Фрэнк Грубер - Говорящие часы
— Идите прямо через холл в кабинет номер три. Мистер Теймерек ждет вас.
Пол холла устилал красивый ковер, стены были обшиты сосновыми панелями. Джонни толкнул дверь, на которой сверкала цифра «3» из чистого золота, и вошел.
Уилбур Теймерек поднялся из-за массивного стола:
— Мистер Флетчер? По-моему, ранее я не имел удовольствия вести с вами дела.
Он и Джонни обменялись рукопожатиями.
— Рад познакомиться, мистер Теймерек, — произнес Джонни с достоинством. — Это мой компаньон, мистер Крэгг.
— Очень приятно. Мистер Крэгг, насколько я понял, вы не из этих мест?
— Правильно. Э-э… Канзас-Сити.
— Канзас-Сити? Я там часто бываю. А где находится ваш магазин, мистер Флетчер?
— Какой магазин? У меня нет магазина.
— Рассылаете товары по почте?
— Разумеется, нет.
Теймерек удивился:
— А мисс Симпсон сказала, будто вас интересуют часы.
— Ну с чего она взяла? — воскликнул Джонни. — Я только сказал, что хочу купить несколько штук часов, вот и все.
— Не понял. Если вы не занимаетесь часами…
— Я тоже не понял. Если вы занимаетесь часами, а я нет, то я не имею права купить у вас часы? Часы марки «Бриллиант» служили мне много лет и разбились. Отличные часы. Мы с мистером Крэггом оказались в Нью-Йорке, и я подумал, зайду-ка к вам и куплю новые. Моему другу, мистеру Крэггу, тоже нужны часы. М-м-м… Скажите, нам сделают скидку? Как-никак мы пришли прямо на завод…
Лицо Теймерека побагровело, и можно было подумать, что его вот-вот хватит апоплексический удар. Он с шумом втянул воздух и процедил:
— Я понял, кто вы такие! Сначала до меня не дошло. Вы — те парни, что сидели в Миннесоте с Томом Квизенберри.
— Ой! — вздохнул Сэм Крэгг.
— В Миннесоте? — тихо переспросил Джонни.
Теймерек перевел дыхание:
— Не волнуйтесь. Дайана Раск рассказывала мне о вас. Мне известно все, как вы оставили в отеле на ее имя закладную квитанцию и остальное.
— Ах вот что! — сказал Джонни. — Стало быть, вы с ней знакомы.
— Мисс Раск — мой очень хороший друг. Более того, шериф того города, где все случилось, говорил со мной по телефону. Это я передал всю информацию Эрику Квизенберри.
— Понятно. Значит, вы в курсе. — Джонни помолчал. — Тогда, мистер Теймерек, я выкладываю на стол все свои карты. Мы с другом в беде. Нас в любую минуту могут арестовать. Но уж если мы не оставили у себя ломбардную закладную, а отдали ее мисс Раск, это должно убедить всех, и вас в том числе, что мы не убивали Тома Квизенберри.
— Я, как и Дайана, убежден в вашей невиновности. Но раз уж не вы, тогда Тома убил тот, другой арестант. Ведь в камере находился еще один человек, да?
— Да. Он ранил ножом констебля и убежал, а мы за ним. Но мы его проморгали. А если точнее — за углом его ждала машина. Представляете?
— Дайана упоминала о машине. Но уж если вы его чуть не схватили, то должны были разглядеть номерные знаки…
— Номера были сплошь заляпаны грязью. Вот в чем дело! Он наверняка установил их накануне. Ставлю доллар против «Бриллианта» — через три-четыре километра он знаки сменил. Чертовски загадочный бродяга! Том это тоже отметил. Иначе не отдал бы мне ночью квитанцию из ломбарда.
— Они оба уже были в камере, когда вас туда привели?
— Да. Том к тому времени сидел там уже дня два. А бродягу впихнули за час-другой до нас. — Джонни прочистил горло. — А старого Саймона жаль. Тяжело ему пришлось…
— Не сказал бы! За последние два года кого только он не обвел вокруг пальца!
— Как это?
Уилбур Теймерек передернул плечами.
— У старика был довольно крутой нрав. Ни цента в долг не давал и не занимал. Не думаю, что у него был хоть один друг.
— Даже здесь, на фирме?
Теймерек покачал головой:
— Если имеете в виду меня, то нет. Последние два года, с тех пор как Саймон оказался прикован к инвалидной коляске, фактически все дела веду я. Меньше всего я ожидал… — Он замолчал и многозначительно посмотрел на Джонни: — По-вашему, сколько миллионов оставил после себя Саймон Квизенберри?
— Пять или десять, — предположил Джонни.
Теймерек усмехнулся:
— Любой бы так подумал. А если я вам скажу, что Саймон разорился вчистую? Что даже это предприятие заложено и перезаложено?
— Хотите сказать, у него остался всего какой-нибудь миллион?
— Хорошо, если тысяча. Саймон ра-зо-рен.
— И все же я не назвал бы его нищим. В пригороде есть скромный домишко, где двадцать комнат, если не больше, и коллекция редчайших часов, которая потянет на полмиллиона…
— Все заложено! Под часы он как раз занял полмиллиона. Одни грек оказался сущим глупцом — дал ему в долг деньги. Одно тем не менее утешает: остолопу Эрику придется пойти работать.
— Разве он не работает здесь, в компании?
Теймерек фыркнул:
— Штаны просиживает, если хотите знать. Саймон не доверил бы ему и марки на конверты наклеивать! Кстати, не уверен, что Эрик справился бы с такой сложной задачей.
— Из сказанного вами остается сделать вывод, что Эрик Квизенберри вам поперек горла.
Теймерек нахмурился:
— Да, я его не терплю, а он не выносит меня. Скажите, Флетчер, чем вы занимаетесь? Уж не сыщик ли вы?
— Господь с вами! Я книгами торгую…
— Тогда к чему все ваши расспросы? К чему вы клоните?
Джонни усмехнулся и вышел из кабинета.
Очутившись на улице, Сэм Крэгг поинтересовался:
— Что это тебе дало?
— Я выяснил, что старый Саймон был беспокойным субъектом. И кое-что еще. Во-первых, Теймерек не был у него на похоронах. А во-вторых, он не любит Эрика Квизенберри. Думаю, он завидует ему.
— Ладно, теперь ты это знаешь. Ну и что толку?
— Пока не знаю.
Они вернулись в отель пешком и поднялись к себе в номер. Спустя минуту после того, как они закрыли за собой дверь, в нее постучали.
— Пибоди, — фыркнул Сэм. — Какого лешего ему надо?
Он подошел к двери и отпер ее. Ему ухмылялся Джим Партридж:
— Привет, здоровяк!
Сэм что-то пропыхтел в ответ, а Джонни крикнул:
— Входи, Партридж! Тебя-то мы и ждали!
Партридж вошел, закрыл за собой дверь и сказал:
— Могу поспорить, что ждали!
— Вне всякого сомнения. Не хотелось спугивать тебя на улице, поэтому я позволил подняться за нами сюда.
— Вот даже как?
— Вот так! — усмехнулся Джонни. — Ты слонялся у здания «Часовой компании Квизенберри». Увидел, как мы оттуда вышли, и за нами.
— Ну ты силен! Не могли вы меня видеть.
— Ладно, не видели. Но наверное, так все и было, потому как никто не знает, что мы остановились в этом отеле. Итак, что у тебя на уме, Партридж?
— Вы ведь не ожидали, что я останусь в Коламбусе?
Сэм Крэгг издал звук, похожий на рычание, а потом обхватил Партриджа, прижал его руки к бокам и обыскал частного детектива. Результатом обыска явился автоматический пистолет, который Сэм швырнул на одну из кроватей.
— Неужели нельзя было попросить вежливо? Я бы сам пистолет туда положил, — сказал Партридж.
— Не заливай, дядя! — хмыкнул Сэм. — Я сегодня не в форме, то есть хочется тебе снова ломать челюсть.
— Ну и грубиян же ты! — задумчиво произнес Партридж.
— Какой есть.
— Садись, Патридж, — сказал Джонни. — Поговорил? Теперь мне известно намного больше, чем в Коламбусе. Видел твою бывшую жену.
— Бониту? Как она?
— А сам разве не знаешь?
— Пять лет ее не видел.
— Вы разве не на пару с ней работаете?
— Я работаю на себя, — хохотнул Партридж.
— Чушь!
— Хотите верьте, хотите нет. Поговори как-нибудь с Бонитой. Спорим, она скажет, мол, лучше увидит кого угодно, только не меня! Я-то знаю, где собака зарыта.
— Где же она зарыта, эта собака?
— Это один из моих козырей. Флетчер, а в Огайо я тебя недооценил. Но вы сваляли дурака, потому как вернули часы девчушке Раск. Часики-то стоят кучу денег.
— Правильно. Поэтому я и отдел их мисс Раск. И что?..
— Саймон Квизенберри был чертовски богат.
— Вот и не угадал! Он умер нищим.
— Нет, — возразил Партридж. — А его коллекция на миллион баксов? А поместье? Я уж не говорю о компании…
— Все заложено. Даже коллекция. Кроме «Говорящих часов». Он завещал их внуку.
— Который отправился на тот свет прежде Саймона.
Джонни задумчиво посмотрел на частного детектива:
— Слушай-ка, Партридж! Тома нет в живых, а часы? Возвращаются к родственникам?
— Зависит от того, как это пункт изложен в завещании старого Саймона. В любом случае часы сами по себе очень дорогие. Думаю, их можно заполучить.
— С помощью Бониты, твоей козырной карты?
— Вы не знаете старушку, — насупился Партридж. — Я был ее мужем. Видите вон ту латунную пепельницу? По сравнению с Бонитой она мягче масла! Бывшая моя любит только себя — решительно и бесповоротно.
