Гансйорг Мартин - Кордес не умрет
Она обещала узнать и сообщить мне, когда я вернусь, новости делового характера, сказала, что ожидает меня завтра (то есть сегодня) после обеда или вечером.
Разговор придал мне сил. Я позвонила в заведение, где мы сидели с Кордесом, спросила, не оставила ли я там одну перчатку, и узнав, что там ничего не обнаружили, раздосадованная, легла в постель, надеясь уснуть. Но сразу заснуть я не смогла: слишком уж была возбуждена. Это мне удалось, как только я навела порядок в своих мыслях и чувствах.
Результат моей вылазки был обнадеживающим. Во всяком случае, я добилась того, — и это с уверенностью можно сказать, — что Кордес оставит Корнелию в покое. Я совершила единственную ошибку: нужно было сказать, что я до сих пор замужем и что, следовательно, с первым мужем, то есть Кордесом, я в разводе…
Отдохнув, я спустилась вниз и вышла на улицу.
Я устало шагала, не замечая происходящего вокруг, пока не увидела, проходя мимо кинотеатра, что там идет фильм, о котором я много слышала, но который так и не удосужилась посмотреть. Недолго думая, я купила билет, пакетик конфет и заняла место в зрительном зале.
Фильм мне понравился — живой, немного фривольный, — и я забылась на короткое время. Не обошлось, правда, и здесь без небольшого происшествия: около меня сидел пожилой мужчина, маленький, кругленький, совершенно лысый, на носу — очки в толстой роговой оправе. Он, как только начался сеанс, еще до начала фильма, когда показывали новости и рекламу, начал есть мороженое. Ну, да это, наверное, не имеет значения…
* * *Как только я начала рассказывать о посещении кинотеатра, доктор Деган, который до этого, будучи терпеливым слушателем, никак себя не проявлял, словно очнулся. Он начал вертеться на стуле и барабанить пальцами по столу.
— Нет! Нет! Неужели вы не понимаете, фрау Этьен! — вскричал он. — Наоборот. Может быть, здесь и скрыто самое для нас важное. Рассказывайте! Рассказывайте все!
В чем мог быть замешан этот лысый, который во время сеанса ел мороженое? Какое отношение он мог иметь к убийству Кордеса? Но Деган ждал, лицо его выражало повышенное внимание. Пожалуйста!
* * *Значит, так… Господин ковырял деревянной ложечкой в своем стаканчике, в то время как на экране мелькали кадры кинохроники. Помню, — кажется, когда показывали наводнение где-то в Азии, — я даже негромко рассмеялась. Потому что рядом со мной серьезный господин, безукоризненно одетый, купивший самый дорогой билет, тщательно выгребал из стаканчика и ложку за ложкой отправлял себе в рот вишневое мороженое. Это выглядело довольно комично.
Вдруг стаканчик выпал у него из рук и оказался на подлокотнике между нами. Мороженое, естественно, брызнуло во все стороны. Затем его остатки, уже растаявшие, полились из стаканчика, и, прежде чем я успела вскочить с места, у меня на юбке появилось изрядное пятно.
Маленький толстяк был сверх всякой меры сконфужен и напуган. Он дал мне свой носовой платок, схватил меня за локоть и извинялся, извинялся… Он уверял меня, что оплатит чистку моей юбки — что само собой разумеется… Я, честно говоря, никогда не думала, что по такой ничтожной причине можно так разволноваться.
Я успокоила, как могла, старого господина, но это было совсем не так легко. На мое счастье, начался сам фильм, и все постороннее сразу отошло куда-то в сторону.
Но после окончания фильма ко мне снова подступился этот господин (я думаю, он никогда больше не будет есть в кино мороженое), на этот раз остановив меня у самого выхода. Он с чрезвычайно любезным поклоном передал мне свою визитную карточку, уверяя в который раз, что все расходы по приведению в порядок моего костюма он берет на себя… И так далее… и так далее…
* * *— Где же карточка этого господина? — строго спросил у меня Деган.
Я с удивлением посмотрела на него:
— Боюсь, что я выбросила се… Но какой интерес может представлять?..
— Вы, по крайней мере, ее прочли?
— Тео Тирбардт — так, кажется, зовут беднягу, — отвечаю я, все еще не имея ни малейшего понятия, зачем все это Дегану понадобилось. — Но больше я, в самом деле, ничего не знаю.
— Ну и натворили вы дел, любезнейшая фрау Этьен, скажу я вам. — Деган смотрит на меня, как школьный учитель смотрит на совершенно тупую ученицу. — Если бы вы мне своевременно рассказали о вашем киносюжете, мы бы (он посмотрел на часы) не провели больше трех часов в следственной тюрьме. Ни вы, ни я. И если мы теперь допустим промашку, упустим этого коротышку, и не найдем его, сидеть вам в следственной тюрьме, по крайней мере, еще три недели — понятно?
— Нет, — говорю я обескураженно. — Какое этот герр Тирбардт и его стаканчик с мороженым имеют отношение ко мне или Кордесу? А главное, какую роль он играет в моем пребывании здесь?
— Но этот человек — ваше алиби! — кричит Деган.
— Мое али…?
— Да. Это бесспорно. Кордес был убит, по данным полиции, между двадцатью и двадцатью двумя часами. В восемь вечера вы еще были в отеле — это нетрудно доказать. В девять часов — дай бог, чтобы вы не перепутали фамилии — герр Тирбардт посадил вам пятно на юбку своим мороженым. В одиннадцать часов он вручил вам визитную карточку, после чего целую вечность извинялся в своей неловкости или мямлил нечто, что должно было вас примирить с его персоной. Как же, простите, в узкий промежуток между этими событиями вы могли перекочевать с Юнгфернштиг на Бланкензее, застрелить Кордеса, затащить труп в кусты рододендрона и вернуться в кинозал к своему любезному соседу? Ах, да… Куда прикажете вас доставить: в администрацию следственной тюрьмы, или вы предпочитаете о своем приключении в кино поставить в известность полицию, фрау Бетина?
— Да, но… — несмотря на свое волнение, я замечаю, что на этот раз он назвал меня по имени — Бетина, — но и вы, и Ромайзель запретили мне давать показания.
— Да! — отвечает он. Запомните: адвокаты далеко не всегда дают лучшие… Впрочем, откуда мы могли знать, что у вас есть бесспорное алиби?
Он снова смотрит на часы:
— Теперь я с вами расстанусь и попробую отыскать судью… нет, лучше этого герра Тирбардта… Наше счастье, что он не Мюллер![1] Если все подтвердится, вы через час-другой выйдете отсюда.
Он встает и нажимает на кнопку звонка.
— Сейчас примерно полпятого. Не так много. Ведите себя хорошо до моего возвращения или известия от меня.
Он пожимает мне руку.
Звон ключей.
Подошедшему надзирателю он объясняет, что торопится на встречу с судьей, и исчезает.
— Минуточку! — говорит надзиратель и снова запирает двери.
Через пять минут, однако, они отворяются опять. Появляется другой надзиратель, а рядом женщина, тоже в форме.
— Прошу вас следовать за мной, — говорит женщина.
— Меня отпускают на волю! — вскакиваю я с места.
— Не-е… Я должна вас доставить в женское отделение, наверх, — поясняет женщина.
— Но с какой стати!.. Мой адвокат сказал, что меня должны выпустить, — протестую я, и меня охватывает страх.
— Возможно… Но не сразу…
Женщина в униформе сильная, широкоплечая, с лицом цвета «эскимо». Круглая и полная. Большие желтые зубы придают ее лицу неприятное выражение, волосы, черные, как смоль, коротко подстрижены.
— Ну, живо наверх! Пойдем вместе. Здесь вам больше нельзя оставаться.
Наверху, в женской тюрьме, куда мы наконец добрались после длинного путешествия сначала вдоль одного бесконечного коридора, потом другого, отделенного решеткой от первого, дверей камер и прочего, — наверху для меня уже не было ничего неожиданного. Все так же, как и в приемной, даже запах тот же.
Только вместо тюремщиков-мужчин везде стоят в такой же форме женщины со связками ключей и какими-то холодными блеклыми глазами.
Меня помещают в камеру, где еще теснее, чем в комнате для свиданий: деревянные нары у стены, ведро, немного больше обычного, в углу. Всюду царит запах хозяйственного мыла.
Я сажусь на нары и с грустью думаю, что доктору Дегану ничего не удастся, и мне отсюда никогда не выбраться.
А вдруг он не найдет этого мужчину по фамилии Тирбардт… или тот по делам укатил в Тегеран. Или указанный Тирбардт будет по какой-либо причине отрицать, что был вчера в кино… А может быть, он уже… сейчас так много авиакатастроф! Или утонул в Эльбе, или упал с лестницы и расшибся насмерть! Или… или… Я, наконец, устала припоминать всевозможные несчастные случаи.
Черт возьми! Не все ли равно, что с ним могло случиться… Я ведь ничего не знаю о Неле…
Два выстрела. В голову. Он должен был сразу умереть. И тогда кто-то затащил его в кусты рододендрона… Нет! Ребенку это не под силу! Но тогда, что ее привело в Гамбург? Я ведь ее видела; она стояла возле киоска. Может быть, она хотела купить газеты, чтобы убедиться, что преступление уже раскрыто? Почему она не отыскала меня в отеле? И если она действительно его застрелила, то почему не отправилась ближайшим поездом домой? И — почему она его застрелила?
![Аркадий и Борис Стругацкие - Дело об убийстве [Отель «У погибшего альпиниста»]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
