Джерард Келли - Тайна Шерлока Холмса
— Бедняжка Анна! — вздохнул я. — Ума не приложу, как ей обо всём рассказать.
— Если хотите, старина, я возьму это на себя. — Холмс обнял меня рукой за плечи.
— Благодарю вас, Холмс, однако вынужден отказаться. Я считаю, что обязан рассказать ей плохие новости сам.
Поблагодарив констебля, мы остановили первый попавшийся кэб и отправились домой на Бейкер-стрит.
У двери нас ждал мальчик-курьер с конвертом для Холмса.
— Это вам из Скотленд-Ярда, — пояснил юноша.
— Ах да, — вспомнил Холмс, — фотографии, которые нам обещал Хопкинс. Быстро же он управился.
Холмс дал пареньку на чай и, взяв в руки конверт, отправился наверх. В гостиной, пока я наливал нам обоим бренди, Холмс небрежно просмотрел фотографии. Покончив с этим, он швырнул их на стол и взялся за бокал. Вдруг мой друг застыл, так и не донеся бренди до рта. Медленно, задумчиво он отставил стакан в сторону и снова взялся за фотографии. В один миг великий сыщик совершеннейшим образом переменился. Я понял, что он едва сдерживает эмоции.
— Что случилось Холмс? — взволнованно спросил я. — Что вам удалось разглядеть?
— Цепи, Уотсон, цепи! — воскликнул мой друг. — Знаете, когда я увидел, как люди Хопкинса цепями прочёсывают Темзу, я ещё подумал, как мало людей знает, что даже самая прочная цепь с надёжными звеньями, если она достаточно длинна, может порваться под действием собственного веса!
— Ну да, это так, — пожал плечами я, — но только какое отношение это имеет…
— Как у вас с латынью, старина? — перебил меня Холмс. — Вам знакомо выражение «Mole ruit sua»?
— Какой доктор не знает латыни? — улыбнулся я. — Эта фраза означает «рушиться от собственной тяжести».
— Именно, Уотсон, именно так!
Холмс подошёл к шкафу и вытащил из ящика увеличительное стекло. Вернувшись к столу, он выудил из груды фотографий один из снимков и принялся внимательно его изучать. Я подошёл к другу и глянул на фотокарточку через его плечо. Снимок был сделан со стороны ворот. На нём я увидел фасад церкви с двустворчатыми дубовыми дверьми, квадратную башню с часами и оскалившиеся контрфорсы. По четырём углам башни прямо под зубцами располагались водосточные трубы, верхушки которых были выполнены в виде голов горгулий. Часы показывали четверть восьмого, и, судя по освещению, как раз начинало темнеть. На дорожке бесформенным тюком лежало тело Арнольда Сомса.
— Ну же, Холмс, что вам удалось разглядеть? — повторил я вопрос.
Мой друг отложил увеличительное стекло. Я заметил, что его руки слегка трясутся.
— Неужели… неужели… — дрожащим голосом произнёс он. Глубоко вздохнув, Холмс повернулся ко мне: — Уотсон, вы, наверное, уже не раз слышали от меня, что когда все остальные версии произошедшего оказываются ошибочными, последняя, сколь бы невероятной она ни представлялась, является верной.
— Я не отрицаю… — начал было я, но Холмс меня не дослушал:
— Я ни за что не прощу себе, если вселю в вас надежду, которая на поверку окажется ложной. Поэтому, старина, будет лучше, если я вообще вам в данный момент ничего не скажу. А сейчас прошу меня простить. Мне надо вернуться к церкви Святого Альбана.
— В таком случае, я с вами, — заявил я, подхватывая пальто и шляпу.
Вскоре мы уже мчались обратно в Кеннингтон настолько быстро, насколько позволял снег. Я изо всех сил пытался выведать у Холмса, что именно он обнаружил на фотографии, однако единственное объяснение, которое мне удалось из него вытянуть, звучало следующим образом:
— Вы часто говорите, мой друг, что у меня есть дар, доставшийся мне свыше, и я всякий раз пытался убедить вас в обратном. А вот сейчас я начинаю верить, что в ваших словах, возможно, есть зерно истины. — С минуту помолчав, Холмс продолжил: — Порой, Уотсон, у меня возникает ощущение, что боги Олимпа развлекаются, играя нами, смертными, себе на потеху. Они хитростью заманивают нас в ловушку, но при этом оставляют подсказку, выход из лабиринта, который могут разглядеть лишь избранные, да и то нечётко, гадательно, как бы сквозь тусклое стекло.
Я не был уверен в том, что понимаю, о чём говорит Холмс, однако ответил:
— Если всё так, как вы говорите, старина, тогда вы — лучший из всех этих избранных.
Подъезжая к церкви, мы увидели, как по улице идёт Дженнингс в компании другого констебля. Со всей очевидностью было ясно, что оба они возвращаются в полицейское управление. Холмс немедленно приказал остановить экипаж. Выскочив из кэба, он сунул извозчику деньги и прокричал:
— Любезный, как можно быстрее доставьте этих полицейских в Скотленд-Ярд! — Повернувшись к Дженнингсу, он велел: — Передайте инспектору Хопкинсу, что я жду его у церкви. Пусть немедленно едет сюда. Так ему и скажите: «Шерлок Холмс считает, что в убийстве обвиняют невинного человека».
Дженнингс взял под козырёк:
— Слушаюсь, мистер Холмс, всё сделаю. За мной, Смит! — С этими словами оба констебля забрались в экипаж, и он скрылся из виду.
Мы с Холмсом поспешили к церкви. Остановившись у ворот, мой друг замер и, задрав голову, воззрился на башню.
— Сходится, — прошептал он, — всё сходится.
Затем, резко повернувшись ко мне, Холмс произнёс:
— Если бы здешние прихожане жертвовали на ремонт крыши больше денег, сейчас Саймон был бы на свободе.
— Прошу прощения Холмс, но вы меня окончательно запутали. Я совершенно не понимаю, о чём вы говорите.
— Бедный Уотсон, — ласково улыбнулся мне Холмс. — Когда я рассуждал о ваших добродетелях, я совсем забыл упомянуть о вашем стоическом терпении. Подождите ещё чуть-чуть, и я уверен, что смогу ответить на все ваши вопросы.
Он медленно пошёл по тропинке, внимательно посматривая по сторонам на землю.
— Эврика! — неожиданно вскричал Холмс и нагнулся, чтобы поднять присыпанный порошей предмет. — Глядите, Уотсон! — воскликнул он. — Вот вам и орудие убийства!
Мой друг быстро стряхнул со странного предмета снег. Им оказалась большая сосулька.
— Хотите сказать, что Сомса убила сосулька? — недоверчиво спросил я.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, Уотсон. — Холме ткнул пальцем в башню и сказал: — Взгляните на горгулий и скажите, что вы видите.
Я поднял взгляд и ахнул:
— Святые Небеса! С каждой из них свисает по здоровенной сосульке. С каждой, кроме той, что ближе всего к нам.
— Совершенно верно, Уотсон. В этом нет ничего удивительного, поскольку недостающую сосульку я сейчас держу в руках. Помните, я сказал, что даже стальная цепь рвётся под действием собственного веса, если она достаточно большой длины? Врать не буду, я не знаю предела прочности льда, однако мне представляется очевидным, что эта сосулька обломилась от собственной тяжести и упала вниз. Сорвавшись с башни, она покатилась по крыше корпуса церкви. Видите след на снегу? Бьюсь об заклад, угол ската крыши составляет ровно тридцать два градуса. Потом, свалившись с крыши, она вонзилась в спину алтарника.
Холмс повертел сосульку в руке:
— На мой взгляд, она весит больше килограмма. К вашему сведению, Уотсон, сила является произведением массы и ускорения. Сила удара, когда сосулька сорвалась с крыши, оказалась вполне достаточной, чтобы убить Сомса наповал, раздробив ему позвоночник.
От восхищения великим детективом у меня перехватило дыхание.
— Холмс, у меня буквально нет слов! Мне остаётся лишь повторить, что ваша способность к дедукции дана вам свыше.
— Так что вашу племянницу Анну ждут хорошие новости, — довольно улыбнулся Холмс.
— Спасибо, Холмс! — Я с жаром пожал его руку.
— Рад был помочь, старина, — кивнул он.
— Знаете, Холмс, кое-чего я до сих пор не понимаю, — немного помолчав, признался я.
— Спрашивайте, Уотсон, я с радостью вам всё объясню. Заодно убьём время, пока ждём Хопкинса.
— При чём здесь пожертвования на ремонт крыши?
— Если бы в церкви вовремя заменили кровельные желоба, Соме остался бы жив. Сосулька, скатившись по крыше, попала бы в жёлоб и закончила там свой путь, — рассмеявшись, пояснил Холмс.
— Ну конечно! Как же я сам не догадался?
— Ещё вопросы?
— Почему ни инспектор, ни Батлер не нашли сосульку?
— Всё просто: они её не искали. Они искали стилет. Мне удалось обнаружить сосульку исключительно потому, что я изначально знал, что мне нужно.
— А почему сосулька лежала на некотором удалении от тела, а не сразу подле него?
— Уотсон, — покачал головой Холмс, — попытайтесь ещё раз представить, что здесь произошло. Сосулька падает с башни, ударяется о крышу. Скорее всего у неё откалывается кончик. Потом она стремительно катится вниз, срывается и вонзается в спину алтарника. Он падает на землю и умирает. Теперь сосулька находится под углом примерно шестьдесят градусов к вертикали. Та часть сосульки, что находится в ране, тает под воздействием тепла тела, а большая её часть отламывается и катится вниз по тропинке, идущей под уклон. Поскольку сосулька сужается к концу, она катится по дуге и в итоге останавливается у самого края тропинки, где я её и нахожу.
