Светлана Борминская - Клубника в горьком шоколаде
— Что вас делает счастливым? Вы имеете отношение к тому, что называется столичный бомонд? Роскошный особняк, красный «ягуар» — это про вас? Что вы делали, когда пропали ваши дети? — с паузами в несколько секунд спросил Нелидов.
Хазаров пожал плечами.
— Я хочу узнать, живы мои девочки или нет?.. Где они, скажите мне, если знаете!
— Ответьте хотя бы на последний вопрос, — вздохнул Нелидов. — Что вы делали, когда пропали ваши дети?..
— Я был в казино, — проглотив возникший в горле комок, признался Хазаров.
— Что вы конкретно делали в казино? — перебил медиум.
— Проигрывал, — вздохнул Хазаров.
— А ваша жена?
— Какая?
— Нынешняя, — кивнул медиум.
— Сидела рядом. — Хазаров сжал кулаки.
— В вечернем платье со стразами и курила?..
Хазаров встал.
— А иди ты! — проворчал он и решительно двинулся к двери.
Медиум улыбнулся и щёлкнул пальцами, они взглянули друг на друга, и Хазаров вернулся.
— Она жила у вас?
— Тёща?
Медиум кивнул и добавил:
— Сходите на ее квартиру…
— Когда? — быстро спросил Хазаров.
— Сегодня, — подумав, ответил Нелидов и опустился на кушетку, закрыв рукой глаза.
Ким Магомедович привстал и огляделся. То, что медиум моментально уснул, сомнений почему-то не вызывало.
— Мужчина — вы!.. Вы, положите ему лист бумаги на грудь, — подала сзади бумагу и ручку секретарша.
— Но…
— Денис Евгеньевич в состоянии каталепсии, мужчина… Ну, отсутствует пульс, сам холодеет, глаза закрыты, не видите разве?.. — снова каркнула, как осенняя ворона секретарша. — Денис Евгеньевич — проводник между живыми и мёртвыми. Ждите, мужчина, ждите! — и она вышла, тихо притворив дверь.
Прошло полчаса. Над медиумом летали мухи, часы на стене отстукивали секунду за секундой. Хазаров с хрустом зевал и не спускал с Нелидова глаз. Медиум выглядел неважно — черты заострились, дыхания не было слышно…
Пошли вторые полчаса. Хазаров, закрыв руками голову, сидел рядом, сгорбившись. На медиума он больше не смотрел, нырнув с головой в собственные невесёлые мысли.
— По ту сторону жизни их нет… — вдруг услышал он.
Хазаров вздрогнул и с опаской покосился на медиума, тот ручкой пытался что-то написать на листке бумаги.
«Дети живы», — прочёл каракули Хазаров, а медиум открыл глаза и, сладко зевнув, сел.
— Чья-то дача, — повторил он дважды, пока Хазаров расплачивался. — Они ехали туда!..
— Что вы имеете в виду? — волнуясь, переспросил Хазаров. — Чья дача?.. Хоть направление скажите…
Нелидов пожал плечами и вытер полотенцем бледное вспотевшее лицо.
— Всё? — уходя, спросил Хазаров.
Медиум кивнул.
КВАРТИРА ЛИЛИ«УЛИЦА ТЕНИСТАЯ» — ржавая эмалевая табличка на знакомом угловом доме.
Хазаров въехал во двор, и припарковался у детской песочницы. Двор, где он оставил машину, нельзя было назвать спокойным, рядом было три магазина — продуктовый, хозяйственный и обувной, да ещё шиноремонтная мастерская… Хазаров порылся в бардачке и выудил два ключа от квартиры тёщи. Найдя глазами знакомые пыльные окна, он не спеша закурил и сделал несколько звонков.
В квартире было душно, громко с оттяжкой капала вода из неисправного крана на кухне. Хазаров затянул потуже кран и вспомнил фрагменты джакузи, из которой его тёщу вытащили перед отправкой в морг. Он ещё тогда обратил внимание на тонкий голубой нимб из ниоткуда над трупом.
Его раздумья прервал звонок жены.
— Ты скоро приедешь на работу, Ким? — проворковала Тамара. — Тебя ждут. Они приехали из Нальчика и нервничают… Ты где?
— Я не приеду сегодня, — буркнул Хазаров.
— Где ты?.. У медиума? Он ещё не принял тебя?! Послушай, Ким, есть очень сильная ясновидящая на улице Хошимина, — заторопилась Тамара. — Запиши адрес.
— Я перезвоню, — перебил он жену. — Жди…
Был ранний вечер. Он сидел в квартире бывшей тёщи — на улице Тенистой уже несколько часов. Звонок городского телефона вывел его из состояния унылого ожидания.
— Да? — осторожно спросил он.
— Не называй моего имени, хорошо?.. — предупредил едва слышный голос.
— Где вы? Что случилось?.. Скажите мне, наконец, чёрт побери! — прорычал Хазаров.
После долгого разговора Ким ещё некоторое время сидел, разглядывая пол в квартире бывшей тёщи. По старому дубовому паркету деловито бегали рыжие мелкие муравьи… То, что с ним произошло дальше, Хазаров воспринял, как телепортацию — не больше и не меньше!.. Только что он был в квартире на улице Тенистой и вдруг обнаружил себя идущим по коридорам Телеканала! Оказывается, уже наступил следующий день.
— Где ты был, Ким? — подняла брови его жена Тамара Жилянская.
Это было началом их первой ссоры… Но уже через двадцать минут супруги целовались и даже закрыли на полчаса дверь в кабинет — на два оборота ключа.
ДРУГИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАПод фонарями промозгло блестел асфальт…
«Номер машины охранника, который увез дочек Хазарова пробьют через час… Если бы только машина «всплыла» где-нибудь ещё… Если бы только всплыла!»
Лев Тимофеевич неожиданно споткнулся на абсолютно ровном месте. И дело было не в препятствии на его пути, просто на проезжей части валялся… мокрый игрушечный медвежонок.
«А что если с дочками господина Х. случилось что-нибудь, исключая похищение?»
За те секунды, пока поток машин, сигналя, стоял на светофоре, следователь успел схватить игрушку с проезжей части и пулей вернуться на тротуар. Игрушечный мишка был изрядно мокр, хоть воду выжимай… Лев Тимофеевич потряс медведем и, завернув его в газету, сунул в портфель. Так, с косолапым, он и пошёл домой.
На его пути был круглосуточный магазин, Рогаткин стремительно вошёл в него и спортивным шагом направился в мясной отдел. Посмотрев на мясо пять секунд, Лев Тимофеевич нервно развернулся на 180 градусов и трусцой устремился к колбасе. От колбасы отойти было труднее, но следователь, зажмурившись, сумел отмахнуться и от этого соблазна, хотя чуть не потерял очки, когда разворачивался всем туловищем к овощам. Последний раз оглянувшись на свиные сардельки, он медленно отошёл к огурцам, помидорам и пензенской картошке. Нагрузив две авоськи отборных овощей, Лев Тимофеевич купил на сладкое фруктовый тортик и пешком побрёл домой.
Через полчаса, поставив картошку жариться на газ, он нарезал салат, разломил очищенный апельсин, налил себе водочки и достал огурчик, который плавал на дне банки… Выпив полную стопку водки, Лев Тимофеевич печально поглядел на бутылку и убрал её в холодильник.
— Что касается серийного убийцы-отравителя, то я его всё равно поймаю!.. — пообещал Лев Тимофеевич салату, хрустя огурцом. Сказал по привычке, никто его не спрашивал и ответа не ждал.
Дожидаясь ужина, Лев Тимофеевич анализировал факты по делу Калюновски-Хазаровых, размышлял, и выходило вот что:
Музейный работник и бывшая тёща телемагната Х., если её разозлить, кричала, как пилорама.
На кого?
На новую жену своего зятя Хазарова.
Причина крика?
Унизительное выселение бывшей тёщи из особняка на улице Пичугина.
Нестыковочка! У тёщи собственная трёхкомнатная квартира на улице Тенистой и выселение из особняка, совсем не значило для нервной бабуси — выселение на улицу.
Кто/что для Лили Юльевны Калюновски было самым дорогим (в порядке убывания)?
Дочь Ева, внучки, зять, работа…
Выяснить, кого/что ещё любила Лиля Калюновски, могла ли она покончить жизнь самоубийством, а также, где её стоматологическая карта?
В двух ближайших к Тенистой улице платных стоматологических поликлиниках карты Хюбшман-Калюновски не было. Поэтому необходимо было найти карту в самое ближайшее время, ведь по христианским обычаям Лилю Юльевну уже давно пора хоронить. На дворе было лето, и тело быстро разлагалось даже в холодильнике.
Лев Тимофеевич сидел на стуле и читал газету, затем что-то произошло — он чутко принюхался, огляделся и бросился к картошке, которая угрожающе скворчала на сковороде. Спасение картошки произошло в максимально короткий срок — примерно за 20 секунд. Лев Тимофеевич снова сел и случайно вытер пот со лба газетой.
Картошка остывала, являя миру румяные бока. Лев Тимофеевич демонстративно отвернулся, подождал ещё секунд сорок, потом махнул рукой и начал есть.
«Надо же, как ей фатально не повезло! Зачем же она решила принять ванну во время бури, буквально перед своим отъездом из дома Хазарова? — думал следователь, с аппетитом жуя. — Могла бы и у себя в квартире помыться, в конце концов! Нет, ну что за блажь, чёрт возьми, тебя гонят, а ты решаешь помыться напоследок?!»
Ночь.
Рогаткин морщился и зевал, глядя на медленно загружающийся компьютер. Он работал уже битый час — ныла шея, спина затекла, вдобавок он отсидел ногу.
