Татьяна Гармаш-Роффе - Уйти нельзя остаться
Но нет, лицо его было серьезно и даже хмуро. И только в ответ на взгляд Леры что-то прежнее мелькнуло в глубине его глаз. Мелькнуло и сразу спряталось. С прежним Юрой Стрелковым было покончено усилиями нынешнего Юры Стрелкова, теперь он относился ко всему серьезно. И в первую очередь к самому себе…
В ресторане, стилизованном под русскую избу, только непомерных размеров, Юру хорошо знали. Улыбаясь и чуть не приседая на ходу, провели их с Лерой в «кабинет» – отдельный маленький зальчик на втором этаже, где в отличие от деревянных лавок общего зала стояли удобные мягкие кресла вокруг довольно большого стола, покрытого красной с вышивкой скатертью. Челядь в национальных русских костюмах бросилась прислуживать. Две женщины в сарафанах с искусственными белыми синтетическими косами из-под кокошника усадили дорогих гостей чуть не под руки; кинулись расправлять несуществующие морщиночки на скатерти и салфетках; подали меню, услужливо раскрыв лубочный переплет перед гостями; принесли две стопочки холодной водочки и грибочков: «Добро пожаловать!» Мужчина в русской рубахе стоял в почтительной позе, присогнувшись, с блокнотом в руках, ожидая, пока дорогой гость изволит озвучить свои пожелания.
Лера смотрела во все глаза. Эта услужливость вызвала в памяти половых из русской литературы, которые ей всегда казались художественным преувеличением, карикатурой. Ан нет, подобострастие так и лилось из преданных глаз обслуги…
В Америке с подобным Лера никогда не сталкивалась, но, с другой стороны, в Америке она никогда не ходила в ресторан с известными политиками. Впрочем, у американцев очень развито чувство собственного достоинства, и вряд ли они стали бы так стелиться даже перед самим президентом.
Да вот и с Кареном она такого не замечала, хотя его, наверное, можно было вполне назвать «новым русским» – образ-страшилка для Запада с мафиозными замашками, сорящий деньгами на ходу. Однако его в ресторане встретили по-приятельски – уважительно, но без подобострастия…
Пока Лера раздумывала об этом, Юра что-то заказал, не спросив ее, только уже потом, когда официант ушел с заказом, сообщил ей с широкой улыбкой:
– Я решил тебя угостить нашими русскими блюдами! Такого ты никогда не ела, уверяю!
Лера не любила, когда ее угощают, не спросясь. В Америке она вообще привыкла к тому, что мужчина угощает женщину исключительно в тех случаях, когда за ней ухаживает, иначе же каждый рассчитывается за себя; и потому в Москве она норовила повсюду заплатить свою долю, что русскими мужчинами, в каких бы отношениях она с ними ни состояла, с негодованием отвергалось.
Все это было довольно обременительно, но спорить еще обременительнее, и оттого Лера лишь вежливо улыбнулась на гастрономическо-патриотическое сообщение Юры.
В ожидании заказа она хотела было начать разговор, ради которого и пришла сюда, но Юра остановил ее жестом:
– Пусть сначала все принесут и свалят. Лишние уши ни к чему.
– Ну, знаешь, если кому надо, то и у двери подслушают, – усмехнулась она.
– Под дверью стоит мой охранник. А этот кабинет, – Юра обвел рукой зальчик, – регулярно просматривается моими людьми на предмет «жучков». И хозяин этого ресторана знает: чуть что, и он потеряет не только свой бизнес, но и право приближаться к Москве ближе чем на сто километров…
Лера помрачнела. Ей решительно не нравилось то, что говорил Юра. За его словами ясно просматривалось превышение служебных полномочий, столь сурово наказываемое в Америке, а он, кажется, не только не стесняется этого, но и бравирует…
Разумеется, говорить ему об этом она не стала: не для того она встретилась с Юрой, чтобы обсуждать особенности его менталитета, прямо скажем.
– А отчего ты такой секретный стал?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Уж не в президенты ли метишь? – хмыкнула Лера.
Внесли несколько блюд с пирогами, дорогой рыбой, икрой.
– Это тебе не гамбургеры трескать! – кивнул на блюда Юра.
– Нет, вы все тут спятили! Спятили, и все тут! Во-первых, у нас очень многие ведут здоровый образ жизни, куда более здоровый, чем в России! А во-вторых, что вам так далась эта несчастная Америка? Что вы с ней все тягаетесь? Застарелый советский комплекс «догнать и перегнать»? Или это твой политический конек? В таком случае за тобой пойдут одни идиоты!
– Видишь ли, Лерочка, – Юра усмехнулся и на секунду стал прежним, – при подсчете голосов интересует только их количество, а не умственные способности голосовавших. А количество идиотов столь велико, что тот, кто желает стать популярным, должен ориентироваться именно на них… Что ты будешь пить? Шампанское?
– Воду.
Она подумала и добавила, вложив в малозначащую фразу все свое несогласие с поведением Юры:
– Шампанское подают к десерту, к твоему сведению! А не к соленой рыбе!
– Это у вас там к десерту, – отрезал Юра. – Мы тут свободные люди, когда хотим, тогда и пьем. И деньги не жалеем, заметь! Чего не скажешь о твоих новых соотечественниках.
– Знаешь, Юра, ты раньше лучше был! – не выдержала Лера. – Хоть и циником, но с чувством юмора! Ты ко всему относился словно к шутке. А сейчас… грузишь ! – выпалила она недавно усвоенное ею новое словечко.
Юра расхохотался.
– А ты осталась такой же честной, как была, Лерка! Это приятно… Жизнь тебя пощадила: тебе не пришлось жертвовать своими принципами, что отрадно.
– А тебе разве пришлось, Юр? Разве у тебя когда-нибудь были принципы, чтобы ими жертвовать?
– Ты прелесть, – ответил Юра. – Давай я тебе отрежу кусочек вот этого дивного пирога. Его готовят по старинным рецептам, оцени!
Надо признать, что пироги были действительно на редкость вкусны. Юра все ухаживал за Лерой, как за маленькой: намазывал икорку на блинчики, поддевал вилкой прозрачные ломтики дорогих копченых рыб и подкладывал ей на тарелку до тех пор, пока она не взмолилась.
Несколько раз Лера пыталась заговорить о деле, ради которого встретилась с Юрой, но тот отшучивался и предлагал не портить трапезу серьезными разговорами.
– Ты у меня в гостях, Лера, я, можно сказать, отвечаю за твое настроение и пищеварение!
Лера была раздосадована. Юра стал куда примитивнее, опростился – намеренно? Чтобы быть ближе «к народу»? Его прошлый, еще детский имидж оказался непрактичным? Он был слишком блистателен, на несколько голов выше всех – и своей потрясающей эрудицией, и своим презрением, и своим юмором… И теперь испугался, что «страшно далеки они от народа»? Избиратель не поймет? Ставка на «идиотов»? И теперь он усвоил манеры доброго барина, который время от времени братается с народом и разглагольствует о «национальной русской идее»? Определить которую по существу весьма затруднительно, но зато очень сподручно о ней трепаться в противопоставлении «врагу», все той же Америке?
При том что Россия все больше уподоблялась ей – и агрессивностью политического тона, и той ролью, которую играл в политике государства военно-промышленный и нефтяной комплексы, и дешевым патриотизмом, и непомерно вознесенной на щит религиозной моралью…
Впрочем, какое ее дело? Что ей с того?
– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спросил наконец Юра, отодвинув от себя пустую тарелку.
– Умер еще один наш одноклассник, Костя Панин, помнишь его?
Лера достала из сумки последнюю фотографию десятого класса.
– Ты хочешь, чтобы я прислал венок на его похороны? – хмуро сострил Юра.
– Смотри: раз, два, три, четыре, – проигнорировав его шутку, указала Лера ногтем мизинца на лица. – Все они умерли один за одним. И ровно в том порядке, в котором сидят за партами.
Юра погрузился в молчание, уставившись в снимок.
– Диагноз знаешь? – перевел он на нее потяжелевший взгляд.
– Инфаркт. У всех четверых.
– Так… И что ты об этом думаешь? У тебя ведь какие-то соображения, я угадал?
– Что это замаскированные под инфаркт убийства.
– Под инфаркт? Такое возможно?
– Да.
– Зачем кому-то нужно убивать наших ребят?
– В том-то и вопрос. Возможно, они все четверо связаны каким-то делом… Ты не в курсе? Они ведь в твоей компании тогда были, ты их знал лучше меня.
– Я после школы ни с кем не общался.
– Даже с Ингой?
– С ней мы остались на связи… Я женат на ее сестре.
– Вот как?..
Лера толком не знала, что именно она вкладывала в это восклицание. Что-то негативное, без сомнения… Ингу она мало знала в силу закрытости последней, но интуитивно Лера ее не любила. Чувствовалось что-то черное, что-то дурное в этой красивой девочке. И было понятно, что она обладала необъяснимым влиянием на Юру, а через него на всю Компашку. И Лере было жалко, что Инга сохранила это влияние и после школы. Дурное влияние, без сомнения…
Но она не стала копаться в своих смутных ощущениях и от комментариев решила воздержаться.
