Эд Лейси - Блондинка в бегах
- Я же рассказывала: первый же адвокат, к которому я пришла, меня вышвырнул.
- Но ведь есть другие!
- У меня же не было ни гроша, а адвокатам подавай бабки, особенно если речь идет о тяжбе с правительством. А потом, когда у меня деньги появились, я была так напугана и - пустилась в бега! А теперь спи. Я схожу поплаваю и почитаю газеты.
Я смотрел, как она надевает красный купальник и тапочки. Роуз послала мне воздушный поцелуй и побежала к пляжу. Я лежал на горячей кровати, раскинув руки, и пытался думать. Может быть, Роуз все-таки меня дурит? Похоже на то. Хотя её слова о том, как она меня любит, скучает и прочее, было похоже на правду. Роуз говорила об этом и до того, как я стал расспрашивать о её прошлом. Беда только, что вся её исповедь казалась бредом собачьим. Впрочем, я сомневался, что она способна выдумать такую чушь. Да к тому же она могла бы мне ни слова не говорить и оставить все так, как было до сих пор.
Я пошел в сортир и через окошко увидел Роуз загорающую на палубе "Морской принцессы" с газетой в руках. Я подвинул кровать и поднял сломанную планку пола. Она держала деньги в несгораемом металлическом сейфе в подполе. Комбинацию цифр я, конечно, знал. Вытащив из сейфа письма, я стал рассматривать листочки. Аккуратный почерк, стремительно выписанные буквы. Старик Йозеф и впрямь имел твердую руку. Я не мог разобрать ни слова - рукопись казалась смесью немецкого и ещё какого-то языка. Наверное, стоило показать страничку Анселю - он читал на нескольких языках и смог бы разобрать хоть что-то. Но это было рискованно. Я пролистал несколько страниц - ни диаграмм, ни цифр. Я даже подумал, уж не описание ли это какого-то открытия, какой-нибудь новой атомной бомбы или чего-то в том же духе. Я завернул бумаги в клеенку и убрал сейф на место.
Закурив сигару, я улегся в кровать. Каким бы невероятным ни казался мне её рассказ, эти письма все-таки придавали ему достоверность. Так что ничего не оставалось, как поверить Роуз на слово.
Некоторое время я сосредоточенно курил сигару, стараясь привести в порядок свои так называемые мысли. "Попробуй подойти к её рассказу с другой стороны", посоветовал я себе. "Возможно, она и в самом деле была увлечена этим Йозефом, а после его гибели психанула, вообразила, что за ней все охотятся все кому не лень. Даже если бы он был ей совершенно безразличен, она все равно могла психануть, поняв, что лафа в её жизни кончилась. Но чем же все-таки промышлял этот Йозеф? Чем-то он все же занимался - не только ведь каждый божий день читал эти иностранные газеты! И откуда эти деньги? Может, он гробанул банк? Но почему же в новостях не сообщили о его убийстве? Впрочем, легавые всегда себе на уме. Может, Йозеф с Кислым гробанули банк и полиция теперь боится, как бы Кислый теперь вообще не слинял, прочитав об убийстве в газетах...
Так, ну-ка давай перейдем к Роуз. У них на неё ничего нет - иначе бы они и её не отпустили. Это как пить дать. Она напугана до смерти, без гроша в кармане - и вдруг обнаруживает у себя в чемодане кучу денег, что ей подбросил Йозеф. У неё в голове возникает одна мысль - бежать! Теперь предположим, что легавые её возьмут - если, конечно, они и впрямь за ней охотятся. В чем её можно обвинить? Деньги принадлежали её мужу, значит, по закону они сейчас принадлежат ей. А если они краденые, то ведь Роуз об этом и не догадывалась. Ей, во всяком случае, об этом не доложили. Худшее, что могло нас ожидать, - это если ей придется вернуть оставшиеся деньги. Но это вряд ли. Прошло уже больше года, и она теперь Роуз Уэйлен. Бороздит на яхте моря Атлантики. Да и если учесть, какой она проделала трюк на островах очень, надо заметить, остроумный - то сейчас, по прошествии нескольких месяцев, можно предположить, что её дело закрыто. Мы в безопасности. Вот то самое главное - нам ничего не грозит!
Я затушил сигару, встал и встряхнул простыню, чтобы немного её охладить. Потом прыгнул обратно в кровать и уснул сном праведника.
Проснулся я к вечеру и так здорово себя чувствовал, что даже решил побриться. Потом поплыл к яхте, с удовольствием слизывая соленые капли воды с губ. Ансель сидел рядом с Роуз - оба читали купленные мной журналы и газеты. Животик Анселя тяжело вывалился из штанов цвета его кожи.
Роуз выглядела сногсшибательно: крепкое тело расслаблено, ветер треплет белокурые локоны. У неё была привычка читать, шевеля губами.
Я спустился в каюту за сэндвичами и холодным пивом. Но мне ещё кое-чего хотелось. Мне хотелось знать, правду ли рассказала мне Роуз. Ведь, вполне возможно, мне суждено прожить с ней остаток дней. Если только она меня не бросит. Но если она решила остаться, что ж, замечательно, тогда мне тем более надо знать правду. Разумеется, я понимал, что обманываю себя. Все дело в том, что мне ужасно хотелось оказаться в Нью-Йорке вместе с Роуз. Мда, непросто мне придется уговорить её - раз она так боится. Но все же ответ был и так ясен: я сумею настоять на своем. Если Роуз мне наврала, она просто откажется ехать - и все. Но если она рассказала мне правду, я смогу убедить её в том, что ей нечего бояться...
Я поднялся на палубу. Роуз оторвала глаза от модного журнала и улыбнулась. Ансель вскрыл последний кокос из тех, что я приобрел на Гаити. И по своему обыкновению завел занудную лекцию о том, сколь несправедливо относятся люди к кокосовому ореху. Хлеб, видите ли, называют основой жизни, а вот кокос не только служит пищей доброй половине человечества, но и обеспечивает одеждой, посудой, маслом, является строительным материалом и проч.
Ансель разорялся, но я не слушал. Я занимался своим любимым занятием изучал Роуз. Не глядя на неё в упор, а следя за её отражением в воде. Стайки крошечных, точно хромированных, рыбок шныряли у поверхности, превращая водную гладь в разбитое зеркало. Роуз пребывала в отличном расположении духа и комментировала новые фильмы, которые должны были попасть в местные кинотеатры лет эдак через десять. Еще её забавляли новинки моды.
Меня тревожила одна мысль: попроси я её сейчас отправиться со мной в Нью-Йорк, она бы догадалась, что я ей не верю. Это бы её разозлило и она бы могла просто уйти! А этого мне совсем не хотелось. Я мог бы придумать повод для возвращения в Штаты - например, мотивировав это необходимостью починить мотор. А если бы я был поумнее - чего нет, того нет, увы - то сумел бы обтяпать все таким образом, что она бы сама мне предложила поехать в Нью-Йорк.
Я смотрел на воду и любовался ею. Вдруг небо потемнело. Ветер стих. Я повернулся на спину и устремил взор в нависшие тучи. Ансель объявил, что к утру будет дождь. На что Роуз предложила поскорее перенести все вещи с яхты в хижину. Пока она копалась в каюте, Ансель помог мне загрузить шлюпку и перенес мои гостинцы в свою развалюху. Отчаливая, он поинтересовался, не хочу ли я перед ужином поохотиться на нутрий. Они, мол уже появились в окрестных болотах. Нутрии здесь встречаются размером со среднюю собаку, хотя это водяные крысы коричневой масти с белыми пятнами. У них очень нежное мясо и я обожаю его жарить. Но Роуз никогда их не ест, потому что для неё они простые крысы.
Я сказался усталым. Островитян хлебом не корми - дай только поохотиться на нутрий, и если кто-то увидит хоть одну, то на тропу войны выходит вся деревня. В суматохе можно даже получить пулю в спину. Было бы обидно оказаться подстреленным и лишить себя возможности сгонять в Нью-Йорк...
Ансель уплыл, и Роуз стала перевозить вещи на берег. Я отдраил палубу, вымыл каюту - и "Морская принцесса" стала как новенькая. Смазав мотор и убрав паруса, я присоединился к Роуз.
Когда мы перенесли свои пожитки в хижину, уже смеркалось и в воздухе висело плотное душное марево. Мы обливались потом и едва успели подойти к воде, чтобы смыть с тел липкую пленку, как хлынул ливень. Мы разделись догола и встали под небесный душ.
Я думал, что дождь зарядит надолго, но на следующее утро, а точнее к полудню, когда мы проснулись, уже вовсю светило солнце. Правда, утром следующего дня дождь опять лил как из ведра. И не переставал потом пять дней кряду. Мне непогода не мешала: в дождь у меня крепкий сон. Роуз скучала и пыталась слушать пластинки на стареньком стереопроигрывателе. Но бедняга совсем не фурычил: видно, все островитяне как сговорившись включили все свои электроприборы, и напряжение сильно упало.
На второй день электричества опять не хватало, и мы даже не могли читать при тусклом свете. Да тут ещё откуда ни возьмись повылезали мошки да жучки, которые в дождливую погоду прекрасно себя чувствуют - они нам страшно докучали. Я видел, что на Роуз постепенно находит уныние.
Я всегда мог вывести её из этого состояния, но теперь не хотел даже и пытаться. У меня был тайный план, и дождь стал моим верным сообщником. Я мечтал, чтобы ливень не утихал ещё месяц!
И вместо того, чтобы как-то её утешить, я напротив орал на нее, в общем-то вел себя как последний гад. Я ждал, когда же с ней случится истерика с рыданиями - тогда уж точно будет ясно, что она совсем плоха... На четвертое или пятое утро она надулась, и мы не разговаривали весь день. Я решил, что удобный момент настал, однако Роуз, похоже, держалась. Последней каплей, переполнившей чашу её терпения, было вот что. Как-то к нам в хижину заглянула миссис Ансель, и Роуз шепнула мне, что ни под каким видом не сядет играть с ней в карты. Но миссис Ансель пришла к нам за ватой. У неё заболел скарлатиной малыш. Роуз посоветовала немедленно отвезти малыша к врачу в Джорджтаун, но миссис Ансель подняла её на смех: она намеревалась обтереть ребенка ватой, смоченной ромом, и сбить температуру. Держалась она невозмутимо и все повторяла, что природа должна взять свое и чем скорее малыш переболеет, тем же для него лучше.
