Мария Спасская - Магическая трубка Конан Дойла
Басаргина так и манили к себе двадцатишестиметровый скелет диплодока и механическая модель тиранозавра, о которых юноша читал в научных журналах, но сказать об этом Радию не решался. Туристы миновали торжественное здание Политехнического музея, Альберт-холл под круглым куполом, мрачную громаду Горной академии, острые шпили башенок Музея Виктории и Альберта, Королевское географическое общество и подошли наконец к аукционному дому.
До начала торгов оставалось не более пяти минут, и друзья поспешили к столу регистрации, где надменный британец вручил каждому из них табличку с номером, после чего попросил пройти в зал. Желающих обзавестись вещами Конан Дойля оказалось совсем немного, и это несколько успокоило начавшего было волноваться Полонского. Устроившись в первом ряду, друзья с головой погрузились в происходящее.
Помимо писем Уинстона Черчилля, Оскара Уайльда, Бернарда Шоу, Редьярда Киплинга и Герберта Уэллса, аукционный дом выставил на торги выданный Конан Дойлю в 1920 году паспорт, портмоне из кожи ящерицы с серебряными уголками, водительское удостоверение, принадлежавшее супруге писателя, и ряд семейных фотографий. На одном из снимков был запечатлен седовласый джентльмен, весь вид которого выдавал в нем художника. В зубах его красовалась короткая глиняная трубка.
— Лот номер двадцать три, фотокарточка отца писателя, — пафосно сообщил ведущий аукциона, указывая на приветливо улыбающуюся девушку, выносящую лоты. Продемонстрировав залу снимок, сотрудница аукционного дома осталась стоять с фотографией на сцене, в то время как ведущий повысил голос:
— Итак, лот двадцать три! Стартовая цена пятьдесят фунтов!
Снимок ушел за шестьдесят пять, и приобрел его крохотный азиат, с лица которого не сходила извиняющаяся улыбка. Следующим лотом была та самая глиняная трубка, с которой снимался отец писателя.
— Стартовая цена тридцать фунтов! — объявил аукционист.
— Всего-то? — обрадованно потер руки Радий, вскидывая табличку с номером. — Это как раз по мне! Мишань, выгребай свою наличность!
Кроме Полонского, как ни странно, терракотовая трубка больше ни у кого интереса не вызвала. Не дожидаясь окончания торгов, Радий поднялся с места и пошел забирать покупку. Взяв у Басаргина недостающие деньги, он рассчитался в кассе и получил свое приобретение. И тут же вынул изо рта сувенир, купленный в музее, заменив его глиняной трубкой, многозначительно переглянувшись с Клаусом Штольцем, ставшим счастливым обладателем портмоне и стопки детских книжек, изданных сэром Артуром специально для выставки работ Чарльза Дойля. Михаил с завистью рассматривал маленькие, размером с ладошку, книжечки из плотного картона. В каждой был стишок про малый народец с тематически подобранной иллюстрацией отца писателя. Книжки были на двух языках — английском и языках авторов стихов — сербском, болгарском, русском. Одна из них называлась «Скрут» и принадлежала перу Саши Черного. Некоторое время Басаргин вертел книжицу в руках, затем робко попросил:
— Не могли бы вы, Клаус, продать мне Сашу Черного? Мама очень любит этого поэта. Ей было бы приятно в подарок получить такую книжку.
— Простите, Миша, не могу, — забирая книжицу, покачал головой немец. — Это все-таки подборка. Она ничего не стоит в неполном виде.
— Об этом я как-то не подумал, извините, — пробормотал юноша, следуя за товарищами. Немного приотстав, он снял запотевшие от волнения очки и принялся аккуратно протирать их носовым платком.
— Так что вы говорили про лазерную сварку? — следуя к станции метро вдруг обратился к Полонскому немец, возвращаясь к выступлению российского инженера на симпозиуме.
— Только то, что лазерную сварку можно использовать для любого материала и в любых областях науки, — опередив замявшегося Полонского, сзади откликнулся Басаргин. — С помощью придуманного нами механизма можно залатать пробоину в турбине или восстановить колеса от железнодорожного транспорта. Раньше их меняли после каждого третьего пробега состава. Теперь же достаточно просто укрепить лазером.
Вообще-то идея, как и все остальные разработки, изначально принадлежала Михаилу. Басаргин придумал и сам аппарат. Но так как застенчивый Миша не мог и двух слов связать перед публикой, то подавал открытие обаятельный Радий.
— Прибор уже выпускают? — оживился немец, по-новому взглянув на Михаила.
— Да нет, Клаус, что вы! — махнул рукой Басаргин, догоняя друзей и водружая очки на нос. — Прибор имеется только в единственном экземпляре, собран как экспериментальный образец. Дальше испытаний дело пока не продвинулось.
— Вот и отлично! Я уверен, что руководство моего концерна изыщет возможности для запуска аппарата в производство. Мы с вами, друзья мои, создадим российско-германское предприятие на базе наших институтов.
Радий толкнул локтем Басаргина и незаметно показал большой палец. Миша смутился и покраснел. А немец продолжал:
— Коллеги, как вы смотрите на то, чтобы сегодня же вечером обсудить комплект уставных документов? Хотелось бы, чтобы вы могли прийти к своему руководству с уже конкретными предложениями. И знаете что? Возьмите, Миша, книжку. Маме подарите. Я-то их просто так купил. Племяннице в подарок. Она еще маленькая, все равно разрисует фломастерами.
В номере гостиницы Радий улегся на кровать и принялся рассматривать приобретения. Сперва он вынул из кармана куртки футляр с трубкой и долго трогал пальцем львиную морду, искусно вылепленную на чаше. Затем взял книгу с детским стишком, раскрыл ее на первой странице и вдруг восторженно выкрикнул:
— Мишаня! Смотри-ка, у гнома на картинке точь-в-точь такая же трубка, как у меня!
Полонский вскочил с кровати, кинулся к шкафу, схватил с полки новую, купленную в дорогом универмаге шляпу, заломил сзади поля на манер тирольской, пристроил на голову, после чего, сунув трубку в рот, завалился на кровать, покачивая свешенной с нее ногой.
— Ну, как я тебе? Похож? Скажи! Похож?
Басаргин оторвался от сложных расчетов усовершенствованных приемов лазерной сварки и вскинул на друга усталые глаза.
— Похож, — мизинцем поправляя очки, откликнулся он. — Один в один гном.
— А знаешь что? — проговорил Полонский, снова вскакивая с кровати и пряча книжицу в свою сумку. — Давай, как приедем, я надену шляпу, завалюсь на диван и закурю трубку. А когда Алла Николаевна войдет в мою комнату, вытащу наш подарок и протяну ей в раскрытом виде на странице с гномом! То-то она удивится!
— Давай, — покладисто согласился Басаргин.
Ему было совершенно все равно, кто преподнесет его матери британский сувенир. Миша очень хотел закончить расчеты усовершенствованной модели прибора до того, как Радий отдохнет и потащит его в бар пить коктейли и знакомиться с девушками.
Англия, 1905 год. Золотой Берег, 1881 год
Артур Дойль подходил к лодке, ведя за собой притомившегося ослика, изнывающего под тяжестью англичанок, когда Роберт Смит, заметив судового врача, кинулся к нему наперерез. Глаза американца были сердиты и испуганны.
— Черт вас возьми, Артур, где вы ходите? — задыхаясь, выпалил плантатор. — Прошу прощения, леди, — прижал он руку к груди, — но положение и в самом деле ужасное! Испанский молодчик стянул у меня все деньги! Проходимец украл портмоне! Чертов мерзавец! Ненавижу испанцев! У меня не осталось ни единого шиллинга! Куда же вы подевались, Артур? Я думал, вы ненадолго, а вы ушли, и с концами!
— Мы с дамами осматривали окрестности, — смущенно обронил врач, помогая и миссис, и мисс Эверсон выбраться из повозки и провожая взглядом их удаляющиеся фигуры. Через секунду после того, как женщины устроились в лодке, матросы ударили веслами по воде, и тетушка с племянницей поплыли к «Маюмбе». Глядя на лодку, плантатор застыл у линии прибоя, в отчаянии кусая губы.
— Черт меня подери! Хоть домой не возвращайся! — выдохнул Роберт Смит.
— Да бросьте хандрить! — невозмутимо проговорил Артур. — Я знаю, что нужно делать. Пойдемте скорее, — поторопил он плантатора. — «Маюмба» отходит на рассвете, и уже начинает темнеть.
— Куда вы меня тянете, старина? — упирался американец.
— Нам нужен тот малый, что катал нас по окрестностям. Он доставит нас с вами в крепость Кейп-Кост, — широким спортивным шагом бодро шагал к баобабу врач. — Видите, вон там, белые стены у самого моря? Думаю, мы успеем купить дворецкого для вашего отца. Пусть вы не привезете ему рабов для плантации, так хотя бы подсластите старику пилюлю.
— Должно быть, вы плохо меня поняли, мистер Дойль, — с досадой выдохнул плантатор, останавливаясь. — Мне не на что купить даже перепелку!
