Николай Оганесов - Играем в Спринт
Первым делом я выбросил таблетки, они были без надобности. Если не считать мучительно сосущую пустоту в желудке, чувствовал я себя превосходно. А вот остальное пришлось как нельзя кстати: мои деньги вместе с вещами лежали в камере хранения, и теперь я вряд ли наскреб бы на приличный завтрак. Разве что на булочку и стакан газировки. К тому же время завтрака давно минуло - мой самозаводящийся пылевлагонепроницаемый хронометр показывал половину двенадцатого.
Я наскоро умылся, обновив вчерашнее свое приобретение, затем поставил на плиту чайник и приступил к трапезе.
Четкой программы на предстоящий день не было. Я сознательно не строил никаких планов, поскольку со вчерашнего дня каждый мой шаг скорее всего контролировался Герасем. Верней, не обязательно им персонально, а теми, кого он прикрывал во время обыска. Для них я - темная лошадка, заезжий коммерсант, подыскивающий партнера для сделки. Следовательно, и вести себя нужно соответственно. Поболтаюсь по городу, наведаюсь на толчок, потрусь у комиссионок. Там видно будет, что и как.
Вскоре от яиц осталась одна скорлупа. В ход пошел третий бутерброд с маслом и последний кружок колбасы. Когда с ним было покончено и я собрался было почаевничать, в дверь постучали.
Я придвинул сахарницу. Повторялась вчерашняя история, но на этот раз у меня не было ни малейшего желания соревноваться в скорости с непрошеным визитером. С какой стати? Захочет - войдет, не захочет - пусть уходит, скатертью дорога. Не силком же его в дом тащить!
Стук повторился.
- Войдите! - крикнул я на всякий случай и высыпал в стакан пятую ложку.
Дверь, как ни странно, отворилась - должно быть, игра в прятки наскучила не одному мне.
- Проходите, - я намеренно громко зазвенел ложкой, наводя пришельца на цель.
Гость поскрипел половицами и направился к кухне. Еще шаг, и он вырос на пороге, заслонив собой весь дверной проем. Мать честная: Герась собственной персоной - прошу любить и жаловать! Воистину легок на помине!
- Салют, - сказал он, шныряя по сторонам заплывшими жиром глазками.
- Салют, - сказал я.
- Как жизнь?
- Течет, как видишь, - ответил я уклончиво. - Зачем пожаловал?
Он покрутил своей усеченной башкой. Спросил, показывая через плечо:
- Ты один?
- Нет, опер под столом прячется. С магнитофоном.
- Чего мелешь?! - недоверчиво покосился он, но не поленился и, присев на корточки, заглянул под стол.
- Ну ладно, хватит! - Я не забыл прием, который он оказал мне в день нашего знакомства, но с тех пор кое-что изменилось. Мы поменялись ролями, и я не отказал себе в удовольствии подчеркнуть это. Конечно, в доступной форме. - Выкладывай, чего надо. И покороче, у меня время не казенное.
Пустая затея: Герась обладал толстой кожей - булавочные уколы на него не действовали. Он втиснул свои пудовые кулаки в карманы шортов, прошелся, обживая пространство, отчего в кухне сразу стало и тесно и неуютно.
- А ты времени зря не терял. - Он показал на оставшуюся неубранной постель. - Неплохо устроился, а?
Меня так и подмывало поставить его на место, но я не мешал ему высказаться, ибо не сомневался, что немного погодя обо всем увиденном и примерно в тех же выражениях он доложит тому, по чьей указке здесь находился.
- Она девочка что надо, аппетитная. Не гляди, что худенькая. Последовал игривый жест и кивок в мой адрес. - Везет же некоторым...
- Меньше суй нос в чужие постели - повезет и тебе.
Нарывчики на его лице предательски побагровели. Не иначе как я ненароком задел больное место.
- Ты по делу или как?
- Да вот шел мимо, вспомнил про тебя. Дай, думаю, загляну. Ты ж говорил, что у Кузи остановишься.
- Ну заглянул. Дальше что?
Герась пропустил мою реплику мимо ушей.
- Чаи гоняешь?
- А ты против?
- Да нет... Может, угостишь?
- Перебьешься.
Мне не было жалко чая. Да и ему он был ни к чему. Просто шло взаимное прощупывание: он хотел убедиться, что я по-прежнему нуждаюсь в его услугах, а я намеревался внушить, что стремление к контакту с моей стороны не столь уж велико.
- Перебьешься, - повторил я.
- Что-то ты сегодня больно суровый, - насторожился он. - К чему бы это?
- Все к тому же. Давай ближе к делу. А нет - проваливай. Нечего из себя козырного туза корчить.
В компании мальчиков, которыми верховодил на толчке, Герась, понятное дело, привык к более почтительному обращению и теперь, обескураженный холодным приемом, перебирал в уме инструкции, полученные от хозяина. То, что он всего лишь марионетка, действиями которой управляют на расстоянии, уже не вызывало у меня сомнений. Доказательством тому был вчерашний обыск.
- Слушай, - выдавил он после глубокого раздумья, - да ты никак нашел, что искал?
- Не твоя забота. - Важно было не перегнуть палку, она и без того угрожающе потрескивала. - С вами найдешь, только языками трепать умеете.
У него внутри что-то сработало, точно кассовый аппарат выдал чек на покупку, и он малость приободрился:
- Не нашел?
- Я этого не говорил.
Однако Герась предпочитал обходиться без дипломатических тонкостей:
- Не финти, отвечай прямо: нужен тебе покупатель или нет?
- Ну, допустим, нужен.
- А без "допустим"?
- Нужен.
- Тогда собирайся, - тоном, не допускающим возражений, сказал он. Да поживей. Там разберемся.
* * *
- Одну минуточку, молодые люди! - Давешняя старушка, дремавшая у медицинских весов, завидев нас, встрепенулась и помахала зажатыми в кулачке лотерейными билетами. - Не желаете приобрести? Через неделю тираж!
Герась на ходу выудил из кармана горсть мелочи и остановился, отсчитывая монеты:
- Давай, бабка, авось у тебя рука легкая.
- Легкая, легкая, - согласно закивала старушка, протягивая сложенные веером билеты.
Герась, зажмурившись, вытянул наугад три штуки.
- А ты ж чего, сынок? - спросила она и посмотрела поверх допотопных очков молодыми не по возрасту глазами. - Бери. Или снова торопишься?
- Тороплюсь, бабушка, - сказал я. - В другой раз непременно возьму.
- Пошли, пошли, кончай трепаться. - Герась спрятал билеты в карман. Опаздываем.
Мы в темпе отмахали три квартала и свернули в безлюдный переулок, полого спускающийся к набережной. Он был нешироким, почти лишенным растительности. В просвете между крайними домами виднелась пепельно-серая полоска моря.
- Далеко еще? - спросил я.
- Уже пришли, - сказал Герась и направился к бару "Страус", вывеска которого висела поперек тротуара.
Он уверенно распахнул тяжелую дверь с медными поперечными полосами, с висевшей на гвозде трафареткой "Закрыто" и пропустил меня вперед.
В прохладном помещении мягко жужжал вентилятор. День стоял пасмурный, и внутри было сумрачно. Даже темно. Свет горел лишь в противоположном от входа углу. Там, на расположенных позади стойки полках, красовались сигаретные блоки, всевозможные вымпелы, пластинки, портреты эстрадных звезд - короче, целый иконостас для молящихся на подобные культовые причиндалы, а вместо лампадки горел розовый фонарь, освещавший многоярусную батарею разнокалиберных бутылок.
Под Герасем взвизгнуло обтянутое кожей сиденье. На этот звук, раздвинув бамбуковую занавеску, вышел худощавый парень в полосатой майке и широченных, усыпанных звездами подтяжках.
- Как дела, Витек? - приветствовал его Герась.
- О'кэй, - односложно ответил тот, пережевывая жевательную резинку.
- Клиента вот привел - наш кадр. Знакомься...
Витек бросил мимолетный взгляд, и я понял, что с этой секунды моя долговязая фигура, лицо, включая форму носа и разрез глаз, прочно отпечатались в его памяти. Что ж, будем считать, знакомство состоялось - я ведь тоже на память не жалуюсь.
- Мы не опоздали?
Бармен вопросу не удивился - надо полагать, знал, зачем мы пришли и кто нам нужен.
- Придется подождать, - сказал он, жестом приглашая меня сесть на высокий, обитый красной кожей табурет. - Вам кофе?
- Да, покрепче, - сказал Герась. - Чтоб с пенкой.
- И бутерброд с ветчиной, - добавил я, различив в полутьме поднос с едой. - Можно два.
Витек, не переставая двигать челюстями, поколдовал над кофеваркой, поставил перед нами чашечки величиной с наперсток, два стакана с водой и блюдце с бутербродами, после чего удалился, прошелестев бамбуковой занавеской.
- Музыку вруби! - крикнул вдогонку Герась.
Витек не откликнулся, но немного погодя из невидимых колонок заструился высокий медоточивый голос Демиса Русоса. Он, как водится, пел о солнце, о море, о неземной любви к красавице Афродите.
- Годится, - одобрил мой спутник и небрежно кинул на стойку пачку с золотым тиснением. - Кури.
Я отказался.
- Это же "Данхил", чудик! - поднял он брови. - Такие в магазине не купишь.
- Не имеет значения. Бросил. - Я принялся за декорированный петрушкой ломтик ветчины.
- Ну как знаешь... - Он спрятал пачку в нагрудный карман. Отхлебнул из чашки. - А погода сегодня ничтяк, не жарко.
