Олег Путилин - Алкаш в газете
— Пора посмотреть видик, — сказал Седой, который к тому моменту уже закончил все компьютерные операции. Он подошел к видеомагнитофону и засунул туда кассету.
Я поднес ко рту вилку с куском яичницы, и в этот момент на экране крупным планом возникла голая задница. Послышались пьяные возгласы и плеск воды. Через несколько секунд задница стала удаляться от нас, и мы увидели, что она принадлежит молодой женщине. Она подошла к краю бассейна и плюхнулась в воду.
Сразу предстала полная картина происходящего. Судя по кафельным стенам, фильм снимался в бане. В бассейне в этот момент находилось еще несколько человек, как мужчин, так и женщин. Все они были абсолютно голые. Среди плескающихся я стал узнавать лица, виденные мною на фотографиях.
Мы прогнали пленку в ускоренном режиме до конца. Кроме бассейна, скрытая камера работала в комнатах отдыха и предбаннике, где один из мужчин занимался сексом с одной из женщин. Скорее всего это были проститутки.
Мы пережевывали яичницу, запивали ее пивом и смотрели, как на экране полный мужчина в летах елозил по проститутке, издавая при этом звуки, свидетельствующие о напряженности его труда. Наконец мне это наскучило, и я попросил Дынина сменить кассету.
— Наверняка еще одна порнуха, — сказал Седой, ставя банку с пивом на стол.
Однако другая кассета была менее зрелищна, так как кто-то снял застолье в каком-то ресторане. Там были те же действующие лица, что и на первой кассете. Вероятно, люди сначала посидели, выпили, а потом отправились на помывку, не забыв при этом захватить девочек.
— Седой, — спросил я жующего Борисова, — этот полный мужчина является вице-мэром?
— Да, фамилия его Шелестюк. Его же ты видел в бане сопящем на бабе.
— А что за люди вокруг него?
— Один, кажется, предприниматель. Другой, судя по рассказам Дынина, — уголовник. Нормальная компания в современном обществе… Деловые люди, — резюмировал Седой.
— Как ты думаешь, какие между ними могут быть дела? — спросил я.
— Как это какие? — удивился Седой. — Деньги делают.
— А кто мог заснять?
— Кто угодно. Врагов у этих людей больше чем достаточно. Но, как правило, это делает тот, кому подобная огласка не причинит особого вреда. Те же уголовники, наверное, и засняли. Им-то все равно, с кем в бане мыться.
— А что на аудиокассетах? — спросил Дынин.
Следующие два часа мы посвятили прослушиванию четырех кассет, на которых были записаны разговоры Бомберга с различными людьми. На кассетах были написаны их имена и фамилии. Большинство записей было сделано с целью зафиксировать угрозы в адрес Бомберга, звучавшие из тех или иных уст. В отдельных случаях это удалось сделать очень хорошо. Какой-то человек, должность которого не была указана, угрожал журналисту весьма открыто. Судя по лексике и манере разговора, этот мужчина явно принадлежал к уголовному миру. Вместе с тем я обратил внимание на то, что все записи были сделаны достаточно давно. Самая свежая из этих записей датировалась июнем позапрошлого года. Видимо, позже общающиеся с Бомбергом люди уже были наслышаны о его манере вести диалог с потайным диктофоном и не поддавались на эту уловку.
— Та-ак, — зевая, протянул Дынин. — Я больше не могу. Хочу спать. Пойду домой.
Седой никак не отреагировал на это высказывание, поскольку уже спал в кресле. Я выключил магнитофон, закрыл за Дыниным дверь и отправился в ванную. Там, приняв холодный душ, я тщательно обтерся полотенцем, после чего, прихватив несколько банок пива, уселся за компьютер. Сидя за ним, я и встретил рассвет.
В общей сложности я провел за компьютером часа четыре, и сам не заметил, как заснул. Меня разбудил Седой, уже умытый и побритый.
— Доброе утро, архивариус, — поприветствовал он меня. — На плите горячий кофе, на столе есть кое-что пожрать. А я, пожалуй, пошел. Увидимся в редакции.
Я молча кивнул головой и снова закрыл глаза. Однако дрема продолжалась недолго. Я встал, позавтракал и, переодевшись в свежую рубашку и костюм, отправился в издательство. Я прогулялся пешком, выпив по дороге банку джина с тоником.
Поднявшись на шестой этаж и зайдя в нашу комнату, я обнаружил, что ни Борисов, ни Капитонова на работу еще не пришли. У меня было, таким образом, некоторое количество времени, чтобы в одиночестве посидеть, покурить и подумать о своих дальнейших действиях. Однако ничего путного, кроме того, что я решил ночью, в голову мне не приходило.
Мои размышления прервал приход Седого.
— Давно ты здесь? — буркнул он, плюхаясь на свой стул.
— Нет, не очень.
— Каковы плоды твоего ночного сидения за компьютером?
— Я долго копался в файлах, пытаясь найти сколь либо серьезные зацепки или, как бы это правильнее выразиться, ключ к тому, в каком направлении двигаться дальше. А отработать все направления, в которых собирал информацию Бомберг, я не смогу чисто физически. Их слишком много. С другой стороны, не во всех случаях есть серьезные основания предполагать возможность убийства — компромат слишком мелок по масштабам и не носит уголовный характер. В конце концов я решил, что надо работать над вариантом, компромат на который наиболее обширно представлен. А здесь несомненным лидером является человек, которого мы вчера наблюдали на видеокассете — вице-мэр Шелестюк. Его персоне уделяется наибольшее внимание в архиве Бомберга. Под него Бомберг начал копать еще несколько лет назад. Материал, собранный на этого человека, если его запустить в дело, наверняка может привести к концу его карьеры как чиновника, а может быть, даже и к открытию уголовного дела.
— Все, что ты говоришь, очень интересно, — сказал Седой. — Я знаю, что Бомберг регулярно бывал в мэрии и общался с господином Шелестюком. Некоторые поговаривали даже об их дружеских отношениях. Кто бы мог подумать, что они жили, как змея с черепахой. Змея плывет на черепахе. Сброшу — укусит, думает одна. Укушу — сбросит, думает другая.
— Похоже, это реалии нашей жизни. По крайней мере, среди тех людей, которые причисляют себя или хотят быть причисленными к так называемой элите общества, — сказал я. — Однако шансы есть и играть можно.
— Я не очень понимаю, каким образом ты собираешься работать в этом направлении…
— Я хочу встретиться с этим человеком.
— Какой в этом смысл? — удивился Седой. — Ты попросишь его сознаться в том, что он нехороший мальчишка и кинул бомбу в Бомберга?
— Нет, я прежде всего хочу получить информацию. И хочу узнать его реакцию.
— Один раз мы уже выясняли реакцию базарного директора, — ехидно заметил Седой. — Она оказалась весьма быстрой — нам в этот же день набили морду.
— В этот раз такого получиться не должно.
— Это почему?
— Потому что я пойду не с пустыми руками. В моих руках — компромат.
Седой надолго задумался, крутя авторучку на столе.
— В конце концов, логика какая-то есть, — наконец произнес он. — Помощь нужна?
— Нужна. Первое. Необходимо изготовить копии компрометирующих материалов. Второе. Надо, чтобы ты спрятал бомберговский архив в укромном месте. Но со мной ты идти не должен.
— Хорошо. Это вполне выполнимо.
В этот момент в комнату влетела Капитонова.
— Что, орлы? — с порога спросила она. — Зализали раны от бандитских пуль?
Седой скептически оглядел Елену и спросил:
— А ты что такая веселая? Уже опохмелилась, что ли, после вчерашнего?
— С какой это стати? — гордо подняла голову Капитонова. — Я вчера почти что не пила.
Меня несколько покоробило от этого заявления, поскольку я помнил, в каком состоянии сажал Елену в такси.
— Кстати, я в коридоре встретила Гармошкина, он просит, чтобы вы к нему зашли, — перевела разговор на другую тему Капитонова. — Ленечка, ты не скажешь мне, почему это наш главный так полюбил Вовочку? Какая плотная опека для нового сотрудника!
— Это ты у Гармошкина спроси, — ответил Седой. — Нам прямо сейчас идти?
— Можете чуть попозже. Сейчас там Пыжиков с Кострюковым.
— Что они там делают? — хмуро спросил Седой.
Капитонова сделала неопределенный жест рукой и сказала:
— Власть, наверное, делят. Пыжиков хочет мести по-своему, Кострюков — по-своему, а у Гармошкина — свое видение… Но если за первыми двумя стоит какой-то авторитет в газетном мире, то у Гармошкина его нет.
— А в чем конкретно проблема-то заключается? — спросил я у Капитоновой.
— Вчера Пыжиков снял несколько статей из номера, преимущественно по экономической тематике. Кострюкову это не понравилось.
— А причем здесь Кострюков? Он что, влияет на политику газеты?
— Он влияет на экономику газеты, — ответил Седой.
— А причем здесь статьи? Это же теперь прерогатива Пыжикова, — заметил я.
— Ну да, — сказала Капитонова, развалившись на своем стуле. — Вчера на планерке Пыжиков в своей манере заявил, что у газеты должно быть новое выражение лица — более интеллигентное. И что по его концепции большее внимание должно уделяться гуманитарным вопросам, и что он хочет делать такую газету, за которую ему не будет стыдно. И снял две статьи о внедрении каких-то новых технологических линий в каком-то ТОО или АО…
