Елена Арсеньева - Камень богини любви
Будь у Алёны время, она непременно поговорила бы с девушкой: вдруг она еще что-нибудь этакое сказанет, – но сейчас счет шел на секунды, а потому Алёна только шепнула: «Спасибо огроменное!» – улыбнулась признательно и побежала к эскалатору.
Женщину в коричневой куртке она увидела сразу. Высокая, темноволосая, лет сорока пяти, может, чуть больше. Выражение смугловатого скуластого лица было таким озабоченно-неприязненным, а губы, быстро произносившие слова, так зло кривились, что ее можно было бы принять за мамашу, которая делает выговор сыну-двоечнику, тем паче что «молодой человек в пальтушке в дрипочку» по возрасту явно годился ей в сыновья и вид имел самый виноватый. Алёна сначала глянула на него лишь мельком, но тут же посмотрела внимательней. Да ведь это не кто иной, как менеджер из «Видео» Константин!
А он тут каким боком?! Ну ладно, мир тесен до безобразия, это общеизвестно. Константин Алёну вообще не интересует. Главное – его собеседница. Как быть-то? Подойти и попросить: «Дама, позвольте взглянуть на ваш браслетик, а то есть подозрение, что вы мой стырили, а свой подкинули!» Радикально, но неконструктивно. Сама Алёна на такой вопрос только плечами пожала бы и ушла восвояси. Нужно поступить как-то неожиданно… что-то такое сделать, чтобы спровоцировать замешательство этой воришки…
Ага!
Алёна скользнула пальцами по запястью, нащупала застежку своего браслета и с самым деловым видом направилась вперед. Проходя мимо дамы в коричневой куртке, Алёна слегка тряхнула рукой, и браслет послушно соскользнул вниз и упал как раз между дамой и Константином.
– Ой! – воскликнула Алёна. – Кошмар, да что же это он все время спадает? Просто беда. Надо бы его к ювелиру отнести, пусть бы уменьшил.
Она молотила что в голову взбредет, а сама в это время не сводила глаз с женщины. И что же?! Ничего! В ней, как выразился бы некто Пушкин, даже бровь не шевельнулась, не сжала даже губ она! То есть лицо ее осталось совершенно равнодушным, она лишь мельком глянула на браслет – и тут же снова уставилась на Константина.
Алёна немедленно почувствовала себя невероятно глупо. Махнула, понимаешь, правым рукавом, как та Царевна-лягушка, но вышло никакое не озеро, а натуральный семипудовый пшик.
Пришлось нагнуться, поднять браслет и, бросив еще один испытующий взгляд на даму (столь же нерезультативный, как первый), пойти прочь. И неведомо, чем бы кончилась описываемая нами история, как развивались бы события дальше, кабы Алёна не оглянулась еще раз и не увидела лица менеджера Константина, который смотрел ей вслед с откровенным ужасом. Впрочем, встретившись с Алёной глазами, он тут же зевнул с деланым равнодушием, однако впечатление складывалось такое, будто парень подавился собственным страхом.
Алёна сделала вид, будто ничего не заметила, однако вместо того, чтобы пойти к выходу из магазина, как собиралась сначала, она плавно свернула в отдел, который занимала благоухающая на все лады «L’Ԑtoile», и сделала вид, что ее ничто не интересует, кроме полок, которые занимала продукция «Barberry Weekend». Сделать такой вид ей было ничуточки не трудно, поскольку духи эти – ее любимые. Покосившись на даму и Константина, она увидела, что они продолжают разговор, и выскользнула из магазина через другую дверь. Здесь Алёна остановилась под прикрытием стойки, за которой невероятно длинноногая девица в зеленой форме, покачиваясь на невероятно высоких каблуках, вернее, каблучищах, раздавала всем желающим – а преимущественно нежелающим! – флаеры какой-то туристической фирмы.
Алёна выдернула из кармашка сумки мобильный телефон и быстро сфотографировала странную пару. Услышав щелчок камеры, рекламная девица так вздрогнула, что чуть не свалилась со своих невообразимых каблучищ, поэтому Алёне пришлось поддержать ее под руку, а чтобы хоть как-то компенсировать стресс, она выхватила из ее рук сразу несколько флаеров – и была такова.
Выбежав из дверей «Шоколада», Алёна быстро перешла на другую сторону улицы Белинского и свернула во дворы красных кирпичных многоэтажек. Здесь она остановилась и посмотрела на снимок. Константин оказался запечатлен как-то однобоко – в том смысле, что стоял к Алёне в профиль. Но он мало интересовал нашу героиню. А интересовала ее дама в куртке, и лицо той, по счастью, получилось очень хорошо.
Алёна удовлетворенно кивнула. Если отпечатать снимок и показать в шейпинг-зале, кто-нибудь из тренеров эту особу непременно вспомнит. На тренировку невозможно попасть, не оставив своих паспортных данных администратору. Узнав их, Алёна найдет эту особу, предъявит ей браслет и спросит наконец, зачем он ей понадобился. А также потребует обмена ценностями, чтобы восстановить, так сказать, историческую справедливость.
И еще какая-то мысль мелькнула… что-то связанное с этим выражением ужаса на лице Константина… но тут Алёна случайно взглянула на часы и обнаружила, что уже шесть. А ей нужно еще голову вымыть, собраться, накраситься и доехать до «Зергута»! И цветы, не забыть про цветы!
Все, теперь не до расследований и дознаний. Пора бегом бежать!
И она в самом деле побежала домой, ни о чем больше не думая, кроме как о заботах нынешнего вечера, ибо довлеет дневи злоба его… ну и, само собой, не заметила человека, который, сначала таясь, а потом открыто, даже нагло пошел за ней до самого дома и посмотрел, в какой подъезд вошла наша рассеянная героиня…
Единственное, чего он не мог узнать, – это номер квартиры Алёны, однако внимательным взглядом он засек, в каком окне вспыхнул свет вскоре после того, как она вошла в подъезд. Может быть, это была ее квартира, может быть, нет, но человек не сомневался, что выяснит это доподлинно, и очень скоро.
Вслед за этим он вышел из двора и отправился своим путем.
Дела давно минувших дней
– Господи Боже! – вскричал я, как громом пораженный. – Какой же это ужас…
– Конечно, – грустно кивнула Эльвира Михайловна. – Особенно потому, что ни девушка, ни ее возлюбленный не знали, кто они. Согрешили по неведению.
– Как же это может быть? – недоверчиво спросил я. – Петрозаводск – небольшой город, можно сказать, городишко, здесь все друг друга знают…
– Да вот так вышло, – объяснила Эльвира Михайловна. – Раймо Турккила – крестник матушки Паисилинна, у которой вы сняли комнату. У его отца была большая семья, и после того, как дети осиротели, потеряв обоих родителей разом, их раздали в другие семьи. Кого-то, в основном мальчиков, взяли близкие и дальние родственники, а двух крошечных девочек удочерили богатые и бездетные люди из Гельсингфорса. Раймо вырос в деревне, а потом, уже повзрослев, переехал к матушке Паисилинна и нанялся на работу к брату своей покойной матери, своему дяде, – Яаскеляйнену. Девочками были Синикки и ее младшая сестра. Им дали другую фамилию – Илкка. Они больше не виделись со здешней родней. Сначала все шло хорошо, но год назад госпожа Илкка и младшая девочка умерли, и Синикки осталась на попечении приемного отца. К несчастью, он оказался порочным человеком и воспылал к девушке нечистыми чувствами. Она и на мой женский взгляд весьма хороша, – грустно сказала Эльвира Михайловна, – а мужчины перед такими и вовсе не могут устоять. Даже если девушка ведет себя прилично и скромно, мужчины этому не верят и пытаются вовлечь ее во грех. Ханжи говорят, что на таких девушках лежит проклятье, они сами виновны в своей судьбе. Но Синикки воспротивилась и однажды тайно бежала из Гельсингфорса. У нее было немного денег, оставленных ей покойной госпожой Илкка, и она кое-как, на перекладных, добралась до Петрозаводска. Первым делом отправилась к госпоже Паисилинна. На беду, та уехала навестить заболевшую сестру в ближнее село. Раймо же парень непутевый, хоть и красивый, ударился в загул. Сутками пьянствовал невесть где, бросив дом, а потом являлся и отсыпался, не обращая внимания на то, что дверь нараспашку. Вот в такую минуту в дом и вошла Синикки. Увидав, какой беспорядок царит кругом, она принялась наводить чистоту, изредка поглядывая на спящего. Догадывалась ли она, что это ее родной брат? Думаю, нет. Она знала, что Раймо живет где-то в деревне… В это время проснулся Раймо. Повторяю, он необыкновенно хорош собой, сущий Леминкайнен или Куллерво из «Калевалы». «Калевала» – это свод прекрасных сказаний, – пояснила Эльвира Михайловна. – Я в восторге от них… Кроме того, Синикка пошла внешностью в отца, а Раймо – в мать, он темноволосый и темноглазый. Они совершенно непохожи друг на друга. Итак, Раймо проснулся, увидел красавицу, которая мыла пол, и решил, что это служанка его тетки. Он спросил, как ее зовут. «Синикка Илкка», – ответила она. Раймо совершенно забыл о существовании сестры, а новой ее фамилии не знал. Он поддался чарам Синикки, а она поддалась его чарам. Они согрешили… и только потом, начав расспрашивать другу друга о семьях, поняли, что они брат и сестра.