Вячеслав Барковский - Выродок (Время Нергала)
А Иванкевич вдруг вскочил, легко поднял на руки Настю и закружился с ней по комнате. Но на пути у него встала Ариадна, подняла руку.
- Стоять! Это что такое? По-моему, это меня, гражданин Иванкевич, вы должны носить на руках!
Эдуард Николаевич остановился, некоторое время вглядывался в приятельницу, будто не в состоянии понять, кто перед ним стоит, потом опустил на пол Настю, с некоторым удивлением огляделся вокруг и вдруг, усевшись на пол, тоскливо сказал:
- Я домой хочу. Что-то здесь не так! Малахов с Никольским переглянулись, потом Виктор, приобняв гостя за плечи, сказал:
- Эдик, может полежишь, отдохнешь?
- Не надо отдыхать. Доставьте меня, пожалуйста, домой.
Проводив на частнике Иванкевича, потом попрощавшись с Никольским и Настей, Малахов доставил к парадной ее дома Ариадну. Всю дорогу она молчала, только один раз за все время сказала:
- Иванкевич бывает иногда такой странный... - и, помолчав, добавила: Может, тем он и покорил меня, что не такой, как все... А жена у него действительно дура...
Малахов, хотя и не видел ничего из ряда вон выходящего в поведении пьяного "друга Эдика", возражать не стал. Женщине, да еще близко знающей человека, виднее...
* * *
- Вильям Антонович, Торсумский беспокоит. Только что узнал. Менты на монстра вышли. Фамилия Иванкевич. Работает в жилищном отделе. После бойни у Казанского и "разделки" лейтенанта, который от Успенского за НИМ ходил, начальство запретило к НЕМУ приближаться и тем более пытаться взять. Операм приказано только собирать информацию. Но у них там есть особо прыткий мент Малахов. На свой страх и риск за Иванкевичем работает. Втихаря от подполковника. Только я лично сомневаюсь, что это монстр. По моим данным, Иванкевича этого ФСБ разрабатывает по взяткам.
- Одно другого не исключает, - сказал Классик. - Проверить не мешает. Я указания дам ребятам. А ты, Левушка, вот что сделай. Тисни статеечку, что, мол, РУОП на след маньяка вышел. Второе: дай заметочку о частном охранном бюро "Сеть", где распиши, как мощно они работают. В конце добавь, что сотрудники "Сети" могли бы и маньяка скрутить, правда, при условии, если к ним на работу наймется такой супермен, работу которого можно было наблюдать недавно в центре города. Это как бы в шутку.
А всерьез пригласи отчаянных и мужественных к сотрудничеству. И контактный телефончик дай. Это все. Да! Чуть не забыл! Когда будешь говорить о маньяке, упомяни сыщика без страха и упрека - Малахова! Теперь все!
* * *
Малахова ОН установил довольно быстро. На примитивную ловушку частного охранного бюро пока решил не откликаться. Но телефон записал. На всякий случай. Выяснить, за кем следит Малахов, тоже не составило труда. Увидев Иванкевича, ОН сначала подивился близорукости милиции, а потом пришел в ярость. "Да как они могли какого-то слизняка спутать с НИМ, в котором живет НЕВЕДОМЫЙ!"
Пока ОН решил не трогать никого из тех. кто посмел оскорбить ЕГО.
* * *
Иванкевича привезли в старый заброшенный ангар. Он ползал у ног похитителей, плакал, обещал выполнить все просьбы и требования.
Гориллыч, глядя на него, никак не мог поверить, что пленник - тот самый монстр, который у него на глазах разрывал на куски его вовсе не слабых бойцов.
"Может, придуривает?" - мелькнула мысль, но он тут же отбросил ее. "А зачем ЕМУ придуривать? ОН бы уже всех нас разбросал!"
Приехал шеф, взглянул на жалкого чиновника, все мигом понял, сказал:
- Не тот. Кончайте. - И направился к машине.
По пути в город Классик клял на чем свет стоит своих бойцов, которые "куренка, вымазанного в дерьме, от льва отличить не могут".
* * *
Часов в одиннадцать подполковнику позвонил начальник отдела борьбы с экономическими преступлениями Яковлев.
- Что это вы, мужики, нашим клиентом интересуетесь?
- Кем же, копи не секрет?
- Иванкевича пасли?
- А с каких пор данный гражданин стал вашим клиентом?
- Да с некоторых, подполковник, с некоторых... Мы уже его брать собрались, да еще и с поличным, если так можно выразиться, а вы нам всю музыку портите.
- Владимир Емельянович, - сказал подполковник, - давай-ка уточним: во-первых, ты имеешь в виду начальника отдела приватизации жилья Иванкевича или кого еще?
- Его, его милого. Он у нас как взяточник-профи проходит. Ловкий, сукин сын! Знали, что берет, но пока не стал зарываться, прикрывая сволочей, которые старушек на улице без гроша за душой оставляли с голоду помирать, не трогали. Думали, берет помалу, дурит лопухов, которые и без взяток могли свое получить... А он все больше стал зарываться. На его совести уже не одна живая душа, не считая наркоманов и алкашей... А вы с какой стати стали его разрабатывать?
- Да думали дело серьезное, но со вчерашнего дня сомнения стали одолевать...
- Да брось ты его! У этого гада ничего серьезного быть не может!
- Малахова ко мне! - крикнул подполковник в глубину коридора.
- Ты что же это самодеятельностью занимаешься? - рыкнул Тимохин. - Мало того, что приказ нарушил и собственную жопу подставил, так еще и не понял, с кем дело имеешь... Дерьмо твой Иванкевич, понял! Взяточник паршивый! У-ух! Работнички! Вали отсюда и на глаза мне не показывайся.
Ошарашенный Малахов вышел на улицу, благо дежурство закончилось, с горя решил взять бутылку.
В парадной было темно. "Вот гады! Лампочки выкру..." Додумать он не успел. Кто-то мощно обхватил его, приложил ко рту и носу платок. Малахов попытался дернуться, вздохнул и тут же обмяк.
И зло должно быть изжито и испытано, через зло что-то открывается, оно тоже - путь.
Н. Бердяев. "Ставрогин"
ОН привез Малахова в заранее выбранное логово. Усадил его на старую скамью, расставил и зажег свечи.
Время Жертвоприношения еще не пришло. Но ОН знал, что Нергал не может допустить, чтобы нанесенное ЕМУ оскорбление сошло кому бы то ни было с рук.
Мент пытался преследовать ЕГО. Пусть ошибся, но осмелился! Этого ОН не прощал никому.
ОН привязал Малахова к скамье и трубе отопления.
Потом, не торопясь, вынул из большой спортивной сумки небольшой телевизор, видеоплейер, установил их на столе перед ментом.
Подсоединил аппаратуру к заранее зачищенным проводам, предназначенным для освещения подвала. Вставил в плейер кассету.
- Ты должен признать свою ошибку, - сказал ОН - Сейчас ты увидишь некоторые картины и убедишься, насколько был не прав, приняв за меня какое-то чиновное ничтожество,
- Я уже понял, - сказал Малахов.
- Лока не увидишь, не поймешь до конца. Смотри!
На экране появились полки и ряды банок на них. Объектив приблизился, и Малахов увидел человеческие головы. Камера медленно переходила от одной банки к другой.
- Вот это одна из первых моих жертв Неведомому богу!
В банке жутко щерилась и таращила глаза голова, лишенная волос. С человека был снят скальп.
- А вот этой жертвой особенно был доволен Неведомый, - продолжал ОН, все больше возбуждаясь.
Голова в банке была без ушей, без носа. Губы у нее были срезаны, и казалось, что голова улыбается жуткой мертвой улыбкой.
- Может быть, больше не надо? - попросил пленник. - Я убедился, как вы могущественны.
- Надо! - отрезал ОН, и камера продолжала демонстрировать жуткую коллекцию, а ОН постепенно приходил в неистовство, наслаждаясь "своеобразием", как ОН выразился, каждого экспоната.
- Ты разве можешь понять эстетику смерти? Она особая и настолько прекрасная, что доступна лишь избранным. Убить существо, подобное тебе, ничего не стоит. Но и сама смерть ничего не стоит, если не наблюдать за ней, если не сделать ее искусством. Смотри!
На небольшом экранчике теперь разыгрывалось действо. Сначала Малахов увидел обнаженного человека, лежащего на каком-то постаменте. Потом, очевидно, камеру поставили на какое-то возвышение, и перед человеком появился ОН. Как бы танцуя, ОН приблизился к обнаженному телу и одним неуловимым движением сделал разрез на животе жертвы, потом еще один поперечный. Жертва широко открывала рот.
Малахов закрыл глаза и вдруг услышал шумное дыхание прямо перед собой.
- Ты не хочешь смотреть? Ты должен понять, хотя бы перед смертью, в чем красота того, что я совершаю. Боль и кровь - бесценные составные красоты. Без боли и крови немыслима жизнь. Смерть лишь эстетически завершает цикл боли и крови. Смотри!
На экране ОН уже отсек половые органы и аккуратно отрезал мошонку от члена. Потом разрезал мошонку, вынул яички и вложил их в рот жертвы.
Малахова вырвало, и он потерял сознание.
Но этого нельзя было допустить. Мент должен был до конца быть в сознании, иначе не будет ни эстетического, ни чувственного наслаждения. ОН уколол Малахова ножом в щеку, проткнув ее насквозь, и уже после этого, не обращая внимания на стоны человека, который уже не в состоянии был кричать, начал, словно плоды с дерева, обрывать все, что, как ему казалось, "оттопыривалось", потому что все прекрасное должно быть гладким и скользким, словно кожа змеи.
