Анастасия Валеева - Дорогая находка
Званием капитана Руденко очень гордился, долго после повышения радуясь, что его наконец-то оценили по достоинству. Однако на самом деле – и Семен Семеныч в глубине души понимал это – он многим был обязан Милославской. Ряд громких преступлений был раскрыт фантастически быстро им и его помощниками именно под чутким руководством Яны Борисовны Милославской. При этом такое сотрудничество никогда не рождало в уме Семена Семеныча мысли об извлечении какого-то корыстного интереса из его отношений с гадалкой.
Милославская была одинока, а Руденко – женат, но это не мешало их общению, поскольку никакой любви, кроме платонической, основанной только и только на дружбе, между этими мужчиной и женщиной не существовало.
Семену Семенычу вообще никогда в голову не приходило греховодничать. Он был исключением из поговорки «Сколько волка ни корми, а он все равно в лес смотрит». И все благодаря его чудесной супруге, Маргарите Ивановне.
Жена Руденко была женщиной очень мягкой и добросердечной. Она умела вовремя обогреть благоверного теплыми словами, заботой. Не лезла с нравоученьями, когда видела, что он и без того не в духе, и – что особенно ценил сам Три Семерки и все его приятели – никогда не устраивала скандала, если Семен Семеныч возвращался домой навеселе. Всем вообще казалось, что кричать она не умела и не пробовала, как, впрочем, и вести тихую войну тоже. Поэтому в семье Руденко всегда все было мирно.
Кроме того, Маргарите Ивановне были подвластны все секреты кулинарного искусства, единственным печальным следствием чего был с каждым годом увеличивающийся в размерах живот ее супруга. Уродливым толстяком он не был, но отшучиваться, что это, мол, «трудовой мозоль», ему приходилось довольно часто.
Но жизни без проблем, даже в самых счастливых семьях, наверное, не бывает. Была проблема и в семье Семена Семеныча. Ее являл собою его наследник – единственный и неповторимый.
Он не был отпетым хулиганом или негодяем, но просто слов, убеждений, беседы «по-хорошему» никогда не понимал, и Руденко приходилось нередко применять в качестве средства воспитания «витамин Р», который он нервно и торопливо снимал с перекладины шкафа. Отсоединял металлическую пряжку и, высоко взмахивая ремнем, наставлял сорванца на путь истинный. Тот умолял о прощении, но не более чем через неделю совершал новое «преступление». Маргарита Ивановна, которая многие проделки сына от Семена Семеныча просто утаивала, в такие минуты пыталась остановить разбушевавшегося мужа, а потом тайком утешала провинившегося, прижав его к своей груди и тихо рыдая вместе с ним.
Руденко и самому было до боли жаль мальчишку, и в глубине души он понимал, что вечно занятый папаша не вправе ожидать лучшего от своего чада. Да и метод воспитания, являющий собой сочетание безграничной доброты матери с редкими вспышками отцовского гнева, он считал абсолютно ущербным. Тем не менее как только отпрыск совершал очередную пакость вроде взрыва реактивов на уроке химии, Три Семерки его снова нещадно порол.
ГЛАВА 11
– Жива-здорова? – спросил Руденко, обняв Яну и тихонько похлопывая ее по спине.
– Да, все слава богу, – улыбаясь, ответила она.
– Ты как?
– Потихоньку, – протянула Семен Семеныч, последовав за гадалкой в глубь двора.
– А я тут проездом был как-то, заглянул к тебе да не застал, и телефон не отвечает… Чего это, думаю… Ты что, ушла в подполье? – Три Семерки улыбнулся и хитро прищурился.
– Выходит, что так. У меня новое дело, Сема, – серьезно ответила Милославская.
– Да ты что?! – с нескрываемой иронией воскликнул Семен Семеныч. – Опять неземное какое-нибудь?
– Почему же, отнюдь. Самая обычная бытовуха, – ответила Яна, прикрывая за приятелем дверь.
Руденко небрежно скинул башмаки, фуражку повесил на крючок и, последовав приглашению хозяйки, прошел в ее кабинет. Развалившись на диване, он продолжил:
– И что же, расследуя бытовуху, ты тоже колдовством своим занимаешься?
– Пытаюсь, – ответила Яна, вспомнив последнее свое гадание.
– У-у-у, – протянул Три Семерки, – значит, наши дела совсем плохи, раз и в таких случаях народ милицией пренебрегает.
– Это милиция пренебрегает народом, – парировала гадалка и рассказала Руденко всю историю ведомого ею дела от самого начала.
– Ну и что же ты?! – с горящими глазами воскликнул он, – Едем! Повяжем его прямо щ-щас!
«Бедный Леня, наверное, выразительно икнул», – подумала Милославская, глядя на своего разгоряченного друга.
– Подожди ты, – холодно сказала она, беря в руки расческу, – не забывай, что анонимка не доказательство. Вот раздобуду что-нибудь неоспоримое, тогда и возьмем его.
– Ты как всегда права, – ответил Семен Семеныч, немного подумав, потом он звучно зевнул и перевел разговор на другую тему, начав перечислять очередные выходки городского криминалитета, с которым он продолжал неустанно бороться.
Милославская никогда не была равнодушна к этой теме, поэтому между приятелями сразу завязался живой разговор, несмотря на то, что Яна при этом смотрелась в маленькое зеркальце и облагораживала свою внешность при помощи косметики.
– Слушай, – обратился Три Семерки к гадалке, когда между ними более чем на тридцать секунд воцарилось молчание, – а у тебя пожрать что-нибудь есть?
Милославская округлила глаза, словно такая выходка со стороны Семена Семеныча была впервые, и сказала:
– Пожрать – навряд ли. А перекусить найду.
– Э, – Руденко махнул рукой, – понятно. Эники-беники, хрен, а не вареники? Знаю я твою кулинарию!
– И это твоя благодарность? – с шутливым возмущением воскликнула гадалка. – Не я ли тебя столько раз от голодной смерти спасала?
– Может, в кафе? – предложил Семен Семеныч.
Милославская вдруг вспомнила, что обед ей сегодня заменила чашка кофе, и будто только после этого она стала ощущать чувство голода. «Неизвестно, на сколько я в этой Багаевке осяду», – подумала она, без удовольствия представив себе имеющееся у нее в холодильнике, и сказала:
– Можно и в кафе.
– Кажется, выглядишь ты ничего, – привел Три Семерки дополнительный аргумент.
– Спасибо и на этом, – вздохнув, произнесла Яна и поднялась со своего места, – Я сейчас. Переоденусь только.
Через пять минут она уже стояла перед Руденко, благоухая ароматом дорогих духов.
– Потря-асно, – протянул он, с восхищенным видом обводя взглядом ее новый брючный костюм.
– Не надо, не надо! Слышали мы уже ваши комплименты! – шутливо отрезала Милославская.
– Как хочешь, – Три Семерки пожал плечами. – Я только вину загладить хотел…
Через пару минут приятели уже покинули дом гадалки и усаживались в автомобиль Руденко. Джемму на этот раз Яна решила с собой не брать, подумав, что, раз она сначала хочет посетить кафе, присутствие собаки создаст ей дополнительные хлопоты. О какой-либо опасности она сейчас не размышляла, потому что рядом был Семен Семеныч. Спросив его о планах на вечер и убедившись в их отсутствии, Милославская и вовсе подумала, что неплохо бы было, если б Три Семерки подбросил ее после кафе до Багаевки, а еще лучше – и назад домой. Озвучивать свое пожелание она пока не стала, решив дождаться, когда Руденко насытится и по-настоящему подобреет.
«Шестерка» Семена Семеныча привычно затарахтела, когда друзья тронулись с места. Машина была очень старой, повидавшей многое на своем веку, прошедшей, как говорится, огни и воды. Три Семерки старался не подвергать ее лишним «стрессам», так как их в ее «жизни» и без того хватало, и поехал вниз по ухабистой улице не спеша.
Несмотря на то, что машинешка иногда могла заглохнуть в самый неподходящий момент, Руденко очень ценил ее: все же лучше, чем на своих двоих или на общественном транспорте. Яна тоже уважала эту старушку, поскольку она часто принимала самое непосредственное участие в ее расследовании и, бывало, летала как ласточка.
Вскоре приятели сидели друг против друга за деревянным столиком бистро и с аппетитом поедали пиццу, которую Семен Семеныч пожелал заказать после порции пельменей. Яна, разделавшись со своим винегретом, тоже не могла устоять перед умопомрачительно пахнущей лепешкой.
– Сема, у меня к тебе деловое предложение, – вкрадчиво начала Милославская.
Руденко насторожился.
– Вот скажи, – серьезно продолжала гадалка, – хотел бы ты сказочно разнообразить сегодняшний пустой и скучный вечер?
– Хотел бы, – салфеткой утирая с усов кетчуп, заинтригованно ответил Три Семерки. – Ты что-нибудь предлагаешь?
– Предлагаю, Сема. Знаешь ли ты, что леность – тяжкий грех? – спросила Милославская, едва удерживаясь от смеха при виде выражения лица Руденко, уже видящего себя участником пирушки не без употребления его любимого портвейна.
– Зна-аю, – серьезно протянул Семен Семеныч, так и не понимая, к чему клонит его подруга.
– А если знаешь, – сказала Яна, – то ты должен этим вечером изменить своему дивану и не отказывать мне в моей просьбе. Подкинешь до Багаевки, Семен Семеныч?
