Дмитрий Шевченко - Кремлёвские нравы
- Дошутишься у меня...
Вернулся назад через час - грустный, обиженный.
- Не дают, гады, топлива. Платежка пропала, копию я не взял. Звоню мэру - ничего не могу сделать, говорит, сами сидим на голодном пайке. Поневоле вспомнишь старые времена. Не по плечу нам эта... демократия...
Помолчали.
- У нас же есть резервные, загашник, - вступил в разговор Абрамов. (Каждая кремлевская делегация, вылетающая в командировку, всегда имеет при себе необходимый денежный НЗ.)
- Так то на самый крайний случай... - отмахнулся было Шевченко.
- По-моему, друзья, он наступил... - подытожил Собкин. - Бери, Володя, мешок с капустой да ступай с миром в кассу. Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Фронтового командира танка. Пуля прострелила бензобак, горючее вытекло. Кое-как подлатали. Ты стоишь на обочине растоптанной в пыль дороги, по которой несутся в атаку твои товарищи, и пытаешься докричаться: "Братки, керосинчику!"
Шеф президентского протокола, смахнув слезу, снова укутался (на дворе март, стальной магаданский ветерок) и потащил через все поле тяжелый мешок с деньгами...
Взлетели, как оплеванные.
- Ничего, - сказал Владимир Николаевич, - бегать по поручениям Раисы было ещё унизительнее...
До Канады - десять часов. Ровно по количеству купленных бутылок...
РОССИЯ НИКАКАЯ
...И разглядеть-то его толком не успел, Ванкувер-городок. Только из окна высотной гостиницы. До горизонта простирался чудесный морской залив, усеянный яхтами и частными нарядными гидропланами, то взлетающими, то садящимися на водную гладь. Богатый край! Окаймлявшие залив красно-бурые горы усеяны лыжными трассами, слабо мерцают огоньки высокогорных селений, девственные ели макушками упираются в небо. И вправду - похоже на Россию, на нашу Камчатку, только природа масштабнее, теплее, чище, изящно вписываются в городской ландшафт островки хвойного леса, не видать чадящих труб.
Глотком кислорода после дымной московской жизни оказалась для меня возможность на несколько часов войти в этот мир лесных полян и хрустальных отелей, скалистых нагромождений и мраморных мостовых.
После официальных встреч разрешили сходить в короткую увольнительную. Попутчики мои остались в гостинице - ещё не все сало было съедено, водка не допита. К тому же примелькались им эти западные прелести, дома оно лучше... Куда идти? Только расстраиваться - больно хорош этот неузнанный город, мираж кремлевской пустыни. Будто вытащили тебя на волю из одесских катакомб... Дошел до угла, заглянул в паб. Светловолосая красавица официантка налила кружку пива, сочувственно улыбнулась - видно, наружность у меня была не очень радостная.
- Problems?
Как ей объяснишь? Через двадцать минут в аэропорт, на обратном пути Петропавловск-Камчатский, где мои спутники снова решили пополнить запасы "горючего". Затем последние, самые трудные, десять часов.
...И вот летит над пустынным отечеством, над полнощными лесами и горами, похрапывая и почесываясь, наполняя сонное пространство лайнера запахом прогорклого сала и дрянной водки, несется в кромешной тьме над ослепшими, как во время войны, городами - скорее, скорее в казенную кремлевскую нору! - новая поросль, ельцинские соколы, Россия Молодая. Нет, Россия Никакая. Ибо с похмелья ничего путного не сделаешь. А похмелье каждый Божий день. Деньки проносятся, дела стоят на месте. Да и не успеть уже, всюду опоздали, профукали жизнь. Вот так, дорогой наш Дедушка, живи сто лет!
ПО ТРУПАМ К "ВЕРТУШКЕ"
- У кого нет карточек? Покажите результат...
Сегодня голос председателя российского парламента Селезнева знаком каждому. А когда-то он раздавался под более скромными сводами, в газете "Комсомольская правда", но так же бескомпромиссно, властно, иногда грубо.
С неугодными Геннадий Николаевич не церемонился. Вслед за молодым, ещё докремлевским Юмашевым из газеты был изгнан Павел Гутионтов, известный журналист, редакционный мудрец, один из нынешних руководителей Союза журналистов страны.
На дворе стояли черные дни борьбы с пьянством. Участники рейдов трезвости на манер бериевских особистов вламывались по ночам в общежития, поднимали с постелей, вязали подвыпивших студентов и работяг. Газета пестрела заметками о том, как пели и плясали безалкогольные свадьбы. Бедные мы люди, за что ни возьмемся - не вытанцовывается достойное решение... Историю одного перегиба, несмотря на возражения Селезнева, мне все же удалось опубликовать. Статья называлась "В чистом городе". Очень уж грустны были факты - редколлегия поддержала.
...В карельском городе Костомукша, недавно построенном финнами уютном и ухоженном, на местном горно-обогатительном комбинате двое приятелей решили отметить уход в отпуск рюмкой коньяка. В момент "распития" в общежитие, где они квартировали, нагрянули дружинники. Видно, кто-то стукнул. Один из друзей сумел убежать, другого доставили в отделение милиции, составили протокол и письмо на работу. На комбинате отреагировали оперативно. Местные комсомольцы провели совещание, носившее характер конкурса, и остановились на идее выпустить типографским способом плакат-обвинение с портретом "героя". И плакат был выпущен, о 17 пунктах, солидным тиражом. Расклеен в коридорах фабрики, во дворе, у столовой. Еще на улице - у всех автобусных остановок. Один из таких плакатов некий житель Костомукши отклеил с забора и прислал в редакцию. Он до сих пор хранится у меня дома.
"Петров Александр Васильевич, машинист насосных установок, обогатительная фабрика. Распивал спиртные напитки в общежитии, поступок обсуждался на собрании смены. Приняты меры воздействия: лишение премии, перенос отпуска, сигнал на место работы жены, написать письмо родителям, вывесить фотографию в винно-водочном магазине, не выдавать талоны на спиртное - пожизненно, использовать в течение трех месяцев на самых грязных работах, в том числе по уборке туалетов, размножить листовки и расклеить во всех часто посещаемых местах города и фабрики, перенести очередь на получение жилья, тов. Петрову посетить службы и смены фабрики, рассказать о себе..."
Такой документ. Плод коллективного разума. (Ельцину бы предъявить после берлинского дебюта да развесить по всему Кремлю!) В Костомукше его назвали "Боевой листок". Петров воспринял листок как приговор, удостоверяющий его полный жизненный крах. Жена вскоре ушла. На улицах уже узнавали, как киноартиста. Письмо родителям он написал сам. А вот дожидаться, пока на самом деле отправят мыть туалеты, не стал - вечером проглотил две пригоршни снотворных таблеток. Ночью Александра с тяжелейшим отравлением везли в больницу - мимо сосен и валунов, по чистым, идеально ровным улицам нового города...
Селезнев тоже ввел в редакции тотальную трезвость: благоговел перед всесильной Инстанцией. Вроде бы доброе дело - забота о здоровье сотрудников. Дело, однако, было не в этом: жертвами редактора всегда становились его критики, к тому же не умеющие постоять за себя люди. Как карельский машинист насосных установок. Любимчики же втихаря (а наиболее наглые - открыто) дули водку, посмеиваясь над недотепами...
В самый разгар антиалкогольной кампании, летом 86-го года, по редакции ходила легенда об одном из приближенных сотрудников главного. Однажды, крепко поддав на работе, он позвонил Селезневу домой.
- Геннадий Николаевич! Я пьяный напился...
- Ну и что, Сашенька? Не расстраивайся, иди спать.
- А я на дежурстве напился!
- До приемной сможешь добраться? Бери машину, езжай домой. Скажи, я распорядился... А хочешь, ложись в кабинете...
С Пашей Гутионтовым, которого мы упоминали в самом начале, вышло иначе. Он давно раздражал редактора резкими выступлениями на редколлегии, смелостью суждений, яркими публикациями, где между строк читалась нелюбовь к Системе, так уважаемой Селезневым, так много ему давшей. На одном из совещаний по текущему номеру Геннадий Николаевич учуял запах спиртного, исходящий от Паши. Накануне в редакции официально праздновали чей-то день рождения, пили шампанское. Селезнев косо посмотрел на неугодного сотрудника, хмыкнул, затем вызвал кадровичку Ирину Ивановну. Велел оформить увольнение по статье. За пьянку на рабочем месте. Ирина Ивановна, сердобольная женщина, еле уговорила редактора не марать Паше трудовую книжку и вообще биографию. Пусть уходит по собственному! Селезнев, поиграв желваками, нехотя согласился...
Все к лучшему в этом лучшем из миров... В "Советской России" (старого образца), куда его с радостью приняли, Паша стремительно сделал карьеру, о какой в "Комсомолке" и мечтать не смел, - стал политобозревателем. А ныне вершит судьбы журналистики страны. Как другой "изгнанник" Селезнева Юмашев - с подельником Березовским и президентской дочкой занимается переделом этой самой страны...
* * *
Система не обидела Геннадия Николаевича. Бывший морячок (до сих пор, по-моему, не вытравил с руки татуировку морского якоря), затем слесарь одного из питерских заводов, он счастливо угодил в поле зрения ленинградского комсомола. Статный, открытое лицо, чистая биография, командирские замашки. Будущий лидер. Такие комсомолу и требуются. А что с грамматешкой плоховато - дело поправимое. С солидными рекомендациями из Смольного института - обкома комсомола - Селезнев вскоре обживал аудитории факультета журналистики.
