Анна Данилова - Пленница чужих иллюзий
Он приходил к ним почти каждый день, Надя с Лерой кормили его, они все вместе проводили вечера. Когда наступила весна, сошел снег и потеплело, Борис с удовольствием перекопал огород, подремонтировал забор, перекрыл крышу. Он все чаще и чаще стал оставаться у Юфиных на ночь, но спал в большой комнате на диване. Никаких страстных порывов с его стороны к Наде никогда не было, ни решительных прикосновений, ни настойчивых поцелуев. Чувствовалось, что он ждет. Надя же не торопилась. Но самое сложное в их отношениях было то, что Надя стыдилась его. Пока его не было, она могла включить свои любимые песни на полную громкость и даже мыть полы, танцуя. Когда светило солнце в окна и дом наполнялся жизнью, теплом, Надя чувствовала, как и в ней тоже встает солнце, и такое неизъяснимое и непонятное счастье охватывало ее, такая радость поднималась, такое начиналось сердцебиение, что хотелось взмахнуть руками и приподняться над полом, коснуться головой потолка…
Когда же она слышала звук отпираемой калитки, видела в окно Бориса, решительным шагом направляющегося к крыльцу, она моментально опускала крылья своей души, застегивала кофточку на все пуговицы, надевала юбку, забирала в хвост свою рыжую гриву, и руки ее принимались сами, машинально все вокруг приводить в порядок, укладывать рядами, стопками, выравнивая все в строгие линии. Даже тапочки у порога выстраивались, как солдаты на плацу.
Надя показывала миру другую, сделанную в угоду обществу и, главное, Борису девушку. Скромную и сдержанную, мечтающую выйти замуж за молоденького опера Бориса Гладышева.
Свадьбу сыграли в 2003 году, в областном центре, куда Борис привез Надю в свою собственную маленькую квартирку и где ему предложили должность следователя прокуратуры.
Жизнь потекла циклично, как все в этом мире: первая беременность, роды, вторая беременность, роды, круг домашних обязанностей, ожидание мужа с работы, прогулки с детьми в парке, редкие праздники. И все это считалось примерной семьей с примерными супругами и родителями.
Надя мечтала научиться водить машину и в один прекрасный день забрать детей и покатить с ними на море. Без Бориса. И это при том, что мужа она по-своему любила, даже понимала его и тем не менее никогда не чувствовала себя рядом с ним свободной…
…В купе постучали. Надя предположила, что это снова проводница, никак не желавшая мириться с тем, что пассажирка выкупила целое купе и едет в нем одна, в то время как есть желающие даже в январе добраться до юга. Надя, уверенная в том, что вообще будет в вагоне одна, поскольку понятия не имела, чем можно заняться в Сочи или в окрестностях зимой, задала этот вопрос проводнице, на что та ответила, что некоторые пассажиры едут просто по делам, некоторые – в гости к родственникам, и их поездки не связаны с курортными особенностями края, а так вообще-то зимой туда едут парочки, чтобы спокойно отдохнуть, пожить в спа-отеле, посетить форелевое хозяйство или страусиную ферму, где угощают жареной форелью и страусиными яйцами, или дельфинарий в Адлере, где в выходные даже в зимний период дают зажигательные представления. Не говоря уже о горнолыжных курортах.
Стук повторился. Надя заготовила даже фразу для назойливой проводницы, что не собирается ни дарить, ни даже продавать одно из своих трех свободных мест в купе какому-нибудь любителю страусов или дельфинов, но воспользоваться ею ей не пришлось. Перед ней стояла девушка лет восемнадцати-двадцати с испуганными глазами, полными слез.
– Вы извините, – тихо проговорила она, оглядываясь, словно боясь, что ее услышат. – Но я видела, что вы едете одна… Нет-нет, вы не подумайте ничего такого, просто приютите меня хотя бы на полчасика.
Может, в другой ситуации Надя и захлопнула бы дверь перед лицом незнакомки, но она узнала ее – девушка была из соседнего купе. Она ехала в компании старика, мирно читавшего толстую книгу в бледном свете зимнего дня. Ему на вид было лет сто, Надя еще отметила, проходя мимо и от любопытства бросив на него взгляд, как это родственники отпускают таких древних стариков в далекие поездки. А еще из этого купе доносился сильный запах чеснока.
Итак – соседка. Быть может, ей действительно понадобилась помощь?
– Заходите, – она впустила ее. Девушка же поторопилась закрыть за собой дверь и даже запереть на защелку-блокиратор.
Несколько секунд она стояла, прислонившись к зеркальной двери, словно прикидывая, как ей дальше поступить, сомневаясь, что вообще постучала именно в эту дверь.
– Вы точно едете одна?
И тут Надя почувствовала, как волосы на голове шевелятся и ее пронизывает холод настоящего страха. Ведь под сиденьем у нее брошенная как бы небрежно лежит сумка с неполным миллионом евро плюс жестяная «шоколадная» коробка со старинными брошами. Неужели Бузыгин следит за ней и приставил шпионов? Смысл?
– А почему вас интересует, с кем я еду? – не мигая, не шевелясь и чувствуя, как по спине уже начинает струиться пот, прошептала перепуганная насмерть Надя.
– Мне надо немного времени, чтобы перевести дух… Чтобы прийти в себя. Мне страшно, и я не знаю, с кем поговорить, посоветоваться. Мне нужна помощь…
– Так обратитесь к проводнице.
– Вы что?!! Можно я присяду?
Надя кивнула. Девушка села на диванчик напротив нее.
Высокая, худенькая, в тонком белом свитере и черной длинной вязаной юбке, она выглядела бы куда современнее, если бы на ней были джинсы, а черные волнистые волосы, затянутые сейчас в узел на затылке, свободно струились по плечам. Да и немного косметики бы ей не помешало. Хотя бы румян. Уж слишком она была бледной. А глаза, черные, огромные, так и сверкают.
– Меня зовут Женя. Еще недавно моя фамилия была Дунаева, но вот уже три дня я – Евгения Борисовна Гольдман.
– Поздравляю, – зачем-то сказала Надя, еще не успевшая оправиться от своих страхов. – Вы вышли замуж?
– А откуда вы знаете? Хотя… Уф… Кажется, я начинаю сходить с ума. Я же сама только что сказала вам, что сменила фамилию. Да, вы правы, я вышла замуж. Вы видели старика в моем купе?
Надя замерла, потом, когда до нее начал доходить смысл ее слов, медленно покачала головой:
– Нет. Этого не может быть. Это ваш… Мне даже страшно произнести это слово…
– Муж. Да, это мой муж. Как вы думаете, сколько ему?
– Сто?
– Восемьдесят девять.
– Да как же это случилось?
– Еще в школе я влюбилась, закрутила роман с парнем, красивым, молодым, у него был свой бизнес… Вышла за него замуж, мой отец тоже вложился в его дело, все шло так хорошо, а потом начались проблемы… Они занимались черными металлами, цены упали, это была государственная политика… – она говорила быстро, проглатывая слова и окончания, – я не очень-то сильна во всем этом… Знаю только, что были кредиты, что надо было как-то выкручиваться, продавать эти краны, знаете, такие огромные… Продавали за бесценок… Господи, сама не знаю, зачем вам все это рассказываю… У Вити были помимо кредитов еще другие долги, он должен был одному типу… Словом, Витя погиб полгода назад. Мне пришлось продавать все, что у меня было, в том числе и квартиру, переезжать к родителям, которые сами едва сводили концы с концами… Потом у меня на нервной почве случился выкидыш… А тут этот Лев Михайлович, старинный друг моего отца, у него всю жизнь были рыбные магазины… Потом его сын, Михаил, открыл рыбный ресторан в Москве. Мы жили по соседству, понимаете? И это он сам, видя наше положение, предложил моему отцу взять меня в жены.
– А вам сколько лет?
– Двадцать один.
Надя присвистнула.
– Он знал, что я хорошо готовлю, я думала, что он только из-за этого и решил жениться на мне. Я понятия не имела, что у него насчет меня совершенно другие планы…
– Какие? – тихо спросила Надя, вдруг вспомнив довольно странные звуки, доносившиеся из купе во время стоянки в Волгограде, длившейся сорок пять минут. Звуки были хорошо слышны именно из-за того, что поезд стоял.
Нет, это невозможно, ему же восемьдесят девять лет!
– Да мы как только сели в поезд, он запер дверь и начал… – Женя вся сжалась, судорожно стиснула кулачки и замотала головой, словно пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний и ощущений. – Он не слезал с меня, этот конь! А что я могла поделать? Ведь это же наше свадебное путешествие! Вернее, не совсем… Лева собирался покупать дом в Сочи, мы сами выбрали его по Интернету… Надо было его посмотреть, так что наша поездка была не только развлечением…
Вот сейчас Надя обратила внимание на множество драгоценностей, которыми была увешана молодая женщина. Золото, бриллианты, все такое массивное, не совсем подходящее ее возрасту и, видимо, доставшееся ей после смерти бывшей жены ее мужа.
– Он еврей и никакой не Лев Михайлович. Его настоящее имя Лейб Хаимович Гольдман. Нет, он хороший, добрый и очень умный. Я понимала, конечно, что мое замужество со стороны может показаться чем-то отвратительным, стыдным… Но я готова была готовить ему круглые сутки (он очень любит вкусно поесть), убираться, стирать его одежду, вести хозяйство… Я научилась готовить форшмак, фалафель, хумус, фаршировала щуку, ну и пекла, конечно, наши, русские пироги, которые ему нравились… Я старалась, еще до свадьбы жила у него, приводила все в порядок… И он, представьте, даже пальцем меня не тронул, выказывал исключительно заботу и нежность. Дарил мне золото, давал деньги, чтобы я купила себе одежду… Правда, намекнул, что я не должна выглядеть уж слишком, как пацанка… Вот и пришлось покупать эту юбку… Словом, я подумала, что этот брак может спасти всю нашу семью, ведь Лева заплатил все наши долги и обещал выкупить мою же квартиру, выставленную на продажу… Все шло так хорошо… И вдруг эта поездка, это купе… Кто бы подумал, что в нем столько энергии! Меня… Меня тошнит от него!!! Это такая гадость!
