Дик Фрэнсис - Рама для картины
Я уже подходил, но опоздал. Стальная решетка опустилась вниз, закрыв дверной проем, и защелкнулась — на полу. Мистер Гриин стоял снаружи. Каждая черточка его лица еще выражала изумление, рот был приоткрыт. Почувствовал страх, какого не испытывал никогда в жизни; понял, что моя скороспелая теория о том, будто опасность благотворно влияет на человеческую душу, никуда не годится.
— В чем дело? — послышался чей-то басовитый голос из глубины коридора.
Но у мистера Гриина язык прилип к гортани. Появился человек из конторы и посмотрел на меня сквозь решетку, преградившую выход.
— Вор?
Мистер Гриин отрицательно покачал головой. К ним присоединился молодой человек с выражением живейшего любопытства на лице. Прыщи на подбородке придавали ему на вид больного корью.
— Ба, — громко, как и положено австралийцу, выразил он свое удивление. — Да ведь это тот самый парень, который был в Художественном центре. Тот, который погнался за мной. Но, клянусь, сюда он не дошел. Честное слово.
— Заткнись, — коротко бросил человек из конторы. Он пристально смотрел на меня. Выдержал его взгляд.
Стоял в ярко освещенной комнате. Выход закрыт. Спрятаться негде, никакого оружия под рукой.
— Послушайте, — осторожно начал я. — В чем дело? — Подойдя к стальной решетке, постучал по ней. — Откройте эту штуку.
— Что вы здесь делаете? — спросил человек из конторы. Он был выше и тяжелее Гриина и, судя по всему, занимал в галерее более высокое положение. Недружелюбный взгляд из-под очков в массивной темной оправе; голубой в горошек галстук-бабочка под двойным подбородком; маленький рот со слегка отвисшей нижней губой, редеющие волосы.
— Смотрю. Всего-навсего смотрю картины.
Сама невинность, подумал про себя, к тому же туповатая.
— Он гнался за мной в Художественном центре, — повторил парень.
— Ты чем-то плеснул в глаза человеку. Тот мог ослепнуть.
— Он что, ваш друг? — спросил человек из конторы.
— Нет. Просто оказался рядом, только и всего. Так же, как я оказался здесь. Смотрел картины. А что, нельзя?
Мистер Гриин обрел голос.
— Я видел его в Англии, — заявил он, обращаясь к человеку из конторы. Перевел взгляд на картину Маннингса, затем взял того, который для меня уже стал «главным», под локоть и отвел дальше по коридору.
— Открой дверь, — попросил малого, который все еще глазел на меня.
— Не знаю — как. И за это не похвалят.
Вернулись мистер Гриин и «главный». Опять уставились на меня.
— Кто вы? — спросил «главный».
— Приехал сюда на скачки, ну и, конечно, на крикетный матч.
— Зовут вас как?
— Чарльз Нейл. Чарльз Нейл Тодд.
— Что вы делали в Англии?
— Живу там. — Всем своим видом давал понять, что стараюсь подавить раздражение. — Послушайте. Вот этого человека, — указал кивком головы на Гриина, — видел у одной женщины в Сассексе. Та согласилась подвезти меня домой со скачек. Понимаете, я опоздал на поезд и голосовал на дороге, недалеко от частной стоянки. Она остановилась, подобрала меня, а потом сказала, что хочет сделать крюк и взглянуть на развалины своего дома — он недавно сгорел. Когда приехали, там был этот человек. Сказал, что его зовут Гриин и что он представляет страховую компанию. Вот и все. Что же все-таки здесь происходит?
— Какое совпадение, что вы опять встретились! И так скоро…
— Действительно совпадение. Но, черт возьми, не причина, чтобы меня запирать.
На их лицах была нерешительность.
— Вызовите полицию, сообщите кому следует, если я, по-вашему, в чем-то виноват.
«Главный» протянул руку к выключателю на стене. Стальная решетка поднялась вверх, причем куда медленнее, чем опускалась.
— Прошу извинить, — сказал он без особого раскаяния. — Мы должны проявлять осторожность. В галерее много ценных картин.
— Да вижу, — откликнулся я, делая шаг вперед и подавляя желание пуститься бежать со всех ног, — Но все-таки… — Мне удалось произнести это обиженным тоном. — Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.
Все трое последовали за мной по коридору. Это совсем не пошло на пользу моим нервам. Посетители, судя по всему, уже ушли. Смотрительница закрывала входную дверь.
— Думала, все уже ушли, — удивленно сказала она.
— Небольшое недоразумение, — ответил я, выдавив из себя жалкий смешок.
Профессионально улыбнулась и отперла дверь.
Шесть ступенек. Свежий воздух. Боже, каким же ароматным он показался! Оглянулся. Все четверо стояли в дверях. Пожал плечами, кивнул и потрусил прочь под моросящим дождем. Чувствовал себя мышью-полевкой, выпущенной ястребом.
Сел на трамвай и долго ехал по незнакомым районам громадного города, стремясь лишь к одному — оказаться подальше от этой тюрьмы в подвале.
Потом они, конечно, все это обмозгуют. Обязательно. И пожалеют, что отпустили. Конечно, уверенности, что мое появление в галерее не было простым совпадением, у них не будет. Случаются и совсем поразительные совпадения. Например, секретарем Линкольна непосредственно перед его убийством был человек по фамилии Кеннеди, а секретарем Кеннеди — Линкольн.
Но все-таки, чем больше они будут думать, тем больше им будет казаться, что что-то тут не так. Где же они станут меня искать, если до этого додумаются? Не в «Хилтоне», конечно, подумал не без удовольствия. На скачках, вот где: они ведь знали, что пойду туда. Я пожалел, что сказал об этом.
На конечной остановке вышел из трамвая, увидел перед собой занятный ресторанчик, на дверях которого были написаны большие буквы — ПСС. Заказав бифштекс, попросил принести карту вин.
Официантка удивленно подняла брови.
— Это же ПСС.
— А что такое ПСС?
— Вы приезжий? Принеси С Собой. Поесть у нас можно, а спиртного мы не держим.
— А-а.
— Хотите выпить? Ярдов через сто от нас есть винный магазинчик для автомобилистов. Еще открыт…
Решил обойтись без спиртного. Прихлебывая кофе, то и дело перечитывал веселое объявление на стене: «В банках не жарят бифштексы, а у нас не принимают к оплате чеки».
Возвращаясь на трамвае в центр города, проехал мимо этого винного магазинчика. Он ничем не отличался от заправочной станции, и не знай я, в чем дело, подумал бы, что все эти автомобили выстроились в очередь на заправку… Вот почему Джик так восторгался воображением австралийцев. Любовь к развлечениям прекрасно сочеталась у них со здравым смыслом.
Дождь прекратился. Сошел с трамвая и последние два километра прошел пешком. Думал о Дональде, Мейзи и мистере Гриине с двумя «и». А еще о картинах, ограблениях, о жестоком и злом уме.
Весь план с самого начала показался мне довольно простым — продать картины в Австралии, потом выкрасть их в, Англии, заодно прихватив все, что окажется под рукой. За три недели дважды увидел преступный замысел в действии. Был уверен: этим дело не ограничивалось. Быть не может, что преступлений всего два. Познакомившись с Петровичами и Минчессами, пришел к выводу — скорее всего, не прав, думая, что ограбления совершаются только в Англии. Почему не в Штатах? Или в любом другом месте, если дело того стоит? Разве нельзя представить, что существует группа грабителей, кочующих с континента на континент, имея в своём багаже огромный запас антикварных вещей? Они сбывают их на не знающем насыщения рынке. Говорил же инспектор Фрост, что полиция редко находит антикварные вещи. Спрос на это не уменьшается, а предложение ограничено.
Будь преступником, размышлял я, которому не улыбается месяцами жить за границей, выведывая, кого стоит ограбить, спокойно оставался бы дома, в Мельбурне, и продавал картины богатым туристам… Тем, что могут позволить купить под настроение вещь стоимостью в 10 тысяч фунтов. Все просто. Расспрашивай про их коллекции, потом незаметно переводи разговор на их серебро, фарфор, прочие художественные ценности… Нет, не нужны обладатели Фаберже, Рембрандта или других знаменитостей. Их продать практически невозможно. Моими жертвами стали бы богачи попроще — с грузинским серебром, неизвестными работами Гогена.
Покупая мои картины, они дают свои адреса. Легко. Никаких проблем. Как в супермаркете: большой оборот и мелкие товары. Если жертвы разбросаны по всему миру, местная полиция вряд ли обратит внимание, что все недавно побывали в Австралии.
Будь преступником, думал я, скрывающимся под маской дельца с безупречной репутацией, не стал бы рисковать, продавая подделки. Копию картины маслом всегда можно определить под микроскопом. А большинство опытных перекупщиков в состоянии распознать ее невооруженным глазом. Художник — это не только подпись в углу картины, но и сама картина. Манера наносить мазки так же индивидуальна, как и почерк. По ней можно безошибочно определить автора, как по следам на пуле определяют, из какого оружия она выпущена.
