Вильям Хорстберг - Сердце Ангела
Снаружи заря уже окрасила ночное небо, напоминая румянец на щеке девушки из церковного хора. По пути к машине, я выбросил бритву с перламутровой рукояткой в мусорный бачок.
Глава восемнадцатая
Когда я наконец завалился в кровать, солнце сияло вовсю, но я ухитрился проспать почти до полудня, несмотря на дурные сны. Меня преследовали кошмары поярче, чем фильмы ужасов из «Вечернего шоу». Эпифани Праудфут резала горло петуху под рокот барабанов вуду. Танцоры покачивались и стонали, только на этот раз кровь не иссякала, и алый фонтан из бьющейся в агонии птицы заливал все вокруг, как тропический ливень, пока танцоры не начали тонуть в кровавом озере. Я увидел, как тонет Эпифани, и, оставив свое укрытие, бросился бежать, меся каблуками кровавую жижу.
В панике я несся по пустынным ночным улицам. Кругом стояли пирамиды из мусорных бачков; из канав на обочинах за мной следили крысы величиной с бульдогов. Воздух источал гнилостное зловоние. Я бежал и бежал, почему-то превращаясь из добычи в преследователя и пытаясь догнать далекую фигуру на бесконечных незнакомых улицах.
Но как бы быстро я ни бежал, догнать ее не удавалось. Когда тротуар кончился, погоня продолжилась по усеянному мусором и мертвой рыбой песчаному пляжу. Впереди замаячила огромная, как небоскреб, морская раковина, и человек вбежал в нее. Я последовал за ним.
Изнутри раковина напоминала радужно-светящийся кафедральный собор с высоким сводчатым потолком. Наши шаги отдавались эхом в закручивающемся спиралью проходе. Он все сужался, и вот, наконец, последний изгиб, и я увидел противника, путь которому преградила огромная, подрагивающая стена из мясистой плоти моллюска. Выхода отсюда не было.
Я схватил человека за воротник пальто и развернул к себе, одновременно толкая его назад, в слизь. Это был мой близнец. Будто смотришься в зеркало. Он заключил меня в объятия и поцеловал в щеку. Губы, глаза, подбородок – каждая черточка – как у меня. Я обмяк, сраженный жаром его любви, а затем ощутил его зубы. Он впился зубами в мой рот, а руки его добрались до моего горла.
Я стал вырываться, мы оба упали, и я все пытался нащупать его глаза. Мы боролись на жестком перламутровом полу. В какой-то момент его хватка ослабла, и я вцепился руками в голову двойника, утопив большие пальцы в его глазах. Он не издал ни звука. Мои руки вдруг погрузились в эту голову, и знакомые черты просочились меж пальцев, как влажное тесто. Лицо его стало бесформенной массой, и когда я попытался убрать руки, они увязли в нем, как в жирном пудинге. С воплем я проснулся.
Горячий душ успокоил мои нервы. Через двадцать минут, выбритый и одетый, я ехал к своему гаражу. Оставив там «шеви», я пошел к киоску с провинциальными газетами, рядом с Таймс-Тауэр. Фото доктора Альберта Фаулера было на первой странице «Покипси Нью-Йоркер» за понедельник. Заголовок гласил: «ИЗВЕСТНЫЙ ДОКТОР НАЙДЕН МЕРТВЫМ». Я прочел всю заметку за завтраком в аптеке Уэлана на углу Парамаунт-Билдинг. Причиной смерти значилось самоубийство, хотя никакой записки не нашли. Тело обнаружено в понедельник утром двумя коллегами Фаулера, обеспокоенными тем, что он не явился на работу и не отвечал на звонки. Женщина на фотографии, которую покойный прижимал к груди, была его женой. О морфине и пропавшем кольце не упоминалось. Содержимое карманов покойного не приводилось, поэтому я так и не узнал, сам он снял кольцо или нет.
Я выпил вторую чашку кофе и отправился в контору, чтобы просмотреть почту. Там был обычный каждодневный хлам и письмо от одного человека из Пенсильвании, предлагавшего за десять долларов выслать почтой курс лекций по анализу сигаретного пепла. Я смахнул всю пачку в корзину для мусора и прикинул, чем мне сейчас заняться. Неплохо было бы съездить на Кони-Айленд и попытаться отыскать Мадам Зору, гадалку Джонни Фаворита, но я решил, что вначале стоит заглянуть в Гарлем. Эпифани Праудфут многое утаила от меня прошлым вечером.
Вынув из конторского сейфа свой «дипломат», я начал уже застегивать пальто, но тут зазвонил телефон. Это был междугородный заказной вызов от Корнелиуса Симпсона. Я сказал телефонистке, что беру оплату на себя.
– Горничная передала ваше послание, – произнес мужской голос. – Ей показалось, что у вас было что-то срочное.
– Вы Спайдер Симпсон?
– Да вроде бы.
– Мне хотелось поговорить с вами насчет Джонни Фаворита.
– а о чем именно?
– Ну, скажем, не встречали ли вы его последние пятнадцать лет?
Симпсон рассмеялся.
– В последний раз я видел Джонни сразу после Перл-Харбора.
– А что здесь смешного?
– Ничего. Во всем, что касается Джонни, смешного мало.
– Так почему же вы рассмеялись?
– Я всегда смеюсь, как подумаю о том, сколько денег потерял, когда он надул меня, – объяснил Симпсон. – Это гораздо приятней, чем плакать. А в чем, собственно, дело?
– Я готовлю очерк для «Взгляда» о забытых певцах сороковых годов. Джонни Фаворит стоит первым в списке.
– Не в моем списке, приятель.
– Вот и славно, – согласился я. – Если беседовать только с его поклонниками, интересной статьи не получится.
– Единственным поклонниками Джонни был чужаки.
– Что вы знаете о его романе с девушкой из Вест-Индии, Эванджелиной Праудфут?
– Ни черта. В первый раз об этом слышу.
– Вы знали, что он интересовался вуду?
– Втыкать булавки в кукол? Что ж, это на него похоже. Джонни был с причудами. Всегда влезал во что-то странное.
– Например?
– Да вот, однажды, например, я увидел, как он ловит голубей на крыше нашей гостиницы. Мы были где-то на гастролях, не помню точно где, и он сидел там с большой сетью, словно какой-то чокнутый собаколов. Я решил, что ему, быть может, не понравилась гостиничная жратва, но после шоу заглянул к нему в номер, а он сидит там – перед ним на столе распотрошенный голубь, – и тыкает ему карандашом в кишки.
– А зачем это было нужно?
– Вот и я спросил его о том же. А он бросил мне в ответ какое-то забавное слово, не помню какое, и когда я попросил растолковать его по-английски, он объяснил мне, что эта штука предсказывает будущее. Дескать, этим занимались жрецы в Древнем Риме.
– Да, похоже, он крепко влез в черную магию.
– В самую точку, приятель, – рассмеялся Спайдер Симпсон. – А не будь это потрохами голубя, так было бы черт знает чем другим – чайными листьями, гаданием по ладони или йогой. Он носил тяжелое золотое кольцо с древнееврейскими письменами. Хотя, насколько я знаю, он не был евреем.
– А кем он был?
– Будь я проклят, если знаю. Может, розенкрейцером. [Розенкрейцеры – члены тайного религиозно-мистического общества 17-18 вв. в Германии, Голландии, России и др. странах. На Континенте Общество появилось в конце 19 в. В Америке имеется четыре «ветви» движения, основная из них – АМОРК; священный символ этой «ветви» – крест с красной розой посредине.] Он носил в своем чемодане череп.
– Человеческий череп?
– Ну, когда-то он, конечно, принадлежал человеку. Джонни сказал, что череп из могилы какого-то парня, который убил десятерых. Божился, что он придает ему силы.
– Похоже, он вас разыгрывал.
– Может быть. Бывало, перед представлением, он часами сидел, уставившись на него. Если это шутка, то она как-то уж слишком хороша.
– А вы знали Маргарет Круземарк? – продолжал я.
– Маргарет как-ее?
– Невесту Джонни Фаворита?
– Ах да, дебютантка из высшего общества. Я встречал ее пару раз. А в чем дело?
– Как она выглядела?
– Очень хорошенькая. Не болтливая. Знаете, есть девушки, которые в основном говорят глазами.
– Я где-то слышал, что она предсказывала судьбу.
– Может быть. Но мне она не предсказывала.
– Почему они расстались?
– Понятия не имею.
– Вы не могли бы дать мне имена каких-нибудь старых друзей Джонни? Людей, которые могли бы помочь мне с очерком?
– Слушай, друг, кроме костяной головы в чемодане, у Джонни не было ни единого друга на свете.
– А как насчет Эдварда Келли?
– Никогда о нем не слышал, – заметил Симпсон. – Я знавал пианиста по имени Келли, но это было задолго до Джонни.
– Что ж, спасибо за информацию, – поблагодарил я. – Вы очень помогли.
– Не за что.
Мы повесили трубки.
Глава девятнадцатая
Я лавировал между выбоинами по Вест-Сайдской автостраде до самой Сто двадцать пятой улицы, а затем проехал по гарлемскому Риальто мимо гостиницы «Тереза» и Аполло-театра до Ленокс-авеню. Неоновая вывеска в витрине аптеки Праудфут не горела. Зеленый раздвижной щит за входной дверью был опущен до самого пола, а к стеклу скотчем прикреплена картонная табличка «СЕГОДНЯ ЗАКРЫТО». Да, закрыто неплохо…
В следующем квартале, в закусочной, я нашел телефон и посмотрел в справочнике номер. Эпифани Праудфут в нем не числилась, только номер аптеки. Там никто не отвечал. Полистав справочник, я обнаружил номер Эдисона Суита и набрал первые четыре цифры, но тут мне в голову пришло, что неожиданное посещение будет иметь больший эффект. Через десять минут, я уже ставил машину на Сто пятьдесят второй улице, напротив его дома.
