Джеймс Паттерсон - Гонка на выживание
— Да, сестра. Больше такого не повторится.
Не проехал я и трех кварталов к югу, как мой сотовый зазвонил опять. На сей раз я понадобился начальнику детективов Макгиннессу.
«Какого черта?» — подумал я, прикладывая телефон к уху, и не был разочарован.
— Слушай, Беннетт, я только что разговаривал с Дэли, — зарычал Макгиннесс. — Добиваешься, чтобы меня уволили? Почему бы тебе не прекратить любезничать с репортершами из «Таймс» и сделать одолжение нам обоим, занявшись тем, за что тебе платят? А именно выяснить, где находится этот серийный убийца! Твое легкомыслие меня бесит. А ты именно так реагируешь на эту катастрофу, мистер Специалист.
Ну все, с меня хватит. Две капитуляции за утро — мой предел. И мне надоели оскорбления по адресу самоотверженных профессионалов, с которыми я трудился в ГРК. Был когда-нибудь Макгиннесс первым на месте авиакатастрофы? Работал в передвижном морге, имел дело с массовым человеческим страданием изо дня в день? Я резко затормозил перед автобусом компании «Либерти лайнз» и остановился посреди Пятой авеню. Позади меня поток машин в час пик, должно быть, повернул обратно в Гарлем, но мне было все равно.
— Босс, ты подал мне идею! — выкрикнул я. — Отныне я официально меняю имя на Майк «Несерьезный» Беннетт. Если тебе это не нравится, и ты хочешь моей отставки, пожалуйста. Или, может, предъявишь мне служебное обвинение в любезничанье первой степени?
Я вынес еще одну ледяную паузу, после чего Макгиннесс сказал: «Не искушай меня, Беннетт» — и отключил связь.
Я посидел несколько секунд, лицо мое горело, в висках стучало. То, что он учинил мне разнос, куда ни шло, однако намек, будто я подверг дело риску из-за репортера, был подлым ударом. Они попросили меня заняться этим расследованием, так ведь? Каким идиотом я был — гордился, что меня выбрали, и беспокоился, как бы не подвести команду. Теперь моя команда пинала меня.
Насколько я понимаю, сына Вильгельма Телля тоже выбрали. А потом положили на голову яблоко.
— Да, да, да! — закричал я завывающим вокруг клаксонам. Неудивительно, что люди в этом городе сходят с ума. Нажав на газ, я присоединил гудок своего клаксона к общему хору.
Глава двадцать девятая
В комнате для совещаний на двенадцатом этаже дома на Полис-плаза, один, я за чашкой кофе впервые встретился с детективом Бет Питерс лицом к лицу. Сорока с лишним лет, изящная, тонкокостная, она больше походила на ведущую телепрограммы, чем на полицейского. Приятная, но проницательная, с живой улыбкой. Я снова подумал, что мы поладим.
Но времени для легкой беседы не было. Мы являлись оперативной группой, собранной начальником детективов Макгиннессом. После утреннего разговора с ним меня слегка удивило позволение участвовать в совещании.
В комнате находилось человек двадцать, главным образом полицейские, но я заметил нескольких агентов ФБР и штатских. Мы с Бет нашли свободные места в дальнем конце стола, и Пол Энбери, молодой черный судебный психолог и профессор Колумбийского университета, заговорил первым:
— Думаю, судя по вниманию к деталям, можно исключить вероятность того, что этот человек параноидный шизофреник. Если бы он слышал несуществующие голоса, то, видимо, был бы уже схвачен. Однако он кажется слегка помешанным. Учитывая переодевание и использование разного оружия, я не могу полностью исключить раздвоения личности. Сейчас о его мотиве можно только догадываться, но он соответствует образцу отшельнического типа, который не ладит с остальными — возможно, он перенес в раннем детстве травму и ищет отмщения через связанные с убийством фантазии.
Затем свои соображения нам изложил Том Лэм, суетливый психолог из ФБР с Федерал-плаза, двадцать шесть:
— Наш убийца почти наверняка мужчина, видимо, тридцати с лишним лет. Не знаю, соглашаться ли с тем, что он относится к отшельническому типу. Он явно без колебаний подходит к своим жертвам и разговаривает с ними. Тот факт, что он использовал пистолеты разных калибров, наводит меня на мысль, что он бывший военный или помешан на оружии. Я склоняюсь к последнему, так что, пожалуй, нужно обратить внимание на подозреваемых в краже оружия и боеприпасов.
— Думаете, убийца может быть не один? — спросила его Бет Питерс. — Может, команда стрелков, как в случае с Ли Бойдом Малво в округе Колумбия?
Федеральный агент сжал свой острый подбородок и задумался.
— Любопытная мысль. Давайте ее рассмотрим. Этот человек действует иным образом. Но, как сказал Пол, пока можно только догадываться.
Потом встал я. Головы повернулись ко мне.
— В таком случае почему бы нам не снизить слегка темп и рассмотреть возможность, что убийца лично связан с жертвами? — заговорил я. — Он совершенно хладнокровный. Не свирепый, эмоционально неуравновешенный, не владеющий собой, как многие убийцы.
Пол Хэнбери заговорил снова:
— Детектив, массовые убийцы зачастую годами планируют свои преступления. Когда им чинят препятствия, когда они уязвлены, их утешает мысль «я еще вернусь и добьюсь внимания, которого заслуживаю». Это наращивание фрустрации может принести поразительные результаты.
— Вас понял, — сказал я, глядя на Макгиннесса. — Однако я не совсем убежден, что он заурядный серийный убийца. Он мог бы связаться с прессой?
— То есть вы считаете, что он просто представляется ненормальным? — спросила меня Бет.
— Если просто представляется, — вмешался в разговор детектив Лейвери, сидевший напротив, — я бы первым выдвинул его на премию «Оскар».
— Вероятная программа у этого человека дает нам материал, чтобы продолжить расследование, — сказал я. — Иначе какая у нас альтернатива? Наводнить Манхэттен полицейскими и молить Бога, чтобы один из них оказался рядом, когда этот тип снова примется за свое?
Тут поднялся сам Макгиннесс, свирепо на меня глядя:
— Беннетт, именно так мы и поступим. Это называется действием на опережение. Агент Лэм, объясните, пожалуйста, свой план.
Я сел, и агент ФБР предложил, чтобы усиленные патрули и особенно антитеррористическое подразделение были размещены в определенных людных местах — в Рокфеллер-центре, Гарвардском клубе, Нью-Йоркском спортивном клубе, Линкольн-центре, Карнеги-холле и магазине «Тиффани».
«В магазине «Тиффани», — подумал я. — Будто там мало своей охраны! А как насчет Музея современного искусства и половины ресторанов в путеводителе Загата? Это Нью-Йорк. Полицейских не хватит, чтобы охранять все знаменитые заведения».
— И позвольте напомнить всем, что это секретная информация, — закончил Макгиннесс. Его суровый взгляд вернулся ко мне.
Я отвел глаза, собрался было оправдаться, но решил — черт с ним. Вместо этого взял еще чашку кофе, отпил глоток горячего, кислого напитка и уставился в окно на захватывающее зрелище Бруклинского моста.
Может, убийца сделает мне личное одолжение и начнет терроризировать какой-нибудь другой район.
Глава тридцатая
Учитель, свернув с Восьмой авеню на Сорок вторую улицу, сощурился за темными очками фирмы «Дизель» от яркого солнечного света.
Он снова переоделся, теперь на нем были куртка из ягнячьей кожи от Пьеро Гуччи, майка с вызывающим рисунком и сапоги из кожи ската от Луккезе — одежда казалась повседневной, но знатоки поняли бы, что стоит она нескольких месячных зарплат. Он не побрился, и модная щетина на щеках придавала ему вид рок- или кинозвезды.
Он шел к Таймс-сквер в толпе тупых неудачников, и ему хотелось расхохотаться. То, что он делал это средь бела дня, было дерзким, горячило кровь. Словно под воздействием лучшего наркотика, какой только можно себе представить.
Наконец-то он выплеснет сдерживаемую всю жизнь злобу! С самого детства люди старались внушить ему эту большую ложь. Как все замечательно, какое это счастье — жить. Хуже всех была его ужасно надоедливая мать. «Мир это Божий дар, жизнь драгоценна, смотри, сколько у тебя радостей», — постоянно твердила она. Он, конечно, любил ее, но временами казалось, что она никогда не замолчит.
Она умерла три года назад, оставив свой бессмысленный университетский диплом по философии. Перед кончиной ему хотелось спросить ее: «Если жизнь такой драгоценный дар, то почему, черт возьми, Он отбирает то, что дарит?»
Разумеется, он этого не спросил. При всех своих недостатках она была его матерью. Шла на жертвы ради него. Самое малое, что он мог сделать, — позволить ей умереть в собственном заблуждении.
Но теперь ему больше не нужно заниматься бессмысленной суетой. «Давай признаем, — подумал он, — в этом безумном современном бардаке, именуемом обществом, правильнее быть антисоциальным, нежели частью бессмысленного стада, в которое превратилось человечество».
Взять, к примеру, сегодняшний день. Среда — бродвейские музыкальные театры дают дневные представления. И вокруг бессмысленно кишат толпы идиотов, приехавших из своих городишек и пригородов, чтобы выложить сотню долларов за билет ради еще больших идиотов в шутовских костюмах, поющих глупые любовные песенки. Это искусство? Лучшее из того, что может предложить жизнь?
