Марина Серова - Табу на нежные чувства
— Мы должны что-то делать, мы должны что-то делать, — твердил он как заведенный. — Евгения Максимовна, не молчите, скажите, что вы собираетесь делать дальше? Кто может так издеваться надо мной? Вы ведь говорили, у вас имеется несколько кандидатур на роль подозреваемых.
— Да, подозреваемых у меня было несколько. Кандидатура Бородина отпала сама по себе.
— Козлов?
— Нет, не думаю, — возразила я. — Козлов целиком и полностью поглощен планами по возобновлению строительства, а Бородин в этом деле был его помощником, человеком, который публично заявит о несправедливости прежних притязаний к бизнесмену Козлову. Журналист Бородин был нужен Козлову. Как бы он ни хотел отомстить вам, если вообще хотел, он не пошел бы на такие крайние меры. Не стал бы рубить сук, на котором сидит.
— Так что же, остается Малявина?
— Малявина? Нет, не думаю. Она не так умна и не так кровожадна. Здесь кто-то другой, со связями, с возможностями. За всем этим стоит человек сильный и могущественный.
— Но кто же это может быть?
— Пока я могу предположить только одно. Отец и сын Смирновы.
— Что? — удивился Крапивин. — Но почему вы так решили? Да, я написал о них статью, разрушил их семейную тайну, но эта история и так получила бы огласку, потому что скрыть подобное сложно. Нечасто сын заказывает убийство собственного отца. И вообще, Смирнов-старший побушевал первое время, но потом остыл, и мы, можно сказать, разошлись полюбовно. Неужели вы думаете, что спустя два года Смирнов захотел отыграться на мне за прежние обиды?
— Смирнов-старший вряд ли. Он и поныне живет и здравствует, а бизнес его расцветает и крепнет. Ваша статья никак не повлияла на его деятельность, так что он вряд ли стал бы воду мутить. А вот его отпрыск, насколько я знаю, был изгнан из отцовского дома.
— Нет, нет, я сомневаюсь, что это кто-то из них, — недоверчиво качал головой Эдуард Петрович. — Моя статья была всего лишь голосом правды. Своего сына Смирнов и без моего вмешательства отлучил от дома, моей вины в этом нет.
— Но есть еще одна версия, которую вы упорно отрицаете. — Я внимательно посмотрела на журналиста и задала вопрос, который уже не раз повторяла: — Над чем вы работаете сейчас?
— Ну вот, вы опять, — поморщился Крапивин. — Я же вам говорю, это никак не связано с происходящими событиями.
— И все-таки, почему вы не хотите говорить об этом? Пусть никак не связано, но мне будет проще действовать, если я буду абсолютно уверена, что работаю не впустую, что самая вероятная версия, которая напрашивается в первую очередь, не имеет подтверждения.
— Ну хорошо, — нехотя согласился журналист. — Я уже недели две не пишу никаких статей, ни скандальных, ни обычных житейских, я просто очень устал и предался любимому занятию — творчеству.
— И что вы творите?
— Вот вы, Евгения Максимовна, когда хотите отдохнуть от работы, что делаете?
— Когда я хочу отдыхать, я отдыхаю.
— Наверное, вы бегаете, ходите в тир, занимаетесь на тренажерах.
— И это тоже, — я улыбнулась догадливости Крапивина.
— Вот и я также. Когда я хочу отдохнуть, делаю то, что умею лучше всего, то, от чего я получаю удовольствие. Когда я хочу отдохнуть от работы, я работаю.
— А можно поточнее? — Мне надоело слушать эти философские размышления журналиста.
— Когда я хочу отдохнуть от работы, я пишу. Пишу мемуары, — на полтона ниже сказал Эдуард Петрович, как будто он стыдился своего увлечения.
— Что?
— Ну, мемуары. Я пишу о себе, о своей жизни, о близких мне людях. Я понимаю, читателей у меня будет немного. Кому интересно знать о жизни талантливого журналиста, кроме жены и друзей? — Слова эти прозвучали с явным сомнением, как будто Крапивин спрашивал у меня: «А не думаете ли вы, что это будет увлекательное чтиво?» Я не стала отвечать на его молчаливый вопрос, и он продолжил: — Мне нравится писать о себе, я отдыхаю, когда с головой окунаюсь в свое прошлое, радужное и счастливое прошлое. — Он закатил глаза от удовольствия и улыбнулся.
— А кто-нибудь знает о ваших мемуарах?
— Марусенька.
— А еще кто?
— Теперь еще и вы. — Он снова погрустнел. — Только прошу вас, никому не говорите об этом. Мои мемуары — это как дневник, очень личный. И я опасаюсь, что посторонние люди захотят проникнуть в глубину моих воспоминаний. Пока я не закончил самую главную работу своей жизни, свою книгу, об этом не нужно никому знать. — И снова чувство гордости за себя и за свой талант накрыло Эдуарда Петровича. — Могу я на вас рассчитывать?
— От меня об этом не узнает никто, — заверила я журналиста, и он успокоился.
Глава 6
Для себя я уже четко определила: мне надо встретиться с семейством Смирновых. Сомнения Эдуарда Петровича относительно их участия в преследованиях звучали не очень убедительно. Я была наслышана и о папеньке Смирнове, и о его сыночке и не сомневалась, что и тот, и другой, имея хорошие связи и широкие возможности, способны на подобные шутки с неугодными им людьми. Конечно, насчет Смирнова-старшего я сомневалась, он человек серьезный и деловой, издевательства над Крапивиным больше походили на шалости обиженного ребенка, чем на ухищрения делового человека. Поэтому кандидатура Смирнова-младшего казалась мне вполне убедительной. Эдуард Петрович наивно надеялся на то, что его вмешательство в дела Смирновых, его статья никак не повлияли на дальнейшие отношения отца и сына, которые были обречены в ту самую минуту, когда сын заказал отца. Но на деле все было иначе. Отцу и сыну удалось договориться, сын повинился, отец его простил и посулил неплохой куш. Но когда эта неприятная история получила огласку, компаньоны Смирнова-старшего и его деловые партнеры, как у нас в стране, так и за рубежом, высказали свои опасения и потребовали вывести из бизнеса непутевого сына, в противном случае, пообещали они, у Смирнова-старшего будут большие проблемы. Сделать правильный выбор было несложно, официально отец отказался от сына, и его бизнес не пострадал. Но на деле Смирнов-младший остался на иждивении у папеньки, а свои амбиции он теперь реализовывал в кругу подобных ему бездельников с завышенными запросами.
Оставалось дело за малым — найти Смирнова-младшего. С этой целью я решила позвонить своему знакомому, который хорошо слышит, далеко видит и вообще много знает о тех, кто не хочет, чтобы о них много знали. Сенька Ветер, бывший гонщик, а ныне мелкий криминальный элемент. Его прозвали Ветер за страсть к скорости, лучшего водителя в нашем городе сложно было найти. Он знал Тарасов и его окрестности как свои пять пальцев и мог уйти от любой погони. Сенька считал себя птицей вольной, работал, как ему казалось, на кого хотел. Но на деле его давно подмял под себя один из местных криминальных авторитетов, который великодушно предоставлял Ветра в качестве эскорта «нужным» людям. Сенька был очень любопытен, и этот его порок я частенько использовала в своих интересах.
Я уединилась в комнате и набрала номер Сеньки Ветра. Он, как обычно, радостно поприветствовал меня и участливо поинтересовался моим здоровьем. Минуя бессмысленную болтовню о жизни, я сразу перешла к делу.
— Сеня, мне нужен Смирнов.
— Смирнов-папа или Смирнов-сын? — Несмотря на распространенность данной фамилии, Сеня сразу сообразил, о ком я говорю.
— Сын.
— Жень, я бы не советовал тебе встречаться с Леньчиком. Он в последнее время совсем обезумел, стал злым и неуправляемым. Говорят, среди его братвы стукачок нарисовался, так он теперь в напряге. Кстати, ты слышала, что его ребята натворили в прошлый четверг на базаре?
— Нет, не слышала. — Разговор о погроме на городском рынке мне совсем не хотелось развивать. — И тем не менее я должна с ним встретиться. Где его найти?
— Жень, ну честное слово, не глупи, не нужен он тебе.
— Я лучше знаю, кто мне нужен, а кто нет. Говори, где его искать?
Сенька Ветер еще немного попричитал, повздыхал, но в конце концов дал наводку, где искать Смирнова-младшего.
— За городом есть что-то типа ночного клуба, «Юрта» называется, знаешь такое?
— Знаю.
— Так вот, это его заведение. Он в последнее время в нем окопался, и вся его братва там же сидит. Так что будь поосторожнее, возьми с собой пулемет, — Сенька засмеялся своей же шутке, — без него тебе не обойтись.
— Спасибо за совет, обязательно воспользуюсь, — ответила я, заканчивая разговор.
Когда я вышла из комнаты, сразу наткнулась на Эдуарда Петровича. Он все еще пребывал в состоянии легкого шока, глаза его были красными, губы пересохли, вены на шее часто пульсировали. Облизав губы, Крапивин стал жалобно просить о помощи.
— Евгения Максимовна, я не знаю, что мне делать. Марусенька, наверное, с ума сходит, куда это я пропал. Мне надо ей позвонить и все объяснить.
