Ольга Хмельницкая - Шпион в костюме Евы
Диана вздохнула и, стараясь не смотреть на дорогу, уставилась в карту.
Синяя «десятка» полковника покинула город и углубилась в область. Он не знал, что именно искал – в глубине души Рязанцев понимал, что в ближайших пригородах ничего брошенного нет и быть не может, слишком дорогая земля была в этом регионе. Рядом с Владимиром Евгеньевичем на пассажирском кресле сидел Чабрецов.
– Трансформаторные будки, склады, бараки, сторожки, закрывшиеся киоски, – перечислял Денис Леонидович, – причем нас интересуют те, что видны с трассы. Вряд ли Чен Ли Минь, не являющийся местным жителем, искал объект долго. Это что-то крупное. В идеале – какие-то заметные руины.
Рязанцев вел машину медленно, внимательно оглядывая окрестности.
– К тому же этот объект должен быть виден в темноте, – добавил полковник, – ведь Чен Ли Минь отвез туда Еву ночью или ранним утром. А если учесть, что сейчас декабрь и дни очень короткие, то почти наверняка все происходило в темноте. И если наш герой нашел этот объект быстро и в темноте, то сейчас, днем, мы и подавно должны его увидеть.
Чабрецов кивнул. Эти логические построения были более чем шаткими и включали слишком много «если». Если Ева жива, если Ли Минь отвез ее именно в область, а не привязал к трубе в ближайшем подвале, отперев ржавый замок отмычкой, если он не бросил ее в лесу или не приковал там к дереву, а оставил Ершову именно в заброшенном здании…
Вопросов было слишком много, а ответов и времени – слишком мало.
Режиссер Селедкин спал до обеда и проснулся в хорошем настроении. Он сделал себе чайку, вытащил из буфета коробку розового зефира в шоколаде и уселся завтракать и смотреть, как солнечные блики сияют на белоснежном снегу. По тропинке, протоптанной в сугробе, прошел человек с елкой. Близился Новый год. Леня Селедкин съел одну зефирку, потом вторую.
– За папу, за маму, – цинично сказал он, глядя на градусник, висевший за окном и показывающий довольно сильный мороз.
«Да, мадам Гнучкиной не позавидуешь, – притворно вздохнул режиссер, – в яме, наверное, сейчас нежарко, не кормят, не поят, и даже нет телевизора».
Шутка про телевизор Селедкину понравилась, и он гнусно захихикал.
– С другой стороны, – продолжил разглагольствовать режиссер, – она же хотела сыграть главную роль в фильме ужасов про птицефабрику! Пусть вживается в образ, изучает фактуру. Коровник, конечно, не индюшатник, но при некоторой доле воображения и за неимением лучшего – сойдет.
Он съел еще одну зефирку, которая показалась ему вкуснее, чем предыдущие.
– Кстати, о папе, – сказал он сам себе, – надо бы ему позвонить. Он – человек уже пожилой, а квартирка-то у него о-го-го! Тут нужен глаз да глаз, папенька у меня вдовец, еще женится на какой-нибудь бойкой студентке-лимитчице, и не видать мне наследства, как своих ушей.
Но папе Селедкин не позвонил. Где-то в глубине души его мучил острый стыд за свой моральный облик, и он боялся, что после разговора с отцом муки совести станут еще острее.
– Лучше я кино посмотрю. Голливудское, – решил режиссер. – А отцу позвоню завтра.
Но спокойно посмотреть фильм у Лени не получилось. Примерно на середине картины его осенила неприятная мысль.
«А вдруг кто-нибудь найдет ее? В силосной яме? Живую? – ужаснулся режиссер. – Например, какие-нибудь местные жители, тырящие стройматериалы? Или заблудившиеся спортсмены? Или подростки? Или, хуже того, милиция!»
Раньше Селедкину казалось, что Гнучкина совершенно точно не переживет морозную ночь в яме, но сейчас его начали одолевать сомнения. В конце концов, его несостоявшаяся теща – женщина крупная, полная, а жир хорошо согревает длинными холодными ночами. Он встал, выключил видео и начал одеваться. Ему срочно нужно было проверить, жива ли мать его невесты Риты и шантажиста Жорика.
– Если скончалась, то я просто закопаю яму. Если не скончалась, то тоже закопаю, – решил он.
Леня вышел из квартиры и начал спускаться по лестнице.
Лес кончился внезапно, и «УАЗ» помчался вниз по склону и вылетел на залитое слепящим солнцем замерзшее озеро. На льду машину сразу же повело, закрутило, и Чайникова, отчаянно ругаясь, еле-еле вывела автомобиль на какое-то подобие колеи.
– Я даже и не предполагала, что ты знаешь такие слова, – растерянно пробормотала Диана, которую на минуту затошнило.
На озере был хороший обзор. Привстав, Люда увидела и бежевую «Ниву», и наглый красный «Паджеро», и ярко-зеленый «Крузер» Коровкина, и черный стремительный «Порш Кайенн» перед ним, и серый «Мицубиси Монтеро», отчаянно пытающийся уйти от «Порша», который наступал «Монтеро» буквально на задние колеса. И совсем вдали, у рощи, которая росла на противоположной стороне озера, стояла скирда, на которой был расположен пункт промежуточного контроля. Люда нажала на газ. Низкое, зимнее и очень яркое солнце ослепляло, свет отражался ото льда и дробился радугой, оставляя в глазах фиолетовые круги. Диана, на мгновение залюбовавшаяся этим царством Снежной королевы, скорее почувствовала, чем заметила, как серый «Монтеро» вильнул, наклонился, и вдруг его задние колеса взлетели в воздух, а кабина нырнула вниз. «Порше» сделал на льду полицейский разворот, уходя от столкновения, по льду пошли трещины, на белой гладкой поверхности выступила темная вода. Хлопнула дверца, в последний момент на ломающийся лед вывалились пилот и штурман «Монтеро», и большая мощная машина с тихим шелестом ушла под воду. Последней исчезла выхлопная труба. Раздался плеск. Зеленый «Крузер» снизил скорость и осторожно попятился от полыньи. Пилот и штурман «Монтеро» смотрели на темное пятно, проглотившее их стального коня, со смесью шока и недоверия.
– Садитесь! – прокричал Коровкин экипажу погибшей машины. – Залезайте ко мне! Я отвезу вас на берег! А потом, когда гонки закончатся, мы вытащим ваш внедорожник. Тут мелко.
Мимо полыньи, грустного экипажа и примкнувшего к ним хозяина «Хладожарпромторга» промчались красный «Паджеро» и бежевая «Нива». Они даже не снизили скорость. Люда притормозила.
– Уезжайте оттуда! – закричала она в окно. – А то сейчас и вы провалитесь! Трещины расширяются!
Увидев, что к зеленому «Крузеру» тянется черный язык воды, Коровкин стремительно затолкал в свой автомобиль ошеломленный экипаж погибшего «Монтеро» и запрыгнул сам.
В этот момент его передние колеса ушли под воду, и огромный зеленый внедорожник угрожающе накренился.
Чен быстро раздевал проститутку, которая смотрела на Ли Миня чем дальше, тем с большим беспокойством. Богатый опыт и недюжинная интуиция подсказывали девушке, что с этим парнем нужно держать ухо востро.
– Ты знаешь, я садистов не люблю, – сказала блондинка, – если ты из таких, то я, пожалуй, пойду. И денег мне не надо.
Чен вытащил из кармана зеленые банкноты и помахал у девушки перед носом. Она заколебалась. Ли Минь продолжил стаскивать с блондинки майку, короткую юбку и колготки. Колготки зацепились, Чен рванул тонкую ткань, раздался треск. Девушка протестующе закричала.
– Ничего, купишь себе новые, – процедил Ли Минь сквозь зубы.
Он толкнул блондинку на кровать, на ходу расстегивая ремень брюк.
– Двести долларов и ни центом меньше, – отрезала девушка, оценив его антропометрические характеристики.
Чен ничего не ответил. Он потянул за пряжку, и через секунду у него в руках оказался ремень. Ли Минь взмахнул им в воздухе – кожаный конец пролетел в сантиметре от лица блондинки.
– Ты что? – взвизгнула девушка. – Я, ты думаешь, чем торгую! А ты мне лицо норовишь испортить!
Чен навалился на блондинку, на мгновение придавил ее, а когда отпустил, руки девушки оказались привязанными к спинке кровати.
А потом Ли Минь взял порванные в клочья колготки и завязал блондинке рот.
– Интересно, – сказал Чен вполголоса, – у тебя настоящие волосы или тоже парик?
И он сильно потянул блондиночку за осветленную перекисью прядь.
Ева копала, тяжело дыша. Канавка вокруг столба углублялась. К сожалению, движения девушки были скованы и их амплитуда была маленькой. Зато Ершова постепенно согревалась.
– Ах он гад, – храбро сказала Ева, вспоминая Ли Миня, – вот поймаю его, мало не покажется!
Ямка постепенно углублялась, но до основания столба Ершова никак докопаться не могла. Земля смерзлась, желтая сухая солома впивалась в руки.
– Ничего, дело движется, – пробормотала Ершова, – главное, не сдаваться. Если я выживу, то смогу рассказать о Ли Мине кое-что интересное. Например, что у него в детстве была ручная анаконда, что он заподозрил во мне контрразведчицу, а сам факт таких мыслей свидетельствует не в его пользу. Потому что контрразведку боятся только те, кто является шпионом. Все. Точка. На воре и шапка горит.
Ей послышался слабый крик со стороны силосной ямы.
– Мадам Гнучкина! Как вы себя чувствуете? – закричала Ева. – Я пытаюсь сделать подкоп под столб, к которому привязана!
