементарно. В отделении считают, что я заодно с этой компанией, мою идентификационную карточку сорвали в потасовке, — начал он спокойно раскладывать для меня все по полочкам, — сейчас ребята из моей съемочной бригады подъедут, они договорятся и вытащат нас отсюда.
— Все гениальное просто, да? — засомневалась я. Он ничего не ответил, а лишь протянул свою визитную карточку:
— Вот, возьмите, пригодится.
Я с видимой неохотой взяла из его рук визитку и положила ее в задний карман джинсов.
В это самое время боковым зрением я заметила некоторое оживление в предбаннике отделения.
Передо мной предстали знакомые персонажи:
Сенцов Борис Борисович и старший следователь Сухов, они оба направлялись к камере предварительного заключения. Впереди бежал дежурный, он держал в руках связку ключей. За эту минуту вся моя жизнь пролетела перед глазами.
Ожидать от этой компании можно было все, что угодно, в том числе и неутешительных новостей. Я бы даже сказала, трагических. Неожиданно Сенцов и Сухов завернули за угол, а следователь перед этим крикнул дежурному:
— Веди ее ко мне в кабинет, да поживее.
Замок от поворота ключа скрипнул, решетчатая дверь камеры с грохотом распахнулась.
— Охотникова, на выход, — заорал мент.
Мне стало как-то не по себе, что они там еще придумали?
— Приятно было познакомиться, может быть, как-нибудь позвоню, — мои слова были адресованы Роману Скоровскому, — наверное, это будет междугородный звонок, откуда-нибудь из Воркуты, например. Надеюсь, вы джентльмен и оплатите его.
— У вас прекрасное чувство юмора, Охотникова, — сделал мне комплимент журналист, — вы мне нравитесь.
Я рассмеялась, просто больше не могла сдерживать эмоции. Один человек все-таки на моей стороне — хоть это радует.
— Ну, не задерживайтесь, Охотникова, — начинал выходить из себя дежурный.
Когда я шла по коридору в кабинет следователя, какие только мысли не лезли в мою голову, но, честно признаться, я уже была готова к любому исходу дела, даже к самому неожиданному повороту событий. Я себя на это настроила, надеюсь, они допросили тех двоих наемных убийц по всей форме, надеюсь, их раскололи, лишь бы игра закончилась в мою пользу.
Сержант, а именно в таком звании был мой конвоир, несколько секунд не решался постучать в дверь кабинета следователя, переминался с ноги на ногу и громко сопел. Наконец он решился, раздались резкие удары по древесине.
— Да-да, войдите, — донеслось приглашение Сухова, его голос я узнала сразу.
В комнате были только Сенцов, стоявший около окна лицом к двери, и Сухов. Он сидел в кресле за рабочим столом, в руке держал карандаш и постукивал им о крышку стола. Теперь их сугубо мужскую компанию придется скрашивать мне, единственной женщине в этом кабинете. Волнительное чувство неизвестности отступило на второй план и сменилось любопытством, да и стены показались мне знакомыми и родными, хотя видела я их всего-то один раз, — наверное, привыкаешь, Охотникова. Гляди, так и втянуться можно.
Сухов поблагодарил сержанта и объявил ему, что он может быть свободен, меня же пригласил присесть напротив себя. Сенцов не издал ни звука, а лишь внимательно наблюдал за всем происходящим, я же старалась не обращать внимания на него. Он и так уже попил моей кровушки предостаточно. Один вид его вызывал во мне приступы рвоты и омерзения. После непродолжительного молчания Сухов протянул мне папку со словами:
