Дональд Стэнвуд - Седьмой лимузин
— Сэр? — Сирил в некотором недоумении поднял брови. — Торги остановились на тридцати шести тысячах пятистах. Не хотите ли вы…
— Я хочу… — Его голос сорвался. Сглотнув слюну, он собрался с духом. — Я хочу заявить официальный протест по поводу того, как проводятся эти торги.
Пальцы Джилл впились мне в плечо.
— Вы сами, мистер Иббетсон, наблюдали за этой молодой дамой. — Показав на Карри, он заговорил громче. — Вы видели, как ей передал приватную информацию нынешний владелец автомобиля. Более недостойного…
Карри тоже вскочила с места.
— Ради Бога, Джон, почему бы тебе не признать, что у вас с Люсиндой просто кончились деньги? — Она резко расхохоталась. — Папа обставил вас еще много лет назад.
Сирил ударил молоточком.
— Я категорически настаиваю…
Но Карри знала, как действовать, чтобы у Джона Сполдинга поехала крыша.
— Не смей упоминать о моем отце! Мы с ним тебе пеленки меняли!
Сирил и Билл Харра одновременно дали знак вмешаться охране.
— Нам всем так хорошо жилось вместе. Но нет, твоей полуспятившей сучке-матери понадобилось, чтобы…
Начиная с этого момента, я не могу поручиться за то, что буду излагать события в строгой последовательности. Атом плутония с таким же успехом взялся бы судить о том, как именно развивается ядерная реакция. Тед рванулся вперед, отшвыривая в сторону стулья, прежде чем нам удалось его остановить. Люди шарахались от него, бросившегося на выручку к Карри. Охранники загородили пространство, отделявшее Джона от Карри. Их округлые, похожие на плоды авокадо, доспехи выглядели сейчас особенно броско. Тед попытался прорваться сквозь заслон и ему заехали локтем в зубы. Я тоже вскочил с места и кинулся к нему на помощь. Толпа загудела и затрепыхалась, как разворошенный палкой улей. И, перекрывая весь этот шум, Сирил стучал и стучал молоточком. Стучал до тех пор, пока все не отступили перед его непреклонностью.
— Леди и джентльмены, — с подчеркнутой важностью начал он. — Еще ни разу в жизни я не становился свидетелем такого… циркового представления. — Он посмотрел на Джона и Карри, которых сейчас держали, предварительно растащив в разные стороны. Пусть и потрясенные происшедшим, они оба держались так, словно каждый был полностью уверен в своей правоте. Мученики в пасти у льва.
Тед бессильно опустился на ступени амфитеатра, из разбитой губы у него текла кровь. По нему не было заметно, что он испуган или удивлен, только крайне удручен.
— Мне не понятен смысл всего этого представления. — Сирил уже набирал максимальные обороты. — И я не желаю вникать в него. Вы, сэр, правы лишь в одном отношении. Данный аукцион проведен с серьезными нарушениями протокола, но сейчас я намереваюсь положить этому конец. — Он указал пальцем на Жана Жулу. — Как я припоминаю, сэр, вы предложили тридцать пять тысяч пятьсот долларов.
Жулу кивнул, не скрывая своего ликования.
Молоточек опустился.
— Продано! — Сирил кивнул охранникам. — Джентльмены, прошу вывести этих людей из помещения.
Жулу выглядел так, будто только что забил гол. Но я не мог думать сейчас о «Бугатти» и о невосполнимой потере. Джилл сбежала по лестнице, и мы с ней вдвоем подошли к Теду. Он предостерегающе поднял в воздух обе руки.
— Нет! Не приставайте ко мне! Не здесь и не сейчас! Может быть, позже я сумею вам все объяснить.
Карри позвала его, когда охранники, взяв за локоть, уже выводили ее из зала. Тед посмотрел на нее, перевел взгляд на мать, принялся смотреть то на одну, то на другую, — классический выбор между красавицей и чудовищем.
— Мама, мне надо идти. Мы во всем разберемся и все уладим, я тебе обещаю. — Затем, к моему удивлению, он удостоил меня улыбкой. — Вы были правы, мистер Эшер. Насчет аукциона. И насчет всего остального. Папа всегда говорил, что у вас уйма здравого смысла.
И вот, отвернувшись от нас, он поплелся следом за Карри. Несмотря на все его выходки и чуть ли не подростковую ревность, я почувствовал болезненную жалость и желание защитить его. И новое любопытство. Что еще за все эти годы успел наговорить обо мне Элио? И не сказал ли чего-нибудь, способного разрубить гордиев узел, который он нам оставил?
Но спрашивать об этом было слишком поздно, по крайней мере, сегодня. Тед ушел, исчез, подгоняемый любовью или каким-нибудь доводом здравого смысла. Доводом, который казался здравым его уму. Слишком хорошо я распознавал такие симптомы. Его отца вечно одолевали подобные внезапно нахлынувшие порывы.
Глава пятая
24 сентября 1968 г.
Пентагонские генералы, маневрируя оловянными солдатиками на полях сражений, смонтированных на поверхности штабного стола, любят в наши дни порассуждать о принципе домино. Сомнительная теория, — так мне, по крайней мере, всегда казалось, но после потери «Бугатти» ее образный ряд захватил мое воображение. Через двадцать четыре часа после окончания аукциона мсье Жулу увез машину и организовал ее переправу через океан во Францию. Поступив таким образом, он вынул костяшку домино из нашей пирамиды, и мы все повалились друг на дружку. Джилл и я, Тед и Карри, и… этот фантом, которого я не видел, но присутствие которого ощущал. Убийца Элио.
К тому времени, как мы с Джилл встретились за завтраком у «Дэнни» на Вирджиния-стрит, молодая парочка уже убыла к себе в университет. Официантка принесла нам кофе, вручила весьма жалкое меню, а потом вернулась за стойку и принялась расставлять аккуратным рядком бутылки пива «Хейнц».
Я дождался, пока Джилл выпила полчашки.
— Что ж, выходит, Тед уехал, даже не попрощавшись?
— Нет, Алан. Он вчера вечером позвонил. — Она выложила меню на столик между нами. — Был очень любезен, учитывая сложившиеся обстоятельства. Они с Карри решили уехать сегодня с утра пораньше.
— Но по-прежнему никаких объяснений?
— Ничего нового. Он говорит, что у него есть свои причины, и что бы это ни было, я ему верю.
Но вера эта, судя по всему, была весьма хлипкой. Даже она сама, кажется, поняла это и стала еще более изможденной и замкнутой.
— Джилл, разве я сплетник? Давай выкладывай.
Она устало и чуть заискивающе улыбнулась.
— Дело не в тебе, Алан. — Порывшись в сумочке, Джилл извлекла подписанный чек на тридцать три тысячи семьсот двадцать пять долларов. Деньги Жулу за вычетом комиссионных Харры. — Стоит мне поглядеть на этот чек, и мне становится весело, и грустно, и как-то тревожно.
— Все эти определения подошли бы для описания моей жизни.
— Моей тоже. — Она расправила чек, иронически аффектируя каждое движение пальцем. — А к полудню я улечу домой, и там эти деньги мне пригодятся. Не собираюсь еще когда-нибудь сюда возвращаться.
Ни один из нас не чувствовал голода. Официантка смирилась с таким поворотом событий. Круглосуточные кофейные представляют собой особый мир. Официантка уже вновь спешила к нам со свежей порцией кофе.
— Я тоже уезжаю, — дождавшись ее ухода, объявил я. — Фрэнсис, должно быть, уже с ума сходит, сколько бы она за это время ни заработала… — Я подлил себе в чашку сливок и последил за тем, как они пенятся. — Ответственность. Бремя ответственности. Ты меня слушаешь?
— Алан, никто же не ждет от тебя…
— Разумеется, никто! Потому-то мне так легко смыться. Появилась возможность спуститься наконец наземь с моего белого скакуна. Вот что происходит, когда выпадаешь из собственного жизненного стиля. — Шапка пены поднялась уже до обода чашки. — Ангел мщения! Элио бы посмеялся. Не правда ли?
Джилл промолчала. Но настояла на том, что сама заплатит за кофе.
— Думаю, я теперь в состоянии это себе позволить, — сказала она, бросив на меня взор, благодаря которому все сразу же утратило малейшее значение.
Мое возвращение в Сан-Диего в каком-то смысле превзошло все мои ожидания. На пять дней, проведенные без меня, творческий бардак, царящий на студии «Эшер и Бэрр», стал еще более творческим. Фрэнсис приняла срочный заказ на фотооформление интерьера в гостинице «Коронадо», ее негативы и пробные отпечатки были развешаны по всей лаборатории, как нижнее белье на веревке. Весь понедельник я провел, помогая ей печатать фотографии, а собственные снимки, сделанные на аукционе, включая свару между полубратом и полусестрой, отдал на проявление в обычную здешнюю лабораторию.
И во вторник утром, когда мы с Фрэнсис, как пара лунатиков, занимались своим делом, на уме у меня были только слайды.
Правда, Фрэнсис то и дело испытующе на меня посматривала. Я поведал ей о печальной необходимости расстаться с Тридцать пятой моделью, но больше не сказал ничего. Поэтому она и не подняла большого шума, когда я снял рабочий халат после того, как из «Кодака» позвонили, что мои снимки готовы. Мы рано заперли студию, а затем, во избежание пробки, поехали ко мне домой по старому приморскому шоссе.
