Марина Серова - Табу на нежные чувства
— Я вас разбудила? — спросила я.
— Нет, я всю ночь ворочался, не мог заснуть. Отсутствие телефонной связи с Марусенькой меня очень беспокоит, с трудом провалился в сон уже под утро.
Я отвернулась к окну, чтобы журналист не заметил мою улыбку. Его вымышленная бессонница всю ночь давала о себе знать довольно громким похрапыванием.
— Завтракать будете?
— Нет, спасибо, — отказался он и после паузы добавил: — Евгения Максимовна, а можем мы сегодняшний день начать с посещения моей квартиры? Я хотел бы зарядить телефон, а то без него, знаете ли, чувствую себя как без рук. Как вы думаете, это не опасно, возвращаться домой?
— Посмотрим, — ответила я, убирая пустую чашку в раковину.
Я планировала начать новый день с повторного визита к Бородину. Повод для визита у меня оставался прежний: как обеспокоенная родственница Бородинских, я хотела поговорить с журналистом, а заодно извиниться за вчерашний скандал. Присутствие Крапивина на этот раз было лишним, я рассчитывала оставить его в этой квартире под замком.
Мои размышления над дальнейшими планами прервал звонок мобильного телефона. Я посмотрела на дисплей, это был Костя Мечников.
— Костя, привет, — ответила я. — Не ожидала услышать твой голос в столь раннее время.
— Плохи у вас дела, Евгения Максимовна, — взволнованно ответил Мечников. — Нужно встретиться.
— Что случилось, Костя? — Его волнение передалось и мне.
— Знаешь такого журналиста, Бородина?
— Знаю, вчера мы с ним встречались.
— Вот этого я и боялся, — тяжело вздыхая, ответил Мечников. — Его убили вчера вечером в собственной квартире.
— Что?! — Я не могла поверить Костиным словам. Мне казалось, что старый друг просто разыгрывает меня. Но Мечников был серьезен, как никогда.
— Крапивина запри где-нибудь, его уже разыскивают. А сама приходи через час в кафе «Бабочка» на Пролетарской. Помнишь такое?
— Помню, конечно. Я буду там через час.
Все намеченные планы рухнули сами собой. Я немедленно побежала в комнату и стала одеваться. В моей сумке всегда имелся грим и парики. В любой момент я могла изменить внешность. Я надела коротко стриженный парик рыжего цвета, подкрасилась, надела бейсболку и была готова. Когда Эдуард Петрович вышел из ванной, он остолбенел от неожиданности, увидев меня в новом облике. Крапивин прижался спиной к стене и громко крикнул в сторону кухни:
— Евгения Максимовна!
— Да не кричите вы, Эдуард Петрович, — успокоила я журналиста.
— Это вы? — недоверчиво поинтересовался он, вглядываясь в мое лицо.
— Я, я. Планы меняются. У нас возникли кое-какие проблемы, вам лучше остаться здесь, а я все выясню и вернусь.
— Нет. — Крапивин бросился мне наперерез, теряя по дороги свои любимые домашние тапочки. — Один я не останусь! Вы мой телохранитель, значит, мы всегда должны быть вместе, — завел он старую песню. — Я еду с вами. — Эдуард Петрович стал поспешно натягивать на себя куртку и ботинки.
— Вы остаетесь дома, Эдуард Петрович. И это не обсуждается, — категорично заявила я, оттесняя журналиста от входной двери.
— Я выпрыгну из окна, я спущусь по водосточной трубе! — отчаянно протестовал он. — Я не останусь без вашего наблюдения. Я иду с вами, только с вами. — Эдуард Петрович продолжал протискиваться к двери.
В таком состоянии Крапивину действительно было небезопасно оставаться дома… он мог наделать много глупостей, находясь без присмотра. Но и на люди с ним показываться было нельзя. Выход имелся один.
— Хорошо, — нехотя согласилась я. — Ни вы, ни я никуда не поедем. Я позвоню Константину Афанасьевичу, он сам приедет к нам.
— Хорошо, — быстро согласился журналист, но от двери не отошел, боясь, что я обманным путем выскочу из квартиры без него. — А вдруг за ним следят?
— У милиции нет повода следить за ним, — ответила я, набирая номер телефона Константина.
— А при чем тут милиция? — с удивлением спросил Крапивин.
— При том, что вас уже по всему городу ищут, — ответила я и тут же переключилась на Мечникова. Тот ответил по телефону:
— Слушаю.
— Костя, будет лучше, если ты приедешь к нам. Выходить на улицу с Эдуардом Петровичем я не могу, сам понимаешь.
— Не выпускает? — грустно усмехнулся Мечников. — Ладно, говори адрес, я приеду.
Едва я продиктовала Константину адрес нашего убежища и отключилась, Крапивин немедленно набросился на меня с вопросами:
— Почему милиция? При чем здесь милиция?
Я пообещала ему, что в скором времени приедет Константин Афанасьевич и все подробно расскажет. Говорить о смерти Бородина я не стала, опасаясь, что до приезда Кости журналист мне покоя не даст.
Костя приехал к нам на такси через двадцать минут. Голова его все еще была перевязана. Журналист встретил следователя прокуратуры с распростертыми объятиями, сначала вежливо выразил свою радость от того, что видит Константина живым и здоровым, а потом принялся задавать вопросы:
— Почему? Что случилось?
— Евгения Максимовна вам еще не сказала?
— Нет. Евгения Максимовна, вы, оказывается, все знали? Тогда почему мне ничего не рассказали?
— Костя, — я в сотый раз проигнорировала нападки журналиста, — пошли на кухню, ты должен нам все подробно рассказать.
Константин поведал нам подробности смерти Бородина. Сначала на пульт дежурного по городу поступило сообщение о том, что найден труп Владимира. Было это примерно в восемь часов вечера. А уже в половине девятого поступил очередной звонок, правда, анонимный. Неизвестный сообщал о том, что незадолго до убийства Бородина его посещала парочка, мужчина и женщина. В мужчине неизвестный узнал журналиста Крапивина. Оперативники немедленно взяли эту версию в разработку. Опросили соседей, предъявили фотографию Крапивина. Соседи сообщили, что около восьми часов вечера в квартире Бородина кто-то громко ругался и, возможно, даже дрался, судя по звукам за стеной. А бдительная старушка-консьержка, когда ей показали фотографию Крапивина, быстро опознала в нем приходившего к Бородину гостя. И даже похвастала своими записями, где отмечено, что мужчина и женщина посетили журналиста Бородина в половине восьмого.
— Кто-то хорошо подготовился, — сказала я, выслушав следователя. — Значит, мне не показалось, за нами действительно следили.
— Кто, когда? — оживился Мечников.
— Зеленая «Ауди» следовала за нами почти от самого издательства. Потом машина пропала, и я решила, что мне просто показалось. А теперь понимаю, это было не видение, за нами действительно следили.
— Номер машины заметила? — Константин цеплялся за любую возможность вытащить нас из передряги.
— Нет, номер был сильно заляпан грязью, разглядеть не удалось.
— Что же мне теперь делать? — причитал Крапивин, раскачиваясь на стуле. — Может, пойти в милицию и все рассказать?
— Лучше расскажите мне, как прошел ваш разговор с Бородиным.
— Плохо, — ответила я. — Очень плохо.
— Что, действительно между вами была драка? — с удивлением спросил Мечников. Но еще больше он удивился, когда услышал утвердительный ответ. — Тогда все гораздо хуже. Если на вещах погибшего обнаружатся ваши отпечатки, Эдуард Петрович, вам уже не телохранитель понадобится, а опытный адвокат. Даже мое с вами знакомство и убежденность в вашей невиновности не помогут. До выяснения обстоятельств дела вам придется посидеть в камере.
— Но я же не убивал его, — продолжал сопротивляться Крапивин. — Меня не могут в камеру отправить. — Он потратил некоторое время на скупые рыдания, а потом вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на меня. — Так, может, вы его все-таки убили, когда по лицу ударили?
Я уже приготовилась высказать Крапивину все, что о нем думаю, но мне на выручку пришел Мечников:
— Бородина зарезали.
— Костя, а запись анонимного звонка у вас сохранилась?
— Ну да, конечно. Ты же знаешь, все звонки в милицию записываются.
— Ты прослушивал ее?
— Нет, а что?
— Вот. — Я протянула ему маленькую аудиокассету, на ней был записан голос неизвестного, который мучил журналиста поздними звонками с угрозами. — Проверь, может, этот неизвестный и аноним, который видел Крапивина на месте преступления, один и тот же человек?
— Хорошая идея.
Константин уехал, настоятельно порекомендовав нам с Крапивиным оставаться в квартире и не показывать носа на улицу, пока он не разберется, что к чему. Но не в моих правилах было сидеть на одном месте и ждать, я собиралась действовать, и Эдуард Петрович активно поддерживал мое стремление, навязываясь в напарники.
— Мы должны что-то делать, мы должны что-то делать, — твердил он как заведенный. — Евгения Максимовна, не молчите, скажите, что вы собираетесь делать дальше? Кто может так издеваться надо мной? Вы ведь говорили, у вас имеется несколько кандидатур на роль подозреваемых.
