Валерий Ефремов - А этот пусть живет
Так оно и произошло.
Тогда, скрипнув зубами, Пионер глухо произнес:
- Я знаю, где находится этот ваш Финк.
Косоглазый дохляк со стволом снова злобно засвистел:
-Загьохни, сьюка! Тебья не спьяшивают!
- Погоди, Ян, - раздался голос боксера. - Ты говоришь, братан, что знаешь, где Финк? Так где же он?
- У Гангута, бригадира моего, - уже решив колоться от и до, твердо сказал балаковец и, услышав общий недоверчивый смешок, быстро добавил: Могу место показать.
Бугор, однако, отвернулся и стал молча наблюдать за дорогой, повергнув Пионера в совершенное недоумение.
- Смотри, вон там, справа, просека, - вдруг обратился боксер к водиле. - Сверни-ка на нее.
- Хурьял сказьял достьявить к немью, - вмешался плюгавый азиат, которого назвали Яном.
- Хуралу нужен только результат, - лениво возразил бугор, - а клиент уже созрел. Чего мы с ним будем по всей области таскаться.
Ян промолчал, и джип свернул направо, на лесную просеку.
И тут Пионер совершенно ясно ощутил, что его везут убивать, и он заложил Гангута не просто зазря, а тем самым ускорив собственную погибель. Конечно, мочканули бы его в любом разе, иначе не называли бы эти душегубы друг друга по именам в присутствии Пионера, но теперь он окончательно понял, что помощи ждать неоткуда, а уйти можно только сейчас, в лесу. Иначе Пионер в этом лесу и останется. Навеки.
Но как уйти?
Он взглянул в окно и увидел синее-синее безоблачное августовское небо, яркий, сочный цвет которого не слишком замутняли даже тонированные стекла джипа. Как-то совсем по-новому, ласково и нежно, и в то же время грустно, светило солнце, и так же грустно покачивали своими верхушками невысокие березы, словно скорбя о его таком раннем уходе из жизни.
Перед внутренним взором балаковца вдруг возникла сцена из какого-то американского боевика, где мужик в ковбойской шляпе и со стволом за поясом говорил: мол, у каждого человека перед его скорой неизбежной смертью проходит перед глазами прошедшая жизнь, ее самые звездные часы. И Пионеру тут же захотелось припомнить, что же такого хорошего у него в этой жизни было.
Ему, между прочим, уже приходилось как-то напрягать мозги по тому же поводу. Когда-то, в глубокой молодости, сидели они с друганами на травке, потягивали пивко и стали вдруг вспоминать, что у кого в жизни было самого что ни на есть клевого. А Пионер (в ту пору еще просто Вован) возьми, да и скажи, что больше всего ему понравилось в пионерском лагере.
Все расхохотались, и с тех пор Вована так и стали кликать - Пионер.
А он тогда совсем не шутил. Ему действительно нравилось в пионерлагере, и особенно Вова любил обеденный компот. Мальчик пил его долго, с наслаждением, смаковал каждый глоток, но одного стакана никогда не хватало. И Вова стал задумываться - как бы ему поиметь еще хотя бы по одной порции в день?
И он решился пойти на кухню. Но на раздаче была очень грубая тетя, которая его просьбу о добавке с презрением отвергла. И Вова потом долго плакал на скамейке в густых кустах сирени, куда по вечерам старший пионервожатый приводил девчонок из первого отряда, но мальчик тогда еще не знал - зачем.
А когда высохли его горькие слезы, он разыскал одного пацанчика помельче габаритами - вроде этого Яна - из их же четвертого отряда и сказал ему, что с завтрашнего дня тот будет отдавать Вове свой обеденный компот.
Пацанчик что-то вякнул супротив и тут же получил в зубы - уже тогда у Вована были крепкие кулаки.
На следующий день пацанчик вдруг за обедом разрыдался. Все стали его спрашивать - что да как, но он не раскололся, а после обеда оставил Вове свой компот.
Так с той поры и повелось. У Вована стало много компота, а потом - еще больше баксов. Надо было только время от времени давать кому надо в зубы кулаком.
- А кто сдал Финка Гангуту? - спросил вдруг боксер, а джип между тем продолжал углубляться в лес по богатой колдобинами грунтовке.
Но хрен теперь Пионер чего ему скажет! Будет тянуть до последнего. И он никак не отреагировал на заданный вопрос.
- Чего молчишь!? - повысил голос бугор, и тут же впервые забакланил амбал, сидевший слева от балаковца.
- Яйки отрезать? - можно сказать, вежливо спросил он, легонько ткнув в пах пленника лезвие обоюдоострой финки.
Этот вопрос напомнил Пионеру еще один фильм - только уже старый, советский. Там продавец из магазина с такой же вежливой, даже угодливой интонацией спрашивал покупателя: "Колбаски порезать?" Странно, что в те времена в магазинах резали колбасу...
- Я срать хочу, - гордо объявил он в ответ, и все присутствующие почти сразу же ощутили, что пленник не врет.
- Потом, - помахав ладонью у носа и скроив страдальческую гримасу, воспротивился бугор.
- Да пьюсть идьот, - неожиданно поддержал балаковца Ян, видимо пострадав более других от газовой атаки. - Ето он с перепьюгу.
- Тогда держи его на мушке, - распорядился бугор.
Ян выбрался из машины и скомандовал Пионеру:
- Выходьи, засьянец!
Балаковец вылез из салона и стал неспешно оглядываться по сторонам.
- Ну, фьюли стоишь! - взвизгнул косоглазый гаденыш.
- А чего, прямо на дороге, что ли? - недовольно буркнул Пионер.
- Идьи под беёзу. - Ян махнул пистолетом в сторону стоявшего чуть на отшибе от лесного массива одинокого деревца.
Балаковец прикинул: от березы до леса он доберется в два прыжка, но за это время можно схлопотать не одну пулю в спину. Чем-то в момент рывка надо отвлечь азиата. Остальные боевики тоже выбрались из джипа на свежий воздух, но, поскольку в руках ни у кого из них стволов не оказалось, прямой угрозы его жизни эти мужики не представляли.
Пионер глубоко вздохнул, еще раз взглянул на синее-синее небо и, стянув штаны, уселся под березой.
Позывы он действительно чувствовал, да и мандраж давал о себе знать, и вскоре под ним образовалась уже солидная горка полновесного дерьма.
Наклонив голову набок и вниз, балаковец пристально разглядывал ее, поскольку ему вдруг пришло в голову: вот это дерьмо - может быть, самое ценнное, что у него осталось в жизни.
Оценив позицию плюгавого Яна - тот с пистолетом в руках располагался в двух шагах за его спиной, - Пионер погрузил левую ладонь в свои испражнения и резким кистевым броском, на манер знаменитого когда-то хоккеиста Фирсова, отправил всю кучу дерьма прямо в физию ошалевшего азиата.
Другой рукой мгновенно натянув штаны - вот оно, преимущество спортивного костюма перед обычным! - Пионер ринулся в лес и, ломая кусты и даже подсохшие стволы деревьев, помчался по направлению к дороге. Там, если повезет, он перехватит попутку, к тому же недалеко отсюда расположились гаишные "Жигули".
Выстрелов сзади он не слышал, что, впрочем, понятно - пистолет у Яна был с глушителем, но, уже когда показалась шоссейка, Пионер отчетливо ощутил, как у его уха просвистела пуля.
Он, как пришпоренный, выскочил на дорогу и тут же был сбит мчавшейся куда-то по своим делам машиной, которая, не останавливаясь, быстро скрылась за поворотом.
Пионер лежал навзничь в придорожной пыли. Он еще успел увидеть склонившееся над ним, измазанное его дерьмом азиатское лицо, почувствовать специфический, но показавшийся таким пленительным запах и услышать прощальное, надгробное слово плюгавого Яна: "Подьох, говньюк".
13
Полковник Сбитнев
Полковник не любил даже в душе признавать свои ошибки, но сейчас, остыв после утренней суеты в собственных мыслях, связанной с неординарным криминальным событием, Сбитнев решил задаться вопросом - а правильно ли он поступил в этой не совсем обычной ситуации? Ведь главное все-таки в данном деле разоблачить и наказать неведомого преступника, а не избавиться от нерадивого Митина.
Точно ли он расставил акценты? Не попутал ли фазы? Не сбил ли с толку смышленого лейтенанта Курского своей установкой? Что он втянул парня в двойную и не слишком чистоплотную игру, его не волновало - работа мента не для интеллигентов-нытиков. Но полковник боялся, что здесь может сработать негативный эффект погони за двумя зайцами.
В своих размышлениях он исходил из следующей схемы преступления: убийство произошло случайно, и убийца, чтобы поскорее избавиться от трупа, использовал самое удобное место, что имелось под рукой, - багажник "Жигулей" Козлова. Потому, как полагал полковник, объектом повышенного оперативного внимания должен быть не столько сам задержанный, сколько его автомобиль.
Конечно, и Козлова следовало проверить всерьез, что при необходимости и будет сделано, но полковник привык полагаться на собственную интуицию и свое хорошее знание людской психологии. Паша Козлов - не убийца и ничего не знал о трупе в багажнике своих "Жигулей". Сбитнев готов был поклясться, что Паша незнаком с убитым. Но, если полковник и ошибается, то никуда этот Козлов не денется. А сейчас распыляться не стоило, надо хорошенько пошарить вокруг автомобиля.
