Николай Почивалин - Выстрел на окраине
Антон растерянно топтался на месте, оглядывался, потом решился — пересек Ленинскую и на противоположном углу снова отпустил поводок.
— След! След!
Пик метнулся влево, затем вправо, описал полукруг — шерсть на загривке поднялась, собака резко рванула поводок.
— Все! — облегченно крикнул Антон.
Пик пробежал несколько домов и сразу же за кинотеатром уверенно, словно он много раз бывал здесь, свернул во двор.
Здоровый рыжий пес с лаем бросился на Пика. Тот мгновенно остановился, предостерегающе лязгнул зубами.
— Альма, назад! Альма! — закричала женщина, убирающая с натянутой веревки стираное белье.
Теперь на первый план выдвинулся Меженцев. Пока Антон отводил в сторону Пика, начавшего уже заинтересованно обнюхиваться с рыжей Альмой — инстинкт иногда сильнее всякой выучки, — лейтенант Меженцев поздоровался с женщиной, начал расспрашивать, кто живет во дворе.
— Скажите, а вот такого жильца нет: высокий, ходит в пиджаке и сером свитере, а вот здесь у него на лице большой шрам?
— Как же, как же, есть! — узнала женщина. — Митясов вроде его фамилия. Из заключения он недавно. Пустила его соседка на квартиру, да и сама не рада. Пьет все время и дружков таких же водит. Сейчас, поди, спит: я утром на базар шла, он мне в воротах встретился — ну, скажи, в дымину пьяный. Это с утра-то пораньше! Вон в этом флигельке живет.
Меженцев энергично крутнул рукой — пошли!
Пик, уже поборовший минутную любовную вспышку, летел к флигелю, стоящему в глубине двора.
В сенях офицеров встретила пожилая женщина. Когда ее спросили, дома ли жилец, она горько вздохнула:
— Дрыхнет, наказанье господнее! Замаялась я с ним!
Митясов снимал отдельную угловую комнату. Меженцев открыл дверь. В лицо ударил тяжелый, муторный запах водочного перегара. Антон, пропустив вперед Меженцева, на секунду замешкался в дверях, ослабил, поводок. Пик рванулся, одним прыжком перемахнул комнату и, кляцнув клыками, рванул спящего на голой койке человека за штанину.
Человек приподнял красные, опухшие веки, вскочил, испуганно и зло закричал:
— Убери собаку! Убери, говорю!..
Антон сказал коротенькое «фу», и Пик, ворча, отошел в сторону, послушно встал у левой ноги хозяина.
— Вы Митясов? — коротко спросил Меженцев.
Все еще испуганно косясь на возбужденную овчарку, Митясов буркнул:
— Ну, я. Дальше что?
— Покажите паспорт.
— Пожалуйста. — Митясов порылся под подушкой, протянул новенький зеленый паспорт.
Меженцев бегло проглядел его, положил на стол.
— Давно из заключения?
— Без году неделя. Месяц.
— Работаете?
— Нет.
— Почему?
Митясов, наконец, оправился от испуга, мутными с похмелья глазами посмотрел на лейтенанта, почесался.
— Работы подходящей нет.
— Где успели напиться?
— В Доме колхозника, — с видимым удовольствием отозвался Митясов.
— Там водку не продают.
— Ну, значит, в другом месте, — невозмутимо согласился Митясов.
— На какие деньги пьете?
— Были, — уклончиво ответил Митясов, снова начиная почесываться.
Внимательно слушая ответы Митясова, Петров пристально всматривался в его опухшее безбровое лицо с расплывшимся на левой щеке шрамом, невольно задавался вопросом: как, каким путем докатывается человек до подобного скотства?
— Куда дели вещи, украденные сегодня на Почтовой? — резко спросил Меженцев.
— Это еще доказать нужно.
Меженцев кивнул на Пика:
— Доказал вон!
Митясов уже без всякой опаски посмотрел на овчарку, равнодушно пожал плечами.
— Это не человек — зверь. Она любого схватить может. Ты докажи!
— Ладно, докажем, — пообещал Меженцев. — Одевайтесь.
Митясов потянул висящий на спинке кровати пиджак. Из кармана, тускло блеснув, выскользнули часы.
Меженцев подхватил их на лету, упрекнул:
— Осторожно надо с вещью, тем более — чужой.
Митясов дернулся — Пик злобно заворчал. Меженцев, словно не заметив порывистого движения Митясова, спокойно читал надпись на крышке:
— «Машинисту И. Г. Колобову — за долголетнюю безупречную службу». Так, сточить не успел?
— Ладно, чего там. — Митясов вяло зевнул. — Веди.
— Может, сразу назовешь сообщника?
— Веди, там погляжу.
Высыпавшие во двор обитатели соседних домов удовлетворенными взглядами провожали маленькую выразительную процессию. Впереди, нахмурив красивые черные брови, ни на кого не глядя, шел молодцеватый лейтенант в синей шинели; за ним, надвинув на. самые глаза кепку, — Митясов; замыкал шествие скромный молодой человек в форменной фуражке и ватнике, на поводу у которого бежала рослая овчарка, не спускающая настороженного взгляда с узкой спины задержанного.
3
Питомник расположен во дворе управления милиции. Огороженная глухим забором просторная площадка похожа одновременно и на зверинец и на спортивный городок.
Слева, вплотную одна к другой, стоят шесть клеток с зарешеченными проволокой дверьми — вольеры. В них на свежем воздухе собаки отдыхают и едят, переговариваются на своем собачьем языке с соседями. Спят собаки во втором, крытом, отделении, куда ведет просторная лазейка. Там, за этой лазейкой, два помещения: одно легкое, летнее, второе — утепленное, зимнее.
Справа невысокий деревянный бум, двухметровый дощатый барьер, круто прислоненные к стене лестницы. Площадка подметена, снег утоптан множеством лап. Здесь под наблюдением своих проводников, как заправские спортсмены, служебные собаки тренируются.
Пик стремительно вылетел из клетки и, радуясь встрече с хозяином, с размаху вскинул на плечи Антона сильные лапы. Пик, конечно, не знал, что всякие «нежности» со служебной собакой запрещены, что ему предписаны только служебные функции, и смотрел на Антона преданным осмысленным взглядом. «А сахару принес?» — помимо всего спрашивали умные черные глаза.
— Пик, фу! — укоризненно сказал Антон.
Пик мгновенно убрал лапы, сел, ожидая дальнейших указаний.
Касаясь жесткой лоснящейся шерсти, Антон подвел Пика к буму, повелительно выбросил руку.
— Вперед!
Ощупывая когтями холодное скользкое дерево, Пик уверенно поднялся по наклонной, вышел на ровный брус.
— Сидеть!
Пик удобно уселся, поджав задние ноги, готовый, немедленно перебросить тяжесть тела на передние. Но проводник подал другую команду:
— Лежать!
Собака послушно вытянула передние лапы.
Команды следовали одна за другой.
Разбежавшись, Пик взлетел в воздух, повис передними лапами на барьере, уперся задними и перемахнул препятствие.
— Привет, лейтенант! — сказал вошедший в питомник старший инструктор Афанасьев, сухощавый, немолодой человек с сосредоточенным лицом и неулыбчивыми серыми глазами. Впрочем, сейчас на тонких губах старшего лейтенанта блуждала легкая улыбка. Это было так неожиданно, что Антон, поздоровавшись, поинтересовался:
— Андрей Николаевич, случилось что?
— А? Да нет, ничего. — Афанасьев взглянул на Петрова, словно прикидывая, поймет ли он, и опять удивил незнакомой мягкой усмешкой. — Понимаешь, встреча у меня сейчас какая была!.. Работал я проводником с Арсом, до тебя еще, ты его не знаешь. Восемь лет работал. А полтора года назад выбраковали мы его — слышать плохо стал, поизносился. Продали в универмаг. Кража у них там была, вот они собаку и попросили. На ночь оставляют. Слух у него неважный, а нюх — дай бог каждой медалистке! Жалко, конечно, было — привык я к нему, как ни говори. По телефону когда спросишь, как он там, а смотреть — ни разу не посмотрел. Зря это — собаку тревожить, пусть уж к новому скорее привыкает. Долго, говорят, скучала... Ну, вот. А сейчас иду мимо универмага, только это с угла повернул — собачища как на плечи прыгнет и лижет, и лижет! Арс! Тот-то, кто вел его, перепугался: первый раз это у него, чтобы собака к кому то бросилась. Народ смотрит, а я, знаешь, сухарь сухарем вроде, а тут расстроился. Арс, говорю, Арс!..
— Еще бы! — поддакнул Антон. — Вот мой Пик...
— Пик молодой, — перебил Афанасьев, — а это ведь столько времени прошло! Верное, брат, сердце у собаки — друг! Ты про собаку путешественника Седова читал?
— Нет, — смутился Антон.
— Обязательно почитай — полезно знать. Был у него в собачьей упряжке вожак — Фрам, любимец его. Так вот, когда Седова похоронили на острове Рудольфа, Фрам этот остался на могиле хозяина, не пошел со всеми. Представляешь: безлюдный обледенелый берег, могила и рядом собака, сама на смерть осталась. Не каждый человек на такое отважится!..
И, словно устыдившись своей растроганности, будничным, суховатым тоном Афанасьев осведомился:
— Ну, как тут у нас — все в порядке? Андрианыч ушел?
— Насмешил ныне Андрианыч, — улыбаясь, вспомнил Антон.
— Что так?
— Подошел я к питомнику, слышу, кто-то разговаривает. Я еще удивился — рано больно. Приоткрыл дверку, смотрю: ходит старый, прибирает в клетках и командует. Все наши команды усвоил: стоять, лежать, на место, вперед. Даже покрикивает. Командует, да так это серьезно, а собаки — ноль внимания. Ну, старик и рассердился, ворчит, слышу: ходи за вами, ироды, а вы без всякого уважения.
