Леонид Сапожников - Цепь
— Не знаю точно, я уснул. Я проснулся оттого, что хлопнула дверца и Федор крикнул: “Давай заводи, и — на вокзал!” Я видел через зеркальце, что в машине сидит еще человек.
— Опишите его!
— Ну, человек как человек. Пожилой.
— Ковальчук как-нибудь называл его?
— Один раз назвал… Махмуд-ака…
— О чем они говорили?
— Я слышал, как старик сказал Ковальчуку: “Учти, Федя, один ты в Салтановска знаешь, где найти меня. Понял?..” А Ковальчук ответил: “Не маленький…”
— Где вышел Махмуд-ака?
— На вокзальной площади. Потом я отвез Федора домой.
— А канистра у него была с собой?
— Не помню.
— Пожар вы видели?
— Да… Мы проезжали по улице, и я заметил, что горит чей-то дом. И люди бегают. Я хотел остановиться, но Ковальчук крикнул: “Быстрее!..” Когда мы с ним прощались, он сказал: “Все, Зикен, теперь мы одной ниточкой повязаны. Если что — с нами пойдешь!” И дал мне пачку денег. Но я отказался их брать. А Федька сказал, что я дурак, что теперь уже все равно… Но я не убийца! Мне такие деньги не нужны. Поверьте, я не знал тогда, что они убили Святослава Павловича и дом сожгли. Только когда он мне деньги начал совать, я сообразил…
— Успокойтесь, Бейсеев. Что вы сделали дальше?
— Отвез машину к дому, где живет Угаров, и поставил так, будто она сама съехала вниз. Только ручник чуть-чуть отпустил, чтобы Димка ничего не заподозрил. А сам побежал к дому учителя. Там было много народу. Пожарные машины… Если бы я знал…
— Почему вы не пришли в милицию и не рассказали обо всем сами?
— Я боялся Ковальчука.
— Когда вы увидели его после всего этого?
— Утром. Он пришел, принес бутылку водки. А сам уже выпивший был. Он смеялся, хлопал меня по плечу и говорил, что не надо ничего бояться. Я спросил, за что убили Клычева, а он меня ударил по лицу и сказал, что если я не буду держать язык за зубами, со мной, моими братьями и матерью так же поступят. Потом он позвал меня в кафе. Я как во сне жил. Ковальчук ко мне каждый день приходил, и мы каждый день пили, где-то всякий раз ночевали. Тринадцатого июня он снова пришел — пьяный — и предложил пойти в парк. По дороге мы купили бутылку водки, выпили. Борьку заставили тоже, мы его с собой взяли, и сам не знаю, зачем… А Ковальчук: “Вот видишь, сегодня уже девятый день, а никто и не чухнулся, а ты боялся!” И говорит: “Помянем душу раба божьего…” Тут я не выдержал, испугался, что Борька услышит имя учителя, и бросился на Ковальчука. Но он здоровый, врезал мне, и я упал.
— Расскажите про нападение на капитана Шигарева.
— Ковальчук пришел однажды, испуганный, и заявляет, что в Салтановск приехал какой-то важный оперативник из областного центра и раскапывает дело о поджоге. И надо, мол, сделать так, чтобы он ничего не пронюхал. А мне ребята как раз сказали, что видели Мендыгуль с каким-то фраером. Я передал это Ковальчуку, он засмеялся и говорит: “Дурак! Этот фраер и есть оперативник — капитан Шигарев, я уж все узнал. Смотри, Зикен, он не только все разнюхает про тебя, но и Мендыгуль твою уведет”. И надо, мол, сделать так… драку устроить и этого Шигарева в нее затянуть. А в драке всякое бывает. Я разозлился на Шигарева за Мендыгуль и пообещал Ковальчуку сделать все, как он скажет.
— Как же вы узнали, что Шигарев будет в ресторане “Весна”?
— А мы не знали. Ковальчук сказал, что нужно следить за Мендыгуль. Мне следить. А он будет следить за оперативником. Так мы их проследили до “Весны”…
В этот момент, слушая Зикена, я подумал, что мы иногда недооцениваем своих “подшефных”…
— Рассказывайте, Зикен, рассказывайте, — поторопил Минхан.
— Ну, когда я увидел, как Шигарев танцует с Мендыгуль, а она смеется, во мне что-то перевернулось… Потом они вышли из ресторана. Мы с Федькой за ними. Он посмотрел на меня и говорит: “Ты — слабак! Я сам, а девчонке скажи, что, мол, трое пьяных на них напали. А если другое скажет — прибью ее, как собаку! Ты меня знаешь…” Он подкрался сзади к этому… Шигареву и ударил его куском доски по голове.
— Она что, ему под руку попалась? — уточнил Минхан.
— Нет, — покачал головой Зикен, — мы когда еще к ресторану подходили, Ковальчук ее заприметил и сказал, что доска может пригодиться. А когда мы вышли, он и взял ее. Ну вот… Только все не так получилось, как Ковальчук задумал. Шигарев не упал со скамейки, а встал, Мендыгуль оттолкнула меня и закричала…
Вот уж это для меня был сюрприз, оказывается, я не упал, а даже встал.
Но, честное слово, мне-то чудилось, что я сразу же потерял сознание. Возможно, эти доли секунды и спасли мне жизнь, вызвав замешательство Ковальчука, который тоже вряд ли ожидал, нанося удар, такой “прыти” от меня!..
— Знаете, — продолжал Зикен, — это все произошло быстро. Из ресторана выскочил парень, который сидел с Шигаревым за столиком, и бросился на Ковальчука. Тот выхватил нож. В это время еще люди набежали. Ковальчук нырнул в кусты и скрылся, а я как стоял рядом с Мендыгуль, так и остался стоять… Вот…
— Ну, ладно… Теперь о другом, Бейсеев. Расскажите, что вам известно, вам лично, об убийстве Галицкой?
— Я ничего не знаю об этом. Слово даю. Ко мне пришел Ковальчук и сказал, что в вашем городе убили человека. И я должен поехать туда, адрес дал…
— Зачем поехать? Цепь поездки?
— Просто поехать, побывать в том дворе и послушать, что говорят об убийстве.
— Он назвал вам имя и фамилию убитого человека?
— Да. Галицкая Ксения Эдуардовна.
— Когда это было? Когда к вам пришел Ковальчук?
— Третьего июля, Ночью, разбудил меня.
— А второго июля вы с ним где-нибудь встречались?
— Нет. Он с утра куда-то уехал.
— И вы тогда же согласились по его просьбе поехать?
— Да.
— Что же вам удалось узнать во дворе, где жила Галицкая?
— Да ничего особенного. Одна старуха сказала, что Галицкую убил за измену бывший муж. А другая с ней спорила: мол, Галицкая была воровкой и ей отомстили бандиты. Потом я заметил, что на меня подозрительно смотрит дворник, и поскорее ушел. Приехал в Салтановск и все выложил Ковальчуку.
— Вы нам все рассказали? — внезапно строго спросил Минхан.
— Все! — испуганно ответил Зикен. — Честное слово…
Его увели.
В кабинете на некоторое время воцарилось молчание.
Первым заговорил Кирилл Борисович.
— Шигарев, — сказал он, — ты отгуливать за салтановские дни станешь или сразу в работу?
Мы с Минханом переглянулись и улыбнулись друг другу.
— Чего ты веселишься, Шигарев? — удивился Полковник. — Веселый какой!.. Ты учти, работы навалом.
Это уже было сказано вполне серьезно…
Спросив позволения, я отправился на поиски Вени.
Полковник предупредил, чтобы “на дно” мы не уходили: в скором времени можем понадобиться. Оба…
14
Вениамин страшно обрадовался, увидев меня. Он уже обо всем знал, о всех моих “подвигах” в Салтановске. По правде сказать, я тоже обрадовался. Мне все эти дни не хватало его здорового скептического “оптимизма”.
— Здорово провернул! — Веня хлопнул меня по плечу.
— Это они сами провернулись, — скромно ответил я — Тебе привет от толстяка.
— Как он там? Акклиматизировался?
— Ему заместитель нужен. Может, поедешь?
— Нет, я скоро кандидатскую защищу и в науку подамся, — ответил Веня и рассмеялся.
Мы вышли из отдела и зашагали по длинному коридору.
— Что новенького о “Высоком” и “Седом”?
— А-а! — воскликнул он. — Давай здесь постоим, покурим.
— Шеф просил не уходить “на дно” Сказал, можем понадобиться…
— Да нет, — покачал головой Веня. — Они теперь надолго засели с Абугазиным. Им сейчас есть о чем поговорить. Без свидетелей.
Бизин редко ошибается, если речь идет о Полковнике. Он “читал” его мысли. До Кирилла Борисовича как-то доползли эти слухи, и он взял Веню в оборот: “Ты, значит, меня читаешь, Вениамин, да?” “Читаю, Кирилл Борисович, а что?” “Ну и что ты во мне прочитал?” “Я пока еще на середине. Путано все!..” Кирилл Борисович посмотрел на него и погрозил пальцем. Полковник сам привел Веню в уголовный розыск. Мы-то знаем, что Вениамин — сын его старого друга, погибшего в период коллективизации в Сибири.
— Начал я, естественно, с “Высокого”, — заговорил Веня. — О нем хоть что-то известно: высокий, вальяжный, опять же бакенбарды. Но только что это все без имени-фамилии, а? Опять по соседям Галицкой пошел. Ну, немного повезло. Один из соседей припомнил, что Галицкая как-то раз назвала “Высокого” Всеволодом Константиновичем. Ну, и стал я его по картотеке вычислять…
— Да, повезло тебе, — посочувствовал я.
— Будь здоров!.. Двести тысяч мужчин в городе! И всех я их вручную перебрал. Карточку за карточкой. Спина деревянная. Пожалуйста, вместо мольберта теперь можно использовать. Ноги? Нет ног! Пыли — сколько угодно! Работенка попалась, а?
