Виктор Пронин - Чисто женская логика
Ушел Балмасов, пришел Цокоцкий.
Что для них изменилось? Ровным счетом ничего.
Но женщины более взрослые, можно сказать, пожившие, в годах уже тетеньки, которые, судя по возрасту, проработали с Балмасовым не один, не два, не три года... И что же они?
Весело смеются, пряники жуют!
А возле траурного портрета Балмасова, где он, как дурак, улыбается от уха до уха, нет ни одного, самого зажеванного цветочка — мстительно подумала Касатонова. А могли бы за счет фирмы хоть что-нибудь поставить, положить, прикрепить.
Не сделали. Даже вида не сделали.
Вывод?
Балмасовская фабрика не погружена в траур, не охвачена скорбью и назвать коллектив безутешным никак нельзя. Даже человек с этой скачущей, цокающей, как джигит в горах, фамилией, даже этот Цокоцкий ни единым словом не обмолвился о покойнике, озаренно подумала Касатонова. Коньяком угостил, на конфетку не пожлобился, возрастом поинтересовался, проглотил, не жуя, обман на целых десять лет... Видимо, ничего я смотрелась — чуть приосанилась в пыльном троллейбусном кресле Касатонова. Даже поинтересовался чем-то таким этаким, на будущую встречу намекнул, козел!
А покойника не вспомнил.
Зато о секретарше вывалил столько, что Юшкову, кажется, можно брать прямо с рабочего места. Во всяком случае, мотив у нее для убийства совершенно убедительный, — подумала Касатонова.
И тут же подлое ее сознание подбросило воспоминание того дождливого вечера — уходила женщина в светлом плаще под темным зонтиком, уходила направо от подъезда по высокой мокрой траве к неловко стоящей машине с зажженными габаритными огнями... А наутро на этом месте, возле канализационной решетки, оказались несколько коричневых окурков со следами темной губной помады.
Было? — спросила себя Касатонова. — Было.
Но выстрел в затылок? Это не по-женски. Так любовницы не поступают, даже брошенные.
А как поступают брошенные любовницы? По-разному поступают, ответила себе Касатонова. И здесь нет предела. Вот, дескать, так можно, а этак — ни в коем случае.
Нет предела, нет ограничений.
Но если Балмасов ждал ее... Если знал, что она придет, или, скажем, должна прийти... Почему он оказался в задрипанном халате? И почему был без пояса? Почему пояс от халата висит в ванной? Намечалось любовное свидание? Но она — брошенная любовница, у него уже другая — юная и прекрасная. А если Юшкова напросилась неожиданно, значит, он должен был ее встретить в более строгом одеянии. Как же тогда понимать пояс от халата, висящий в ванной? Он собирался принять ванну перед командировкой? Да, ему ведь надо было рано вставать, чтобы успеть к самолету.
А коричневый окурок в унитазе? Ведь Балмасов не курил!
Впрочем, с окурком можно успокоиться — там у них полконторы отоваривается в соседнем киоске, и вся курилка усыпана коричневыми бычками. Но в таком случае у него был кто-то из собственной конторы? Опять же, зажигалка на столе... Касатонова неожиданно осознала, что стоит на самом солнцепеке, а ее троллейбус медленно и неотвратимо удаляется в городское марево. Так бывает, так иногда бывает едва ли не со всеми — кажется, думаешь об одном, а где-то в тебе идет непрестанная и невидимая, тобою неосознаваемая работа, наиболее для тебя важная.
Нечто подобное произошло и с Касатоновой — пока она в мыслях своих так и этак вертела размокший в унитазе окурок, барахталась в балмасовском халате, пила коньяк и ужасалась вместе с Цокоцким, в тайной области ее сознания шла работа четкая и безошибочная. А когда эта работа была закончена, она получила команду — из троллейбуса выйти немедленно именно на этой вот остановке.
И Касатонова вышла.
Не понимая еще, зачем.
И только увидев желто-красную кодаковскую рекламу, которая украшала проявочный пункт, поняла — надо зайти и задать приемщице несколько вопросов.
Впрочем, может быть, достаточно будет одного вопроса. Именно сюда два дня назад она принесла свою криминальную пленку, чтобы ее проявили и отпечатали снимки.
Приемщица была на месте — длинноногая девчушка в какой-то условной юбчонке и блузке, настолько коротенькой, что была видна узкая полоска тельца с живописным пупком посредине живота. Как и прошлый раз, она снисходительно болтала с охранником. Тот робел, взглядывал на девчушку исподлобья, изо всех сил пытался вести себя независимо, но Касатонова видела — тяжело парню, и, бросая стыдливые взгляды на девичий пупок, не волен он был в своих словах и поступках. Это не его вина, не его испорченность, это все возраст, парень пребывал в том возрасте, когда из непреодолимой тяги к таким вот пупкам и состоит жизнь. Прекрасный возраст, не могла не подумать Касатонова.
— Простите, — обратилась она к девчушке. — Я немного нарушу вашу беседу... — Да какая беседа, господи! — воскликнула девчушка досадливо.
— Я была у вас два дня назад, сдавала пленку на проявку и на печать.
— Помню! И снимки ваши помню. Совершенно кошмарные снимки, не знаю даже, где такие можно сделать.
— На месте преступления.
— Я тоже так подумала... Там в разных позах какой-то мужик в кровище лежал... Это ваши снимки?
— Мои, — кивнула Касатонова. — У меня все такие. Так вот, я хочу спросить... Скажите, пожалуйста, — Касатонова никак не могла сочинить вопрос, который был бы и внятным, и в то же время достаточно неопределенным.
— Приходили, — кивнула девчушка, сразу все поставив на места.
— Кто приходил?
— Двое... Ничего ребята, только какие-то перепуганные, не знают, что сказать, о чем спросить... У них был наш фирменный конверт и эти снимки.
— Что они хотели?
— Спросили, здесь ли печатали... Я сразу узнала фотки, и они ушли.
— И ничего больше не спросили?
— Вроде ничего, — девчушка почесала пупок, легонько так почесала, одним ноготком мизинчика. Неплохо получилось. Касатонова даже, кажется, увидела, как охранник, простонав, отвернулся к витрине с рамками и альбомами. — Да, про пленку спросили. Я сказала, что после выполнения заказа пленка выдается одновременно со снимками.
— Значит, интересовались пленкой?
— Да, я вспомнила... Я еще подумала тогда, что вы, наверно, где-то выронили пленку и прислали их спросить... Я им сказала, что пленки у нас нет. А вы действительно ее потеряли?
— Нет-нет, все в порядке. Просто она выпала из конверта и лежала в сумке, — Касатонова для убедительности подняла сумку и показала, как она выглядит. — А скажите, девушка... Вы бы узнали их, если бы они опять пришли?
— Конечно! — она стрельнула глазками в сторону охранника — дескать, вот так, дорогой. — Мы даже с ними немного в переглядки поиграли. В порядке ребята.
Выйдя на улицу, Касатонова некоторое время стояла неподвижно, пытаясь осознать услышанное. На мир она смотрела глазами изумленными, даже какими-то ошарашенными. Все те доводы, которые совсем недавно, в троллейбусе, приводила самой себе, чтобы убедить, что гости в квартире искали что угодно, но не пленку, не снимки... Все эти доводы рухнули.
Искали пленку.
Все-таки пленку.
Они искали именно ее, а войдя в квартиру, увидели конверт со снимками. То есть, опоздали. Мыльницу они могли и не брать, она им совершенно не нужна.
Видимо, не знали, как поступить, и на всякий случай прихватили.
Девчушка говорит, что ребята в порядке. Что значит в порядке? Джинсы, черные очки, патлы по плечам, майки с дурацкими картинками... Что-то в этом роде.
Но зачем кавардак в доме?
Они маскировали свою цель, — подумала Касатонова.
Хотели сделать вид, что это ограбление.
Поэтому и взяли фотоаппарат.
А транзистор им не нужен, они не поняли, что это хороший транзистор.
Они темные.
Они исполнители.
Вывод? — жестко спросила у себя Касатонова. И, не задумываясь ни секунды, ответила: Они выйдут на меня. Они уже сегодня на меня выйдут.
* * *Дальнейшие действия Касатоновой были настолько четкими и безошибочными, что, казалось, она не первый год вертится в криминальных делах и знает эту сторону человеческой деятельности во всех подробностях. А почему бы ей и не знать, почему бы ей и не быть готовой ко всяким неожиданностям, если жизнь ежедневно неустанно и терпеливо снабжает нас сведениями, знаниями, советами, как вести себя в подобных случаях. Походка Касатоновой была раздумчивой, неторопливой, расслабленной. Она брела вдоль улицы не то разглядывая витрины, не то вообще не зная, куда податься и чем заняться. Человек, который, возможно, шел следом, не спуская с нее взгляда, наверняка тоже расслабился бы, тоже начал бы смотреть по сторонам и скучать.
Но это заблуждение.
Касатонова была насторожена и подтянута. Едва узнав в проявочном пункте, что туда уже приходили за пленкой, что снимки из квартиры пропали не случайно, она сразу, в ту же секунду почувствовала за спиной холодок опасности. Ее вывод был прост и очевиден — на кону труп и кто-то спасается.
И ни перед чем не остановится.
