Леонид Матюхин - Дансон с нечистым, или Дьявольское рондо
— Сам ты tonto и bobo,[14] - обиделся Сергей, коль не в свои дела нос суёшь. Да, стою вот и любуюсь… Любуюсь, потому что красотой такой нельзя не любоваться. Вот так вот. Гляжу на портрет и сожалею о том, что не судьба мне повстречать такую красавицу. Сожалею и мечтаю. Если бы в свое время мне повстречать такое чудо, если бы она досталась мне, всю бы свою жизнь посвятил ей! В буквальном смысле носил бы её на руках. И был бы при этом самым счастливым из смертных. Э-эх! Встретить бы такую женщину! Я бы смог, поверь, всё сделать для её счастья. Не привередничал бы, не капризничал… Я был бы счастлив только возможности хотя бы изредка видеть её рядом с собой. Любоваться этим совершенством!… Ан нет — не судьба. Я слишком поздно родился — она умерла ещё до того, как я появился на свет… А ведь — я чувствую это, я знаю! — повстречайся мы, наверняка бы стали самой счастливой парой в мире!
— Ну-ну… — покачал головой могильщик. Восторженность твою я понимаю. Сам хорошо сегодня на грудь принял. Но что-то ты, отец, слишком уверенно, хотя и в сослагательном наклонении, об отношениях с красивой женщиной говоришь… Или не имел с бабами никогда дела, infelice?[15] Да откуда тебе знать, во что превратилась бы твоя жизнь, повстречай ты такую вот женщину? Откуда у тебя эта уверенность в том, что ты смог бы сделать её счастливой? Что смог бы довольствоваться лишь тем, что она сочла бы возможным дать тебе?! Что не требовал бы большего? Тьфу, Schei?e.[16] Внешне ты вроде на интеллигентного человека похож, а рассуждаешь, как выпускник школы для умственно отсталых. Ты что, maluco?[17] Не понимаешь разве, что в жизни опасно ручаться не только за других, но и за себя самого? Что наши ожидания и мечтания почти никогда не претворяются в жизнь? Что прогнозировать отношения с женщиной, даже в том случае, когда ты её хорошо знаешь, глупость вдвойне? А тут и вообще нечто немыслимое: увидел фотографию давно умершей — и возмечтал! Целый мир в мечтах своих построил. И в мечтах своих готов на все pour l'amour[18]… Да ведь сами мечты-то твои греховны. Кто-то умный сказал, кстати, прямо по твоему поводу:
«Kennt's Sunde, nennt es Leidenschaft,
Gewiss ist, da? es Leiden schafft.»[19]
— Comprendes?[20]
Сергей помолчал.
— Сечешь, спрашиваю? Так что мечты свои нужно уметь ограничивать. Иначе они могут становиться опасными…
— Comprendo.[21] Comprendo, что всё твоё здравомыслие, весь этот твой рационализм просто… просто патологичны. И знаешь, мне трудно уразуметь, как при такой вот заземлённости вообще жить можно… Даже могильщиком.
— А я и не живу. Я…
— Помолчи! — прервал его Сергей. — Теперь ты, sabelotodo,[22] послушай меня! Да, наверное это дико (объясняться в любви с первого взгляда к портрету давно умершей женщины. Но я знаю — слышишь, з н а ю — воскресни она или воплотись в другую женщину подобной красоты и высоких душевных качеств…
— Да откуда тебе знать о её душевных качествах?
— Да-да, именно высоких душевных качеств! — повторил Сергей. — Они же читаются в её взгляде. И только глупец или негодяй может предположить иное, глядя на этот портрет. Эта женщина была удивительным созданием. Честным и открытым. Неспособным ни на что постыдное. И, повствчай я её, мне бы и в голову не пришло обидеть её каким-нибудь нелепым подозрением…
— Ну что ж, посмотрим. — задумчиво произнёс могильщик, зримо потеряв вдруг всякий интерес к продолжению беседы. — Посмотрим…
Некоторое время он молча в упор разглядывал Сергея. Затем, не говоря более ни слова, повернулся к нему спиной и, забросив на плечо лопату, неспешно удалился.
— И он оказался прав, — прервал рассказ Марлен Евграфович. — Не смогли Вы довольствоваться тем, что давала вам ваша Ольга… И этого следовало ожидать. Человек — существо ненасытное. Ему подавай всё больше и больше. И аппетит будет только разыгрываться!… Простите за эмоции. Так что же было дальше?
— Да ничего. Я постоял у могилы ещё некоторое время, а затем ушёл… Можете представить себе, какие мысли одолевали меня. Долго я бродил ещё по кладбищу, а затем по городу. Я проклинал своё любопытство, проклинал свою ревность… Усталый и опустошённый я вернулся на свою станцию метро как раз ко времени наших обычных встреч с Ольгой. Непонятно на что надеясь, около часа бродил у входа в метро. Конечно — она не пришла. Не пришла она и ко мне домой. Заснул я под утро, и вот во сне Оля навестила меня. Нет, не было никаких упрёков. Она присела на край моего дивана, положила мне руку на лоб и печально заметила: «Ты снова не выдержал. Как и тогда, в той жизни. Но теперь я не умру — мёртвые не умирают. Я просто больше не смогу приходить к тебе. Но я люблю тебя по-прежнему. И буду ждать тебя. И когда ты придёшь, мы с тобой уже никогда не расстанемся… Никогда». Наклонившись, она поцеловала меня в губы и ушла. А я смотрел ей вслед и не мог сбросить с себя сонное оцепенение. Не мог даже произнести ни звука. На утро я купил цветов и отнёс их на могилу. Это же был день её рождения.
Первое время мне было очень трудно. Я всё ещё на что-то надеялся. Ждал. И всё напрасно. Возвращаясь с работы, по несколъку минут простаивал у метро, высматривая её. А однажды не выдержал и поинтересовался у одной из старушек, постоянно сидящих у подъезда, не приходила ли в последнее время женщина, которая прежде так часто навещала меня. Старушка посмотрела на меня, как на ненормального — «Какая ещё женщина?» Я описал Ольгу. Поверьте, я в состоянии описать человека достаточно точно. Но старушка только пожала плечами. Нет, описанную мною особу она якобы никогда не видела. И это несмотря на то что Ольга раскланивалась с нею прежде не один десяток раз… А однажды я решил днём осмотреть тот дом, в котором Ольга скрывалась, прежде чем направиться на кладбище. Увы, в нём уже полным ходом шли строительные работы. Так что найти что-нибудь, что было бы памятью об Ольге, мне так и не удалось. Хорошо ещё, что я оставил у себя тот карандашный портрет.
— Давайте-ка выпьем молча. За близких и любимых, которых уже нет с нами, — предложил Марлен Евграфович, наполняя рюмки. — Ваша незабвенная Анна Конрадовна наверняка сказала бы вам, прослушав эту историю:
«Ach! Unsre Freuden selbst, so gut wie unsre Leiden,
Sie hemmen unsres Lebens Gang!»[23]
— И была бы права, — согласился Сергей. — Во всяком случае, после этой истории я до сих пор никак не могу окончательно прийти в себя.
— Охотно верю.
Помолчав, они выпили.
ГЛАВА III
Молчание нарушил Марлен Евграфович:
— А вам не хотелось бы вернуть Ольгу? Продолжить с ней встречи?
— Боюсь — нет. Слишком многое изменилось. Согласитесь, прав тот, кто первым заметил, что знание убивает любовь, Нет-нет, не подумайте, будто я разлюбил её! Я по-прежнему люблю её. Но это уже иная любовь, Мне известно, что она мертва и… И здесь я уже ничего не могу с собой поделать. Я неоднократно задавался вопросом, что было бы, не начни я тогда следить за Олей. И знаете, мне думается, нашёлся бы какой-нибудь другой повод, который неизбежно привел бы нас к той же самой развязке. В конечном итоге я лишь в очередной раз на собственном опыте убедился, что нельзя перманентно оставаться в состоянии счастья. По крайней мере — обычному человеку. К сожалению, счастье не может быть вечном. Счастье — это миг. Или, во всяком случае, весьма ограниченный отрезок времени. Это очень скользкая вершина, на которой нельзя задержаться надолго. А причина в том, что человеческая натура не терпит статики. Если всё хорошо и гладко, то человек сам себе выдумывает проблемы, устраняя которые получает удовлетворение. Если же в жизни всё остаётся неизменным — это преддверие конца.
— Иными словами, из вашего монолога можно сделать вывод, что вам не хотелось бы однажды вновь встретить Ольгу? Так, как прежде — у метро, или даже у себя дома?
— Ну как же Вы не понимаете! Конечно, хотелось бы. Но зто была бы уже совсем другая Ольга… и другим был бы при такой встрече я. Наше знание исключает счастье. — Задумавшись па минуту, он вдруг поинтересовался: (А почему вы спрашиваете? Вы могли бы вернуть её?
— Мог бы, — спокойно, как нечто само собой разумеющееся, подтвердил Марлен Евграфович, — Вы верно догадались, Серёжа.
— Н-да-а. Не таким я представлял себе Князя Тьмы… — с нескрываемым разочарованием произнёс Сергей. — Не таким он мне виделся…
— Так это Вы это м е н я за Сатану приняли? — искренне удивился Мален Евграфович. — Да что вы, батенька! Я такой же смертный, как и Вы. Вот только опростоволосился я, что называется, однажды. Бес, который никогда не дремлет, попутал миля. Или, говоря языком спецслужб, завербовали меня, привлекли к сотрудничеству. А я оказался способным, стал делать успехи, подниматься по служебной лестнице ни только на основной работе. Да и не столько… Короче, в том «департаменте», где я работаю по совместительству, занимаемая мною должность — далеко не последняя.
