Джачинта Карузо - Сад земных наслаждений
Точных данных о дате рождения художника нет, ученые сходятся в том, что это произошло между 1450 и 1460 годами, по одной из версий — 2 ноября 1453 года. Документов о его семье сохранилось довольно много. Имя деда, Яна ван Акена, известного художника, появляется в архивах Хертогенбоса в 1423–1424 годах. С уверенностью можно сказать, что он был родом из Ахена — его фамилия означает „из Ахена“.
У Яна ван Акена было пятеро сыновей, один из них — отец Иеронима, Антоний. Он и двое его братьев стали художниками. Так что живописи Иероним учился в семье. Однако чтобы отличаться от брата Госсена, унаследовавшего мастерскую отца, решил именовать себя Иеронимусом (или Хиеронимусом, именно так он подписывал свои картины) Босхом, использовав в качестве псевдонима последний слог названия родного города.
Почти все имеющиеся у историков скудные сведения о жизни Босха почерпнуты из архивов Братства Богоматери — религиозной организации Хертогенбоса, посвященной культу Девы Марии. В 1480 году художник впервые упомянут в документах как женатый человек. Брак с Алейт ван дер Меервенне, богатой аристократкой из Хертогенбоса, вероятно, был заключен в 1478 году.
В качестве приданого за женой он получил кое-какие земельные владения расположенной неподалеку деревни Ойрсхот и возможность восхождения по социальной лестнице, доступ в замкнутое высшее общество Хертогенбоса.
Босх был членом Братства Богоматери, которое занималось благотворительностью и организацией религиозных празднеств. Между 1483 и 1498 годами имя художника появляется в многочисленных финансовых документах, где он упоминается как супруг и представитель интересов Алейт ван дер Меервенне. Босх даже вступает в конфликт с тестем в сфере имущественных интересов. В тот же период, судя по записям, художник становится одним из самых щедрых жертвователей города.
С 1488 года Босх упоминается в документах Братства как „почтенный“ — свидетельство того, что он к тому времени занял влиятельное положение. Примерно тогда же он приобрел дом на рыночной площади Хертогенбоса, а несколькими годами позже открыл там мастерскую.
Братство Богоматери избрало своей эмблемой белого лебедя. Каждый год один из наиболее уважаемых членов организации устраивал так называемый Пир Лебедя, и в 1498 году этой чести был удостоен художник.
Немногие записи фиксируют выполнение Босхом некоторых работ, например, роспись витража храма или изготовление канделябра. Последнее документальное свидетельство относится к 9 августа 1516 года, дню торжественных похорон художника».
Я пошел к Ребекке, чтобы выяснить, откуда она достала эту информацию. Судя по тому, что я прочел, художник вел спокойную жизнь, деля свое время между женой, мастерской и Братством. Эта ровная, лишенная потрясений жизнь плохо вязалась с тревожными картинами Босха. И почему в материалах не упоминался Великий Магистр Братства Свободного Духа?
Ребекка беседовала по телефону у себя в кабинете, но, едва увидев меня, резко оборвала разговор. Я искренне удивился. Даже если это был личный звонок, я не давал ей повода так внезапно его заканчивать.
— Я не хотел беспокоить вас, сержант, — сказал я, внимательно глядя на Ребекку. Казалось, моя напарница была смущена, как будто я застал ее, когда она ковыряла в носу. — Я нашел вот это у себя на столе. — Я показал ей листок бумаги. — Кто это составил и каков источник информации?
Ребекка тем временем взяла себя в руки.
— Это составила я, сэр, — проговорила она своим всегдашним металлическим голосом. — Подытожила сведения, найденные в Интернете.
— А почему там не упоминается Великий Магистр и его секта?
Она помедлила.
— Я решила пока что опустить этот момент, потому что взаимоотношения между Великим Магистром и Босхом очень противоречивы, и мне потребуется провести дополнительные изыскания.
— Не понимаю.
Ребекка помолчала еще немного.
— Ученые разделились во мнениях по вопросу о том, какую роль играл Великий Магистр в жизни и работе Босха. В том числе потому, что об этом сохранилось очень мало данных. — Она на некоторое время погрузилась в свои мысли, а после спросила, пристально взглянув на меня: — Вы прочли рукопись?
— Только первую главу.
Ребекка отвела глаза и промолчала.
— А что такое? — Я достаточно хорошо знал ее, чтобы понять: раз она ведет себя так уклончиво, значит, что-то от меня скрывает.
— Я не хочу испортить вам сюрприз, сэр.
Я собрался было возразить, но у меня зазвонил мобильник. На экране высветился номер Сьюзан. Пришлось выйти из комнаты, чтобы ответить — не хотел, чтобы Ребекка слышала наш разговор. Случай выяснить, что она имела в виду, был упущен. Однако я пообещал себе дочитать «Алейт» в тот же вечер. Слова Ребекки подстегнули мое любопытство.
Но я позабыл о своих благих намерениях, как только перешагнул порог дома. На автоответчике было сообщение от Арабеллы. Она требовала меня к себе вечером.
Арабелла работала биржевым брокером и из всех моих женщин меньше других была ко мне привязана. Мы встречались примерно раз в две недели. Стоило ей свистнуть, и я бежал к ней как собачка, потому что Арабелла в постели умела очень многое.
Я остался ночевать у нее. И утром приполз на работу совершенно вымотанный. Мы не только трахались как одержимые, но еще и пили как лошади.
Ребекка встретила меня удивительной новостью. Накануне она послала агента в Национальную галерею с фотографией Яна Хасельхоффа. Выяснилось, что молодого человека в музее хорошо знали, потому что он страдал, как называют это психиатры, «синдромом Рубенса». А именно, нашего голландца застали, когда он занимался сексом в зале музея.
То, что произведения искусства эротически стимулируют людей, — ни для кого не секрет. Я пару раз испытывал этот эффект на себе и до сих пор храню приятные воспоминания. Так что меня очень позабавил рассказ Ребекки, бесстрастно поведавшей мне о любовных приключениях Яна Хасельхоффа и юной блондинки перед «Венерой у зеркала» Веласкеса. Досадное происшествие имело место прошлым летом и было увековечено телекамерами внутреннего наблюдения.
В заключение Ребекка сказала, что я, если хочу, могу сходить в музей и посмотреть видео. Но только завтра, так как первого мая музеи закрыты.
Конечно, хочу. Я бы с удовольствием посмотрел запись вместе с ней, но моя напарница не горела энтузиазмом.
На видео Хасельхофф сидел на скамейке перед «Венерой у зеркала», на коленях у него разместилась блондинка с длинными волосами. Лица ее видно не было. Они трахались — в этом не возникало никаких сомнений. Посетителей в зале было немного, но кто-то заметил, что происходит на скамейке, и обратил на это внимание охранника.
Ай да молодец этот юный Хасельхофф! Я был просто в восторге. Заниматься сексом на скамейке посреди зала, в котором практически негде спрятаться, — тут нужно мужество. Я однажды проделал нечто подобное в углу египетского зала Британского музея. Да, среди мумий, но они хотя бы скрывали меня от любопытных взглядов. Я ведь не эксгибиционист: мне нравится заниматься сексом в необычных условиях, но вся прелесть именно в том, чтобы тебя при этом никто не видел.
— Вы думаете, эта девушка — Джули Бонем? — спросила Ребекка.
Мы сидели в кабинете начальника охраны Национальной галереи. Он сообщил нам, что Яна Хасельхоффа уже не в первый раз заставали в музее с расстегнутой ширинкой. За месяц до выступления перед картиной Веласкеса его застукали, когда он прелюбодействовал — именно это слово использовал начальник охраны — в женском туалете с девушкой-блондинкой.
— Возможно, она, — ответил я Ребекке. — В то время они уже были вместе, если, конечно, Хасельхофф не встречался одновременно с другими женщинами.
Затем я спросил у начальника охраны, была ли с Хасельхоффом оба раза одна и та же девушка. Тот ответил утвердительно и предложил мне поговорить с охранником, который вмешался в происходившее в зале. Я сразу же велел позвать его.
Охранник, мужчина предпенсионного возраста, долго негодовал по поводу людей, осквернявших священные залы музея подобными гнусностями.
— За двадцать лет службы я многое повидал, — сказал он, качая головой. — Но чтобы такое… Когда меня попросили призвать к порядку молодых людей, которые занимаются любовью на скамейке, я ушам своим не поверил. Подумал, что неправильно понял. Но потом увидел все собственными глазами. — Он снова покачал головой. — На ней даже не было трусиков.
Ребекка смерила охранника ледяным взглядом, словно он сказал что-то обидное в адрес женщин. Те, с которыми я встречаюсь, часто не носят нижнего белья, чтобы сильнее меня возбуждать. Но вообще-то женщинам свойственно носить трусики. А у Ребекки, например, они отлиты из железа. Короче, ее возмущенный взгляд меня очень удивил.
