Ольга Тарасевич - Копия любви Фаберже
Наконец она закончила занудную часть работы и снова задрала свитер:
– Все, Дарина Владиславовна, пережили. Сейчас будут вопросы про жизнь – а это намного легче.
Вопросы, ответы. Смешные случаи из диких лет становления бизнеса. Уверения в том, что партнерство и дружба совместимы. А потом…
– И тогда Андрей, даже не попрощавшись с Полиной, помчался к Светлане.
– …с Полиной…
Лика прекратила прослушивать эту часть записи, отложила работающий диктофон. Паничев продолжал что-то рассказывать, но она уже его не слышала.
Виктор определенно произнес «Полина» – точно и внятно, сомнений нет никаких.
Во время интервью эта фраза проскочила мимо ушей.
Так бывает. Как бы внимательно ни слушал собеседника журналист, ему требуется вспомнить или придумать следующий вопрос. Поэтому целиком и полностью речь интервьюируемого не воспринимается никогда, есть моменты, когда журналист машинально поддакивает, но ничего не слышит, так как в этот момент думает о следующем вопросе. Чем больше опыта – тем короче такие паузы.
«И вот я „вылетела“ именно в тот момент, когда Паничев назвал имя. Скорее всего, речь идет о Полине Калининой, подруге Светланы, – думала Лика, невидящими глазами глядя в монитор компьютера. – Значит, Андрей врал, он знал Полину давно! Похоже, вырисовывается любовный треугольник. Что же там произошло между этой троицей?..»
Она выскочила из-за стола, споткнулась о разлегшегося на проходе пса и невольно усмехнулась.
Рыжий огромный голден-ретривер Снап, вальяжно помахивая хвостом, направился на кухню. Сел возле холодильника и громко гавкнул. Естественно, хозяйка может оторваться от работы только для того, чтобы покормить его, красавца.
Отыскав сотовый телефон, Лика набрала номер Седова, и… Нажала на отбой.
Если Андрей причастен к смерти Калининой, его посадят в места не столь отдаленные. А даже если не посадят (таких, наверное, пока все же отправляют на нары исключительно в воспитательных целях), даже если адвокаты отмажут – что, он простит явный слив информации и рассчитается за заказанную работу? Да ничего подобного. Ногой под зад, и все дела. У таких людей даже с невиновными разговор короткий, а по отношению к виновным… Да и деньги нужны, хочется купить Даринке самую лучшую коляску, удобную кроватку, манежик…
«Так, стоп, – разозлилась Лика, снова набирая номер. – Мой материнский инстинкт ведет меня слишком далеко. Беременность очень специфически действует на мозг. Как стыдно! Да я за всю жизнь ни одной статьи проплаченной в газету не протащила!»
Нажать на кнопку вызова Вронская не успела, телефон запел: «Наша служба и опасна и трудна».
– Лика, ты чего звонила? – поинтересовался Седов. – Хм… Любовный треугольник, говоришь. Да, спасибо, конечно, очень помогла!
* * *– Облигации планируется выпустить в первом квартале будущего года. Двухлетние с полугодовым купоном плюс годовая оферта. Организатором займа выступает банк «Рассвет», сумма – 600 миллионов рублей. Ликвидность невысокая, но для заемщика это не главный фактор. Если все будет хорошо, следующий шаг – акции…
– Извини, но ты все время что-то бормочешь. Тебе не нравится? Я делаю что-то не так?
Виктор Паничев открыл глаза и застонал. Он сходит с ума, это совершенно определенно! Ладно когда посреди рабочего дня вдруг перед глазами мелькают то цифры процентов за пользование банковским кредитом, то смета расходов на реконструкцию оборудования завода. Снятся переговоры и схемы продвижения новых брендов. Но, блин, находясь здесь, в закрытом элитном клубе, в постели с молоденькой шлюшкой анализировать план выпуска облигаций… Нашел о чем думать, когда ему минет делают!
«Да, когда мы с Андрюхой на пару девок резали, веселее было, – подумал Виктор, любуясь идеальной грудью сидящей у него в ногах девушки. – Ну а сейчас что? Это только кажется, что групповуха – круто. То у меня осечка, то у него, стыдно, неудобно. Виагру же не будешь все время потреблять. Решили по индивидуальному плану, без свидетелей позора. Уж не знаю, как дела у Андрея обстоят. Но у меня уже не автоген, точно. Мало того, что не стоит. Так еще и несу всякую ересь…»
– Может, еще что-нибудь попробуем? – робко предложила девушка, откидывая с лица длинные светлые волосы. – Как ты любишь?
Виктор криво улыбнулся:
– Я люблю по-разному. Но когда на полшестого, вариантов особо нет. Так что давай, девочка, не отвлекайся…
Очень красивая. Других в этом заведении не держат. Интересно, куда они потом исчезают? И ни разу информации об этом клубе не просочилось в прессу. А ведь здесь такие гости, не узнать невозможно. Впрочем, какая разница, откуда появляются шлюхи, куда пропадают. Цена клубной карты равняется бюджету провинциального городка. Так что пусть владельцы заведения отрабатывают полученные деньги.
Девочка красивая.
Очень нежная.
Ее теплые мягкие губы целуют низ живота. Тонкие пальчики скользят вдоль члена. Язычок ласкает головку, приятно… Да, так и надо сжимать член – довольно крепко. Тогда движение губ заводит сильнее.
То есть должно заводить сильнее.
Заводило бы сильнее.
Если бы Андрей не был таким лохом!
Все пацаны полетели в Лондон, на игру «Челси» с «Манчестер Юнайтед». Но мы же выше тусовки, у нас самих скоро будет самая крутая футбольная команда. А эти его фокусы с охраной – перед знакомыми стыдно. Еще журналистку сегодня прислал, биографию писать задумал. Сам задумал – сам бы и рассказывал, какой он хороший. Нет, и компаньона напряг. Чуть выдержал изображать искреннюю любовь и дружбу! А его позиция по франчайзингу?!
– Не продано ни одной франшизы! Уже два года нас атакуют предложениями. Отказываемся – предоставьте четкую схему обеспечения контроля за качеством услуг в кафе-барах, открытых под нашим брендом. Привлечение ресурсов за счет франчайзинга могло бы позволить…
Виктор пришел в себя, почувствовав, что по бокам его звонко шлепнули пятки девочки. Открыл глаза, и…
Малышка хороша с любого ракурса. Крепкая попка, стройные бедра…
– Поцелуешь меня там? Кажется, это единственный способ заставить тебя замолчать, – осторожно заметила девушка.
– Подожди, – Виктор постучал по постели. – Ложись лучше, так удобнее. Какая ты разбалованная девочка… Ладно, пусть будет 69…
Она возбуждалась. Она его хотела. Ей действительно нравилось, и…
Виктор отстранился и замер, предвкушая, как через пару секунд умелые губы шлюшки доведут его до финала.
И в этот волнующий момент на грудь ему что-то упало.
Девчонка вздрогнула, изумленно повернула голову:
– Плеер?!
Он, видимо, проскользнул через декоративную решетку, прикрывающую вентиляционное отверстие. А еще под потолком почему-то явственно слышался шум…
Глава 4
Ники был восхитителен…
Теперь он мой! Цесаревич мой, целиком и полностью. Его губы мои, они ласкали мне грудь, пьяно, ненасытно. Его пальцы, длинные и тонкие, они тоже мои. Мне давно хотелось их целовать. Но я, конечно, этого не делала, даже когда они нежно скользили по моей шее, а потом гладили волосы. Только после того, как Ники уснул, я прижалась к ним губами. И к груди, заросшей темными курчавыми волосиками, и к впалому животику, и к выступающим косточкам по бокам.
Ники был восхитителен! Как много счастья он мне дал. Радость рвется из меня фонтаном его нежного шепота, торопливых ласк, дрожащего от возбуждения божественного, самого лучшего на свете тела. Я разрешу себе эту радость – думать о нем, вспоминать. Любить… Да, любить. Несмотря на всю ту боль, которую Ники причинил мне и еще причинит.
Потом все будет иначе. Я уничтожу эти записи. Конечно же, мне предстоит издать настоящие мемуары, уж теперь-то нет ни малейшего сомнения. Я напишу книгу, напишу о Ники. Но никогда в ней не появится ни слова о той долгой унизительной борьбе, которую я вела за цесаревича.
Итак, эти записи. Два часа счастья и любви. А потом – в огонь. Никто не должен знать, как низко нужно пасть, чтобы вознестись к короткому яркому счастью…
Никогда не забуду тот день, когда я попалась в плен дивных, ласкающе-грустных очей Ники.
23 марта 1890 года.
Выпускной экзамен нашего училища. Волнение неимоверное, в Михайловском театре будет присутствовать Его Императорское Величество. Нас, балерин, слишком много: каждую осень в театральное училище приходит 60—70 девочек. Долгие годы постоянных экзерсисов, кровь на пуантах, отказ от вкусного обеда. И даже стакана воды нельзя позволить перед исполнением на сцене па-де-де. А что потом? В Императорский театр отбирают лучших, примами становятся лучшие из лучших, но даже они могут сезонами не получать ролей. В Александринском танцуют француженки, итальянки, и лишь затем очередь доходит до русских балерин. Или не доходит.
Но я? Как же я? Что ждет меня? Смогу ли я вырваться вперед, оставив позади соперниц и получив то, что всем нам надо больше всего на свете? Сцену! Сцену, позволяющую танцевать, летать… жить…
