Андерс Рослунд - Возмездие Эдварда Финнигана
Возможно, он видел это лицо прежде.
Брок включил компьютер, открыл нужную базу данных, ввел информацию, которую прислали из шведской полиции вместе с просьбой об оперативной помощи — фотография, известные персональные данные, отпечатки пальцев.
Потребовалось не так уж много времени, он всегда действовал быстро, даже когда уставал.
Брок допил кофе, снова зевнул и не сразу понял, что, собственно, он увидел.
Он покачал головой.
Ерунда какая.
Он сидел не шевелясь и смотрел на монитор, пока изображение не начало расплываться перед глазами. Потом Брок встал, прошелся по комнате, снова сел и решил повторить весь поиск заново. Он вышел из системы, отключил компьютер, подождал несколько секунд, затем снова включил, открыл ту же базу данных и еще раз начал поиск по тем же параметрам, описывавшим мужчину, которому всего час назад назначена мера пресечения в виде заключения под стражу в городе на севере Европы и который называет себя Джоном Шварцем.
Брок ждал, уставившись взглядом в крышку письменного стола, потом медленно перевел взгляд на экран.
Тот же ответ.
Марк Блок похолодел.
Неправда… Потому что это просто не могло быть правдой.
Человек на фотографии, тот, кого, ему показалось, он прежде видел, был мертв.
Эверт Гренс был уверен, что сам видел это. Он ждал этого двадцать пять лет. И плевать ему, что такое якобы невозможно. Анни видела корабль, и она махнула, несколько раз, рука качнулась вперед и назад. Это было сознательное действие. Гренс, как никто, знал каждый ее жест, каждое выражение лица, какое она была способна принять, знал, как может знать только тот, кто много лет прожил с ней рядом.
Это был один из прогулочных теплоходов, что ходит по Стокгольмскому архипелагу. Они там все одинаковые. Гренс отпихнул донесение о Шварце на угол письменного стола, положил перед собой пустой блокнот и позвонил в Ваксхольмское пароходство, обслуживающее все маршруты по стокгольмским шхерам. Громко выругался, услышав электронный голос, предложивший ему набрать добавочный номер, а потом еще один. «Я хочу поговорить с живым человеком!» — крикнул он в трубку и отшвырнул телефон. И остался сидеть с пустым блокнотом и лежащей перед ним трубкой. Чуть погодя он повернулся к кассетному магнитофону и поставил один из трех альбомов Сив Малмквист. Он прокрутил до «Песенки про Йона Андреаса», 1968, она отличалась от других и очень ему нравилась. Он прослушал ее от начала до конца — время звучания 4 минуты 15 секунд, — немного успокоился, промотал обратно, сделал тише звук и включил еще раз, а сам тем временем снова взял трубку. Тот же проклятый электронный голос, он нажимал туда и сюда, ждал там, где полагалось, и наконец услышал в ответ нормальный человеческий голос.
Эверт Гренс сообщил время и место, спросил, как называется судно, которое проходит мимо санатория. Он также выразил желание забронировать два билета на один из ближайших выходных.
Она была готова помочь, эта дама с настоящим голосом.
Корабль, которому Анни, как он знал, махнула, называется «Сёдерарм», он отходит от пристани Госхага в Лидингё и спустя сорок минут причаливает к острову Ваксхольм.
Ты сказала это.
Ты хочешь прокатиться.
Он снова прибавил громкость, в третий раз «Песенка про Йона Андреаса», он начал подпевать, встал и один затанцевал по комнате, представляя, что ведет Анни.
Кто-то постучал в его открытую дверь.
— Извини. Я пришла немного раньше.
Гренс посмотрел на Хермансон, кивнул ей, приглашая войти, и указал на стул для посетителей. А сам тем временем продолжал двигаться по ковру, оставалось еще несколько тактов.
Наконец он сел, на лбу у него выступил пот, он тяжело дышал.
Хермансон посмотрела на него и улыбнулась.
— Всегда та же самая музыка.
Эверт подождал, пока отдышится.
— Другой здесь нет. В этом кабинете.
— А ты открой окно. Там, Эверт, настоящая жизнь. Теперь другое время.
— Ты не понимаешь. Ты слишком молодая, Хермансон. Память. Единственное, что остается, когда многое прожито.
Она покачала головой:
— Ты прав. Мне этого не понять. Не очень-то я верю, что все так, как ты говоришь. Но танцуешь ты хорошо.
Гренс чуть было не рассмеялся. Редкий случай!
— Я немало танцевал. В свое время.
— Давно?
— Лет двадцать пять назад.
— Двадцать пять?
— Ты же видишь, как я выгляжу. Хромой, и шея не ворочается.
Они немного посидели молча. Потом Эверт наклонился и притянул к себе телефон.
— Подожди в коридоре, пока другие не придут. Мне нужно позвонить.
Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Гренс набрал номер санатория, попросил соединить с заведующим. Объяснил, что заберет Анни на морскую прогулку и хочет, чтобы с ними поехала сиделка. Та молодая женщина, Сюсанна, та, что учится на врача. Ему известно, что это будет для нее сверхурочной работой, и поэтому настаивает на том, что сам ей заплатит, но ему важно, чтобы это была именно она. Он выслушал возражения, но добился своего и выглядел очень довольным, когда снова распахнул дверь и впустил в кабинет троих, ожидавших в коридоре перед кофейным автоматом.
Свен пил кофейное нечто с искусственным молоком, Хермансон — что-то напоминающее чай, а Огестам, судя по запаху, шоколад. Гренс пригласил их сесть, а потом сам сходил за кружкой черного эспрессо без сахара.
Он допил его до половины и почувствовал, как тепло разливается по телу.
— Шварц.
Он посмотрел на собравшихся, они чувствовали то же самое. Кто бы это выдержал?
— Значит, Клёвье объявил прохвоста в розыск. Все англоговорящие страны уже получили ту информацию, которая нам о нем известна. Если он значится в какой-либо базе данных, мы узнаем об этом в ближайшее время.
Они все сидели на стареньком диване, на котором он обычно спал. Хермансон в середине, Свен и Огестам по краям.
— Что скажете?
Прежде чем заговорить, Хермансон подула на чай.
— В Канаде существует двадцать два Джона Шварца. Я просила сотрудника посольства на Тегельбаккен, того самого, что помог нам вчера, проверить всех.
— И?
— Ни один не имеет ничего общего с тем мужчиной, который в настоящий момент сидит в Крунуберге.
На верхней губе у Огестама осталась шоколадная полоска.
— Мы не знаем, кто он такой. И откуда взялся. Но зато нам известно, что он способен ударить человека ногой по лицу и в то же время до смерти боится своего прошлого. Вчера на слушании это было просто безобразно: он упал на пол и затрясся, когда объявили, что ему назначено взятие под стражу. Никогда ничего подобного не видывал!
Эверт Гренс хмыкнул:
— Охотно верю. У тебя шоколад на губе, как у ребенка. Да что ты вообще видел?
Ларс Огестам встал и забегал на тоненьких ножках по комнате, несколько раз провел ладонью по волосам, удостовериться, что челка зачесана как надо, он всегда так поступал, когда волновался.
— Я не видел, чтобы текущие расследования откладывали ради сравнительно незначительного дела. Я не помню, чтобы следователь пытался повлиять на выбор прокурором квалификации преступления.
Он еще раз провел рукой по волосам.
— Гренс, может, какие-то личные мотивы заставляют тебя уделять особое внимание этому делу?
Эверт Гренс с размаху ударил по одному из выдвинутых ящиков письменного стола.
— Да уж можешь не сомневаться! Знай ты, что это такое — причинение тяжкого вреда здоровью по башке, ты бы тоже «уделил особое внимание» этому делу, дружок.
Тут Гренс ухватился за выдвинутый ящик стола и, с силой оттолкнувшись от него, повернулся на своем стуле на полоборота, спиной к Огестаму, демонстрируя полное презрение.
Свен Сундквист не мог больше выносить эту перебранку между комиссаром уголовной полиции и руководителем предварительного расследования, он поспешил нарушить тишину, установившуюся, пока Огестам таращился на спину Гренса, и заговорил:
— Реакция Шварца. Не думаю, что это хоть как-то связано с тем нападением, в котором его теперь обвиняют.
— Продолжай.
— Я думаю, Эверт, что та покорность, которую он проявил во время ареста, та отрешенность, которая потом сменилась этим противным криком, свидетельствует о шоковом состоянии. Он напуган. Он боится чего-то, что случилось в прошлом, но связано с нынешним его поведением. Запертый. Под охраной. Арестованный. Он уже проходил через подобное, и это его тогда травмировало.
Эверт Гренс слушал. «А он не дурак, этот Свен, я порой забываю об этом, надо будет похвалить его при случае». Прежде чем заговорить, он молча посмотрел на всех троих, на каждого по очереди.
— Я хочу, чтобы вы его допросили. Сейчас. Как только мы разойдемся.
Огестам кивнул и повернулся к Свену:
