Станислас-Андре Стееман - Ночь с 12-го на 13-е
Малез был в бешенстве, но старался сдерживаться.
— Спасибо, — сухо проговорил он. — Кажется, вы пишете портрет миссис Абоди?
— Да, пишу. Сеансы с пяти до семи.
— Абоди в курсе?
— Наверное, да.
— И он не возражал против этого?
— Понятия не имею. Я никогда не интересуюсь мнением мужей моих моделей.
— Что вы о нем думаете?
— Я мало его знаю. Вроде бы, он меня не любил. Так я слышал, по крайней мере.
— Не приходили ли вам в голову опасения, что в один прекрасный день он явится в вашу мастерскую и устроит там погром?
— Нет. Я думаю, сначала он сорвал бы зло на своей жене.
— Понятно. Кстати, куда вы дели вашу служанку? Как ее там? Ирис? Мак?
— Лотос?
— Точно, Лотос. Я приходил к вам и вчера, и сегодня, но сколько ни звонил в дверь, никто не отозвался.
Зецкой щелчком отшвырнул в угол недокуренную сигарету.
— Лотос у себя дома, с семьей. По крайней мере, мне так кажется. Оплаченный отпуск, — добавил он доверительно. — Что еще я могу сделать для вас, комиссар?
— Ничего, — проворчал Малез. — Надеюсь, ваше алиби подтвердится.
— Будьте уверены, — чуть ли не с радостью отозвался Зецкой. — Я всегда стараюсь позаботиться о том, чтобы у меня были свидетели получше в нужный момент и в нужном месте.
Глава шестнадцатая
— Должен ли я прийти к заключению, мистер Матриш, что вам ничего не было известно о существовании писем с угрозами, адресованных господину Абоди?
— Понятно, я ничего не знал, а то бы…
— Если бы знали, то не выбрали бы ночь именно с 12-го на 13-е, чтобы уничтожить доказательства совершенной вами растраты?
— Я вовсе не это хотел сказать!
— Злая собака рано или поздно нападет на своего хозяина и укусит его. Так и ложь… — вздохнул мистер Ву. — А великий Конфуций говорил: «Небеса, в конце концов, откроют то, что человек старается скрыть…»
Матриш ухмыльнулся.
— На что вы рассчитываете? Думаете, я куплюсь на вашу вежливость?
— Да, мы вежливая нация, — признал мистер Ву. — Поэтому, когда я дам Вангу указание ударить вас прикладом ружья, я сначала попрошу вас не считать меня слишком суровым, к тому же и Ванг сделает свое дело без излишней жестокости.
Матриш побагровел от ярости.
— Проклятые китаезы! Вы что — хотите сказать, будто осмелитесь приказать одной из ваших мерзких макак поднять руку на белого человека?
— Нет, мистер Матриш, не руку, всего только приклад ружья, — весьма учтиво объяснил мистер Ву. — Исполняя эту неприятную обязанность, мы оба будем испытывать смущение, но возможность сэкономить время и — в связи с этим обстоятельством — государственные средства, позволит нам меньше страдать от угрызений совести.
— Браво! — воскликнул только что вошедший Малез. — Месье Венс, кажется, спасен! И, если даже нам самим не удастся разгадать этот ребус, теперь можно надеяться, что после пробуждения он даст нам ключ к решению… Послушайте, мистер Ву, вы никогда не отдыхаете?
— Мудрый человек сажает фиговое дерево, прежде чем устроиться отдохнуть в тени его листвы. Так говорил Лао-Цзы, — с извиняющимся видом заметил китаец.
Малез, не поморщившись, выслушал очередную цитату.
— Ну, так как же, Молчун? Разродишься, наконец?
Матриш пожал массивными плечами и наклонил голову, царапая ногтем пятно на коленке, которое никак не поддавалось.
— Должен ли я прийти к заключению, господин комиссар, что вы вынуждаете меня признаться в преступлении, коего я не совершал? — ехидно спросил он, пародируя китайского полицейского. — В таком случае придется напомнить вам две вещи: во-первых, я провел всю ночь с 12-го на 13-е в собственной постели, причем один, — вот вам доказательство того, что я, по крайней мере, не старался обеспечить себе алиби; во-вторых, должно быть, вас ведет по ложному следу мое сходство с каким-либо иным субъектом. Да, и кстати, — мое слово стоит вашего!
— Заткнись! — злобно прошипел Малез.
— А еще добавлю, что вы не сможете возбудить дело о якобы совершенной мной растрате, потому что для этого нет никаких оснований: Абоди не подавал иск.
Малез взбесился еще больше.
— Конечно, он не подал иск, просто не успел: ты не оставил ему времени, отправил его на тот свет, прежде чем он это сделал!
Матриш покачал своей огромной головой.
— Абоди так и так никогда не стал бы возбуждать дела о растрате.
— Почему? Вы что — молочные братья?
— Нет, но он подторговывал опиумом… и был уверен, что я об этом знаю…
— Спасибо за наводку. Что же до прямого шантажа Абоди, я думаю, ты никогда бы не пошел на такой риск: Абоди был хитрым, жестоким и слишком неуступчивым для тебя человеком, а мне почему-то кажется, что тебе хотелось бы умереть в свое время и своей смертью. Кроме того, если б ты и впрямь решил шантажировать патрона, то вряд ли стал бы запускать лапы в кассу. Вот только, знаешь, даже и тех мелких изъятий, которые ты себе позволил, Абоди тебе не простил бы. И вообще, на мой взгляд, Абоди был из тех, кто никому ничего никогда не прощает. Вот и получилось: либо его шкура, либо твоя! Должно быть, ты прослышал о Зеленом Драконе и увидел тут уникальную возможность свалить собственное преступление на кого-то другого. Ну, и не упустил этой возможности…
Матриш упрямо царапал ногтем коленку.
— Я уже говорил вашему желтолицему дружку, что ничего не знал об угрозах, объектом которых стал Абоди!
— Но я не обязан тебе верить!
— Да какая разница: верите — не верите! Предположим, я вру, предположим, я знал об этих угрозах. И что? Зачем бы я полез в это осиное гнездо, если и так Зеленый Дракон сработает на меня? А теперь предположим, что я говорю правду и ничего не знал. Как я мог предвидеть, что Абоди взбредет в голову переночевать в своем кабинете, да еще в компании легавого?
Слова Матриша задели комиссара, и он взорвался:
— Ну, и какого черта ты все-таки туда полез?
— Я уже говорил вам, что спокойно спал в своей постели и что… — Гигант внезапно поднял голову и взглянул Малезу прямо в глаза. — Ох, черт побери! Угораздило же меня вляпаться в такую кучу дерьма! Ладно, хватит сотрясать воздух, пора признаваться. Мне надоело целыми днями выписывать цифры в этой комнатенке величиной с клетку для канареек! Мне надоело…
— И тебе захотелось поискать другую курицу, которая несет золотые яйца. Не такую строптивую.
— Хотите — считайте так. А еще сменить обстановку. Я знал, что Абоди хорошенько подумает, прежде чем решится пустить ищеек по моему следу: ведь для этого ему пришлось бы разрешить легавым влезть в его дела. Ну, я и подумал: надо уничтожить мои бухгалтерские книги и заодно пощупать кассу.
— Ага, прямо гомеопатия: лечить подобное подобным! Так как же ты пробрался в контору?
— Как-как! Через дверь!
— В какой момент? Когда я сморкался?
— Почем я знаю, когда вы сморкались? Ах, да! Стены ведь задрожали!
Малез с большим трудом сохранял спокойствие.
— Хорошо. Значит, ты заранее запасся ключом?
— Разумеется, и сделал это сразу же, как первый раз хапнул бабки.
— До чего предусмотрительный! А тебе не пришло в голову подумать, что я тут, перед домом 114, делаю?
— Почему же не пришло? Я подумал об этом и решил, что вы наблюдаете за домом напротив.
— Какого черта — за домом напротив?
— А какого черта не за ним? Но, тем не менее, если б я вошел открыто, вы бы меня заметили и потом должны были бы свидетельствовать против меня. Ну, и я уже подумывал отказаться от своих намерений, когда вам пришла в голову дивная идея повернуться ко мне спиной.
— А потом что было?
— А потом ключ сработал без всякого шума, я спокойно вошел и сразу же кинулся к сейфу.
— Но, проходя мимо, ты должен был заметить свет в кабинете Абоди…
— Разумеется, и свет заметил, и голоса услышал. Честно говоря, мне тогда сразу же захотелось смыться, но я тут же вспомнил, что Абоди потребовал, чтобы я назавтра показал ему свои гроссбухи, и я знал, что терпение его истощилось, потому действовать надо было именно этой ночью, иначе мне пришлось бы покинуть Шанхай с пустыми руками.
— Когда ты «работал», не заметил ничего необычного?
— Абсолютно. Все было тихо и спокойно, как на кладбище.
— Тебе не показалось в какую-то минуту, что за тобой наблюдают? Не почувствовал слежки? Мог бы поклясться, что был там один?
Матриш поколебался.
— Да, — неохотно признался он.
— А потом что было?
— А потом в кабинете Абоди зазвонил телефон…
— Кто ответил на звонок?
— Вроде бы, сам Абоди…
— Ты слышал, что он говорил?
— Мне было чем заняться, кроме как подслушивать. А кроме того, почти сразу же раздались выстрел и такой звон, ну, знаете, как бывает, когда стекло бьется.
— Что было раньше — выстрел или звон разбитого стекла?
