Патриция Вентворт - Шестое чувство
Меада вернулась в свою квартиру, аккуратно упаковала спенсер, затем сделала надпись на пакете «Суссекс, миссис Спунер». Тетушка спросила ее, почему она бледна как скатерть и попеняла ее за то, что она ходит пешком по лестницам, если для этого существует лифт.
– Но я пользовалась лифтом, тетя Мейбл.
– Тогда почему у тебя такой неважный вид? Когда ты встречаешься со своими молодым человеком?
Меада моментально переменилась в лице – из бледной она стала пунцово-красной. Миссис Андервуд отнесла это на счет ее излишней нервозности. Голова Меады склонилась над пакетом, виднелись лишь ее черные волосы.
– Сегодня он весь день будет в военном министерстве. Но он позвонит мне, как только узнает, когда он освободится.
Миссис Андервуд оделась, чтобы выйти на улицу. Натянув перчатки, она сказала:
– Я взяла твой пакет. Сегодня поработаю вместо тебя. Скажи Айви, чтобы приготовила тебе чашку «Овалтина», а сама ляг и отдохни. Он, наверное, захочет прогуляться с тобой сегодня вечером, а может, и нет. Я вернусь не раньше половины седьмого.
День был неимоверно длинным. Меада зашла к себе в спальную и прилегла на кровать. Она ни о чем не думала, все ей было безразлично. Все вокруг словно замерло, остановилось в ожидании звонка Жиля. Но ее состояние, в котором она ни думала, ни переживала, не сулило ей отдыха. Меада походила на туго натянутую струну. Она почти утратила способность размышлять, ее мысль судорожно металась между двумя крайностями: от «это невозможно» до «увы, это действительно так». Казалось, невероятным, что Жиль женился на Кароле Роланд, однако он был женат на ней. Только одно из этих двух положений могло быть истинным. Тем не менее этих положений была два, и каждое из них делало невозможным другое, и между ними – ее беспокойно метущаяся мысль о себе самой.
Через лестничную площадку, в другой квартире, сидела, уставившись на пустую стену, Элиза Гарсайд. Полгода тому назад эта стена не пустовала. Высокий изящный ореховый кабинет располагался вдоль и напротив этой стены, а по обе стороны от него стояло по одному из ее украшенных тесьмой кресел. Впечатление в целом создавалось непринужденно симметричным. А теперь стена пустовала. Кабинет вместе с фарфоровым чайным сервизом из «Вустера» – это был один из свадебных подарков ее прабабки – исчез. Исчезли кресла, не только эти два, но весь гарнитур; кресла ушли, как она с горечью сознавала, за одну десятую цены, а чуть раньше все ее ценные бумаги и деньги проглотил этот всепоглощающий мир.
Обои, как упоминала миссис Смоллетт, изрядно выцвели. На стене сохранились следы от стоявшего раньше здесь кабинета – голубые пятна на тускло-сером фоне. Спинки кресел оставили менее яркие отпечатки. С правой стороны от мисс Гарсайд виднелось другое голубое пятно, показывавшее, что раньше тут стояло бюро, а над каминной доской выглядывали несколько небольших синих овалов и большой прямоугольник, говорившие о расставании с шестью миниатюрами и зеркалом. Та мебель и предметы, что остались, не представляли собой никакой ценности – потертый старый ковер, чья раскраска от возраста давно превратилась в что-то серое и невзрачное, несколько стульев, покрытых поблекшими от частой стирки кусками ситца, книжная полка, стол. Картину довершала сама мисс Гарсайд.
Она сидела совершенно спокойно и все глядела на пустую стену. Она видела перед собой лишь безнадежное будущее. Ей исполнилось шестьдесят лет. Она ничего не умела, и у нее не было больше денег. Она не в состоянии была оплатить аренду квартиры не то что за день, даже за четверть дня. Идти ей также было некуда. Из родственников у нее остались одна невероятно старая тетка, прикованная к постели, в доме престарелых, два молодых племянника, воевавшие на Среднем Востоке, и племянница в Гонконге. Всего полгода тому назад она жила вполне обеспеченно, на доходы от своих сбережений, вложенных в промышленный концерн. Но несколько месяцев назад он обанкротился, и она осталась ни с чем. Все ее яйца, как говорят, лежали, увы, в одной корзине. Теперь у нее ничего не было: ни яиц, ни корзины. У нее совсем не было денег. В руках она держала брильянтовое кольцо, которое она так безуспешно попробовала продать. Она внимательно катала его туда-сюда, не глядя на него, пока блеск камня не привлек ее внимания. Она пристально посмотрела на кольцо, прекрасный алмаз в платиновой оправе. Он выглядел таким, каким ему полагалось быть, то есть тем камнем, за который она всегда его принимала. Но это был не алмаз, это была подделка. Свадебный подарок дяди Джеймса – подделка. Но свадьба не состоялась, потому что Генри Арденн был убит под Монсом. Несмотря на это, дядя Джеймс казался таким великодушным, таким щедрым. «О, оставьте его у себя, мое дитя! Боже меня сохрани, я не хочу брать его назад!» Дядя Джеймс, который жил, катаясь как сыр в масле и притворяясь благородным и щедрым, все это время ловко дурачил ее. Он слыл богатым человеком, а оказался простым мошенником! Да, жизнь полна превратностей.
Она повернула кольцо камнем к себе. Он блеснул, переливаясь всеми цветами радуги, причем с таким храбрым видом, как будто в самом деле был настоящим. У мисс Роланд, жившей наверху, имелся точно такой брильянт. Всего лишь вчера он сверкнул с длинных пальцев, украшенных красным маникюром, когда они вместе спускались в лифте. Мисс Гарсайд стало любопытно: а тот камень тоже подделка? Впрочем, девушки, подобные Кароле Роланд, частенько получают подарки и могут обладать весьма ценными драгоценностями. Вполне возможно, что камень был настоящим. Мысленно вернувшись назад, она вдруг вспомнила, каким ярким светом блестел тот камень, когда Роланд стянула перчатку, чтобы взглянуть на свое кольцо. И затем как поспешно она опять надела перчатку, потому что кольца выглядели очень похожими.
Мисс Гарсайд думала о кольцах, а также о том, насколько они были похожи.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Миссис Андервуд упаковывала посылки для пострадавших от бомбежек до без четверти пять. Перед тем, как пойти к знакомым перекинуться в бридж, она откровенно высказала все, что думала, мисс Миддлтон. Под конец она поставила мисс Миддлтон в известность, что больше не придет сюда, и добавила: «У моей племянницы не очень крепкое здоровье, поэтому я считаю, будет лучше всего, если вы дадите объявление о свободном месте. Она возвращается домой совершенно измученная, и я не удивляюсь – почему».
В половине шестого Агнесс Лемминг и мистер Дрейк встретились, как и условились, в городе. Она намеревалась сказать ему со всей твердостью, на которую только была способна, что ему следует прекратить думать о ней и что им не следует больше встречаться. Однако все разрешилось совсем иначе, чем она рассчитывала. Причина, изменившая ее решение, в сущности не была причиной. Произошло вполне обычное, и вместе с тем не совсем обычное, событие. Хотя стоило бы заметить, что это вовсе не соответствовало характеру Агнесс Лемминг. Тем не менее это случилось. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Агнесс, стала посылка от Джулии Мэнсон.
Джулия была ее кузиной, доброжелательной и очень богатой. Она представляла собой тот тип женщины, кто покупает наряды и не носит их или надевает их пару раз, а затем они ей надоедают. Время от времени она отправляла посылки Леммингам. Одна из таких посылок прибыла тем днем и была адресована не миссис Лемминг, а ей, Агнесс. Распечатав, Агнесс увидела, что там лежал чудесный костюм из твида с приятным оттенком, нечто между коричневым и песочным цветами, в светло-красную крапинку. Кроме него, там находилось длинное пальто с теплым пушистым воротником, туфли, три пары чулок, фетровая шляпка, сумочка, перчатки, а также джемпер и кардиган – шерстяная кофта на пуговицах без воротника с еле заметным красноватым отливом. Внутри кардигана лежала записка от Джулии.
«Дорогая Агнесс!
Надеюсь, что ты сумеешь надлежащим образом распорядиться этими вещами. Когда я покупала их, у меня, должно быть, что-то случилось с головой. Они слишком малы для меня, кроме того, у меня небольшой пунктик насчет расцветки. Мэрион отдала мне все свои купоны, так что я куплю себе еще кое-что. Она как раз возвращается в Америку, и они ей не нужны…»
Агнесс вынула пальто и накинула его себе на плечи, а также надела на голову шляпку. Преображение оказалось чудесным. Это были ее вещи, предназначенные ей, – вся одежда удивительно подходила и шла ей. Как правило, вещи Джулии были слишком велики, но эти были точно по ее фигуре. Более того, эти были те самые наряды, которые Агнесс больше всего хотелось иметь. И все это было ее.
Но тут заявилась миссис Лемминг. Она схватила кардиган и подошла к зеркалу. Когда она повернулась, ее глаза сияли от удовольствия.
– Какой чудесный оттенок! Я никогда не считала, что у Джулии есть вкус, но это действительно потрясающе. А ну-ка сними пальто, дай мне примерить его. О, лучше не бывает! Туфли мне не подходят, можешь забрать их, а также чулки. Как жаль, что нога у Джулии больше моей, ноги у женщин становятся все больше и больше, но все остальное просто восхитительно. Юбку надо будет немного переделать. Ты можешь заняться этим завтра днем, а потом я надену этот наряд и отправлюсь вместе с Ирен в субботу на ленч, как это подходит для загорода.
