Галина Романова - Охотники до чужих денежек
– И ты оставляешь меня в покое! – закончила за него девушка, пожалуй даже, чересчур эмоционально.
– Этого не обещаю, но... – Он невесело ухмыльнулся. – Навязываться не стану, не переживай. Так, может, когда подстрахую тебя от глупостей.
– Как было сейчас во дворе?! Так, что ли?! – не удержалась она от искушения выплеснуть свою обиду и разочарование. – Кто же так делает, Данила? Ну кто так делает?
Данила насупился и затих. Неторопливыми движениями очистил весь снег с надгробья. Затем вытер руки носовым платком, извлеченным из кармана куртки. Несколько минут пристально разглядывал выбитый на мраморе двойной портрет покойных супругов. И лишь когда Эльмира начала проявлять явные признаки обеспокоенности по поводу его молчания, пробормотал, виновато при этом качнув головой:
– Извини, если я разочаровал тебя... Не хотел... Ревность, наверное, всему виной. Я же говорил тебе, что люблю...
– Начинается! – еле слышно выдохнула девушка, мгновенно выходя из себя. – Мы же договаривались!
– Веник – дурной человек, – продолжил между тем Данила, пропуская мимо ушей ее слова и игнорируя ее раздражение. – Если бы это был кто-то другой, я, может быть, и сдержался бы, но здесь... Шаромыга он. Беспутный. К тому же бабник. Он тебе не нужен.
– Ну вот что. – Эльмира решительно расправила плечи. – Не тебе решать, кто мне нужен, а кто нет. Это моя жизнь. Мне ею распоряжаться, а не кому-либо...
– Ошибаешься, девочка. – Он как-то слишком уж пристально посмотрел на нее. – Твоей жизнью скоро захотят распорядиться очень многие. Очень...
Данила размашисто перекрестился, стоя лицом к памятнику, и быстрыми шагами пошел прочь.
Возвращались домой они в полном молчании.
Данила то и дело бросал на нее задумчивые взгляды, не подкрепляя свое внимание словесно, чем заставлял ее нервничать. Затем и вовсе попросил высадить его у ресторана «Витязь», где на послеобеденное время намечалось поминальное застолье по ее родителям. Что опять же не могло не настроить ее на очередную волну подозрительности.
На что он, собственно, намекает?! Кто захочет распорядиться ее жизнью?! И главное – как?! Если ей не изменяет память, то за минувший год ее делами мало кто интересовался. Так, раздавались редкие звонки, но она прекрасно понимала, чем они были продиктованы. Да, самых назойливых из своих друзей она, конечно же, сама отшила.
Но в остальном-то...
В остальном все было нормально. Если считать нормой вежливое равнодушное сочувствие, явление весьма распространенное в современном динамичном мире деловых кругов.
Она вон за последний год три места работы поменяла, а об этом никто, кроме Зойки, и не знает. И не потому, что она, Эльмира, не желает ни с кем делиться своими проблемами, а потому, что это абсолютно никому не нужно. Все живут своими проблемами. Зачем им еще и чужие?..
Нет, что-то тут Данила-мастер перемудрил. То ли значимость свою решил лишний раз подчеркнуть, чтобы его рейтинг в ее глазах повысился. От нее же не укрылось то, как он нервничал, вслушиваясь в их болтовню на английском. То ли специально нагнетает ситуацию, чтобы у нее появилось желание прильнуть к его сильному плечу.
«Твоей жизнью захотят распорядиться очень многие...» Очень медленно и еле слышно повторила она его слова, словно пробуя их на вкус и пытаясь оп-ределить их истинную судьбоносность. «Ерунда какая-то...»
Она въехала в свой двор. Припарковала на обычном месте машину. Почти бегом ворвалась в свою квартиру и почти тут же обо всем забыла, прильнув к окуляру и увидев Вениамина, мечущегося по квартире в одних трусах.
Но двумя часами позже, когда Эльмира, не дождавшись звонка необязательной подруги, в гордом одиночестве вошла в фойе ресторана «Витязь», все предостережения Данилы отчего-то разом всплыли в ее памяти. В сердце сразу возникло ощущение холодящей пустоты. А в душе родилась уверенность, что относительно спокойная пора ее жизни, измерявшаяся годичным периодом, закончилась безвозвратно.
Глава 9
Сколько себя помнил Вениамин, его всегда и везде любили. В детском саду от его пушистых ресниц и умения быть вежливым млели воспитатели. В школе за свой покладистый характер и безотказность он пользовался уважением у учителей и непререкаемым авторитетом у одноклассников. Домашние: мать, кошка и попугай Кеша, не чаяли в нем души и иначе, как Венечкой, не величали. Так же к нему относились и соседки. С попугаем Кешкой тут было все понятно: птице от природы было даровано умение говорить почти по-человечески. Но вот кошка Дина...
Короче, этот феномен приходили записывать на диктофон даже представители местного радио. Когда Дина широко открывала свою пасть и пыталась замяукать, у нее вполне отчетливо вместо кошачьего «мяу», слышалось «Веня». Этому дивились все. Все, кроме матери. Та всплескивала сухонькими ручками, округляла глаза и недоуменно восклицала:
– Нет, а чего вы хотите?! Вениамин мужчина, а Дина – животное женского пола. Она просто-напросто им очарована...
Вениамин был очарователен. Именно очарователен. И хотя это качество присуще скорее женщинам, нежели мужчинам, он был наделен им в достатке. Женщины буквально падали к его ногам. Работодатели были готовы предложить ему любую высокооплачиваемую работу, невзирая на природную леность и полнейшее нежелание чем-либо заниматься.
Да, Вениамина можно было бы назвать баловнем судьбы, если бы не одно «но». А все дело было в том, что он постоянно скучал. Скучал он и в школе, хотя учился прилично, но этому способствовал скорее какой-то инерционный процесс, навязанный матерью-учительницей. Скучал он и в институте и, не окончив учебы, ушел из института в конце третьего курса. Скучал на любом рабочем месте, хотя заработную плату ему всегда предлагали по максимуму. Даже работая моделью в одном из рекламных агентств, он не мог бы сказать с полной определенностью, что это дело ему по душе. Конечно же, он не отрицал, что ему импонируют восторженные возгласы толпы, что достаточно обеспеченные и самостоятельные женщины предлагают ему себя, а также свое жилье и безбедное существование. Но скука от этого не проходила.
Свет юпитеров и выкрики озабоченных дамочек стали раздражать его уже через полгода. Подарки, поездки на отдых и ласковые объятия начали наводить уныние и того раньше. Пришлось расстаться с рекламным бизнесом и осесть на какое-то время в захолустном родном городке, где влачила свои дни в коммуналке его матушка.
Выдержал там Вениамин примерно пару месяцев. Мать, с ее вечным нытьем по поводу нехватки денег. Старая слепая кошка, которой давно уже пришло время скончаться. Соседки, постоянно лузгающие семечки у подъезда. Грязные улицы...
Кто способен это выдержать?! Человек с нормальными требованиями к жизни и то вряд ли, а что уж говорить о Вениамине!
Где-то через два с половиной месяца после своего возвращения на родину он дождался, пока мать уйдет на рынок. Поставил под люстрой колченогую табуретку. Продел в чугунную петлю под потолком веревку и, накинув ее себе на шею, совсем уже было собрался спрыгнуть с табуретки, но тут в коридоре послышался шум, и следом за этим шумом в дверь заколотили чем-то тяжелым.
Вениамин чертыхнулся, подивившись нежеланию всевышнего принять его в свои чертоги. Снял с шеи петлю. Быстро устранил все намеки на свою склонность к суициду. И открыл дверь...
Это была судьба!..
Он еще не знал тогда, что, поворачивая ключ в замке, хватаясь за облупившуюся ручку двери, распахивая затем эту раздолбанную покосившуюся дверь, он открывает совершенно новую страницу своей жизни. Как не знал и того человека, что уставился на него в тот момент такими же, как у него, синими глазами. Это только потом, много времени спустя, он попытается воссоздать в памяти все до мельчайших деталей, чтобы посмаковать, запомнить и вознести благодарственную этому мгновению, перевернувшему всю его жизнь. Создавшему из него нового человека. Личность, которой он был вправе гордиться...
– Здорово, сын! – густым баритоном поприветствовал его мужчина, стоявший на пороге, и вошел без приглашения в их с матерью комнату. – Где мать?
Вениамин оторопело молчал. Вошедший отшвырнул между тем ногой от стола стул с рваной обивкой. Брезгливо поморщился, заметив клочья ваты, торчащие из-под гобеленовой ткани, и тяжело опустился на стул.
Мужчине было далеко за сорок. Высок, слегка полноват и... до умопомрачения красив. Седые волосы, густыми волнами зачесанные назад, не прибавляли ему возраста. Пронзительный взгляд синих глаз в мелкой сетке морщин. Загорелые гладковыбритые щеки. Яркие губы. И длинные пальцы. Почему-то из этой первой встречи ничто так не запомнилось Вениамину, как эти самые кисти рук. Красивой, даже изящной формы пальцы перебегали с предмета на предмет, не зная устали. На среднем пальце левой руки красовалась дорогая печатка с мелкой россыпью бриллиантов. Камни играли в свете солнца, заглядывающего в незашторенные окна, завораживая парня, лишая его дара речи.
