Джон Гарднер - Возвращение Мориарти
— Ты нашел его? — спокойно осведомился Мориарти, уже сидевший к тому времени за столом. Речь шла о Моране.
Спир кивнул.
— Он на Хорсмангер-лейн, ждет суда. Сегодня рано утром его, похоже, доставили в магистрат на Боу-стрит и предъявили обвинение в убийстве. Так что на Хорсмангер-лейн ему оставаться недолго, несколько часов в лучшем случае.
Мориарти нахмурился.
— Ждет суда? — пробормотал он, не ожидая ответа. — Это ведь дает ему некоторые привилегии, не так ли?
— Ему дозволено принимать передачи, еду, напитки, одежду. Там его скорее всего и повесят. Все необходимое у них есть.
— Моран молчать до виселицы не станет, а если заговорит, то нам всем крышка. Надо сделать так, чтобы наш друг полковник покинул сей мир задолго до суда.
Мориарти погрузился в раздумья.
— Фанни Джонс. — Он улыбнулся. — Полковник узнает Фанни Джонс?
— Сомневаюсь. Девушку он видел раз десять, если не меньше, а на лица внимания никогда особенно не обращал, его другое интересовало, что пониже.
— Узнай о ней все, что только можно. И побыстрее. Если эта Фанни и в самом деле такая чистенькая, как все считают, то она может кое-что для нас сделать. Выясни, служила ли она у леди Брэй и за что ее выгнали. Покопайся в ее прошлом.
— На это много времени надобно, Профессор.
— Глубоко не бери. Положись на чутье. Я тебя знаю, Спир, ты уже через пару часов мнение составишь.
Улыбка Мориарти придавала лицу то странное и редкое выражение, которое свидетельствует о крайней степени человеческой развращенности. Нынешние психиатры имеют для него с десяток наименований, но тогда, в 1894-м, Зигмунд Фрейд еще только брел — во мраке, на ощупь — к постижению природы психического расстройства, а такие понятия, как психология преступника или судебная психология, просто-напросто не существовали.
Стремление к власти, желание обладать и распоряжаться — собственностью, жизнью, городами, душами — пришли к Мориарти еще в юности. В десять или одиннадцать лет он уже понимал, что отличается от других.
Воспоминаний об Ирландии не сохранилось, хотя и мать, и старшие братья часто говорили о зеленых полях, ферме, домашнем скоте. Первые его воспоминания касались Ливерпуля, маленького, тихого домика в районе, где жил преимущественно средний класс, и проникавшего в сознание яростного голоса, требовавшего вырваться из плена потертого бархата и мертвых глаз незнакомых людей, глядевших из рам в крошечной гостиной. Рамки эти висели аккуратными радами над комодом вместе с декоративными тарелочками, расписанными голубыми цветочками.
Он улыбнулся про себя — те дни давно ушли, как и те времена, когда его называли Джимом. Три брата с одним именем — Джеймс. Дурацкая прихоть то ли отца, то ли матери. Пока мать играла на рояле в гостиной, Джеймс делал уроки, а Джейми предавался мечтам о войне, смерти и славе. Джим? Джим не мечтал ни о славе, ни вообще о чем-либо. Миг удачи нужно хватать за глотку, использовать его, выжимать из него все, до последней капли, а потому Джим уже в нежном возрасте начал присматриваться, искать источники власти и влияния и довольно быстро обнаружил, что найти их совсем нетрудно. Итак, сначала надо схватить человека, сделать его своим рабом, обрести полный контроль над ним, и это, как он выяснил, было легче, чем могло показаться на первый взгляд.
Самое большое влияние на мужчин имеют женщины и девушки, а значит, начинать следовало с них. Вечерами Джим Мориарти бродил по городу, отмечая для себя места, где легче всего найти людей, живших на их улице. Дальше было легче.
Первой его целью стала няня, жившая в доме номер пятнадцать. Джим поймал ее — вернее, просто увидел — с каким-то солдатом. Потом выяснилось, что девчонка, ей было шестнадцать, проводит свободное время — один вечер в неделю и воскресенья — не с одним солдатом, а с несколькими. Продолжая наблюдение, Джим в конце концов застал ее в кустах на территории старого зоологического сада: юная няня распростерлась на земле с задранной до плеч юбкой, а лежавший на ней здоровяк-капрал ерзал так, словно старался выиграть золотой кубок.
Когда все закончилось, капрал дал девушке денег и ушел; звон монет еще долго оставался в памяти Джима. Минут через пять с ней был уже другой солдат, и все повторилось.
Мориарти сознавал, насколько опасно то, чем он занимается. В Ливерпуле едва ли не каждый день находили убитых парней. Но опасность его не остановила. Он знал, что девушка работает в очень уважаемой семье, а ее отец занимает должность директора сельской школы. По крайней мере так говорила его мать. Когда Джим Мориарти рассказал ей, что знает, девушка только фыркнула презрительно.
— Ты просто маленький паршивец. Тебе никто не поверит.
— Подождите и увидите.
— Ты ничего мне не сделаешь. Я напущу на тебя своих ребят.
— Вас все равно поймают, — возразил он. — Я все записал. Все, что видел. И эти записи в надежном месте. Если со мной что-то случится, мой друг знает, что надо сделать.
— Что тебе надо, чертов ублюдок?
— Мама говорила, что вы — леди. Леди так не выражаются.
— Что?
Он назвал половину того «вознаграждения», что она имеет с солдат. Девица спорила и даже пустила слезу, но заплатила. Заплатили и другие: сын лучшего друга его матери, еще две няни, кухарка из дома номер сорок два и строгая, чопорная мисс Стелла, преподававшая в воскресной школе — на нее Джим наткнулся случайно, но деньги отдала и она.
Все эти люди были его первоклассной клиентурой, но юный Мориарти не брезговал и рыбешкой помельче, например одноклассниками. Шантажируя их, он усваивал первые уроки настоящей власти. То было только начало.
Несмотря на сломанный нос и уродливый шрам Спир вполне мог сойти за полицейского. Бар «Виктория», где он сидел, находился неподалеку от Парк-лейн, его часто посещали слуги — дворецкие и камердинеры, не ниже, — состоявшие при богатых, известных и влиятельных особах, чьи особняки располагались поблизости.
Спир не сказал бармену, что представляет отдел уголовных расследований Скотланд-Ярда, но дал понять, что такая возможность существует. Намек сработал: в последние недели сюда нередко захаживали переодетые в штатское сыщики, занимавшиеся расследованием убийства Рональда Адэра, и появление еще одного, тем более на следующий после задержания убийцы день, вовсе не выглядело чем-то странным. Бармен пошептался с хозяином паба, и тот, подойдя к столику, спросил, не желает ли гость выпить за счет заведения. Спир добродушно согласился и уже через десять минут получил необходимые сведения. Оказалось, что дворецкий сэра Ричарда Брэя, некий мистер Хейлинг, имеет привычку регулярно заглядывать в «Викторию» около девяти вечера, а два или три раза в неделю приходит и около полудня.
Спиру повезло еще больше, когда в пять пополудни в баре появился высокий, сухощавый, с печальным лицом гробовщика мужчина, несомненно, принадлежавший к верхнему эшелону прислуги. Хозяин тут же свел их, и Спир, настороженно оглянувшись и понизив голос, осведомился у мистера Хейлинга, не может ли тот уделить несколько минут для небольшого конфиденциального разговора. Он также взял два стаканчика горячительного.
Хейлинг явно заколебался; в последнее время здесь рыскали репортеры, и ему не хотелось бы попасть в какую-нибудь историю.
— Об этом, мистер Хейлинг, можете не беспокоиться, — почтительно заверил дворецкого Спир. — У нас нет ни малейшего желания впутывать кого-либо в какие-то истории, но в связи с тем неприятным делом по дому четыреста двадцать семь на Парк-лейн возникли кое-какие вопросы.
Хейлинг насупился и подозрительно уставился на собственный нос, как будто тот учуял некие оскорбляющие его обоняние запахи.
— Прискорбное дело, — произнес он тоном человека, комментирующего скорее случай с утерей флорина, а не убийством молодого джентльмена. — В высшей степени прискорбное и заслуживающее всяческого сожаления. Я бы предпочел избежать каких-либо заявлений.
Спир вздохнул, убедительно изобразив разочарование представителя власти.
— Что ж, мистер Хейлинг, если не желаете об этом говорить, ваше право. Я лишь подумал, что таким образом мы могли бы избавить сэра Ричарда и леди Брэй от полицейского допроса по делу, которое, уверен, не будет иметь для них больших последствий. Вас тоже придется вызвать, поскольку леди Брэй понадобятся ваши знания и память относительно некоторых фактов. Дело, о котором идет речь, слишком незначительно, чтобы она помнила о нем, зато от вашего внимания, мистер Хейлинг, я не сомневаюсь, не ускользает ничто. — Изуродованный шрамом уголок рта едва заметно задергался.
В первый момент Спир даже подумал, не зашел ли слишком далеко с такими речами, но опасения рассеялись, когда в глазах дворецкого мелькнуло что-то похожее на уважение, словно Хейлинг успел мысленно оценить проницательность собеседника, сумевшего так быстро признать за ним несомненные достоинства.
