Марина Серова - Куда уж хуже. Реквием заговорщикам (сборник)
Мы вышли с ним из дому и очень быстрым шагом двинулись по направлению к бассейну, как договорились. Но потом Паша вдруг куда-то свернул, мы прошли молча довольно большое расстояние – все это время розовое от стыда солнце мелькало за стволами сосен и елей и словно пыталось удержать меня от неверного шага, – пока не вышли к аккуратному двухэтажному коттеджу, мало чем отличавшемуся от того, в котором мы гостим.
– Здесь живу я, – сказал Паша, взял меня за руку и почти втащил на крыльцо. – Пойдем, не бойся. Здесь никого нет.
Я, словно в тумане, следовала за ним, переходя из одной комнаты в другую, пока наконец он не потянул меня за собой на второй этаж.
Как пишут в любовных романах, все произошло очень быстро. Я пришла в себя уже на кровати. Мои вещи были разбросаны по всей спальне. Сквозь жалюзи воспаленно-розовыми полосками на стенах плясало полуденное солнце. Работал кондиционер, было прохладно. Я, широко раскрыв глаза, смотрела на какие-то причудливые прыгающие тени на стенах и не могла понять, как вышло, что я оказалась в постели с почти незнакомым мужчиной. Несомненно, он знал, чего хочет женщина. Но ведь это еще не повод для того, чтобы отдаться первому встречному. Это я о себе. Но таких мыслей было не так уж и много. В основном меня поражало их полнейшее отсутствие. Была страсть, похоть – назовите как угодно, и то и другое будет правдой. Я не знаю, сколько времени это продолжалось, но могло бы продолжаться до бесконечности, пока я не почувствовала, что теряю силы.
– Отпусти меня наконец, – сказала я и встала с постели.
Завернулась в простыню и стала искать на столике сигареты. Нашла, закурила.
– Слушай, я ничего такого не собиралась делать, – сказала я зло, пуская ему в лицо дым. – Как тебе удалось меня затащить к себе в спальню? Ведь ты же видел, что я не одна.
Я отошла к окну и раздвинула… Каким отвратительным сейчас показалось мне слово РАЗДВИНУЛА. Ну да ладно, речь не о литературе и тем более не о физиологии. Я раздвинула жалюзи и только в этот момент поняла: что Бог ни делает, все к лучшему… То, что я увидела в окне, заставило меня переменить тактику:
– Ты не слушай меня, просто я утомилась… У тебя не найдется чего-нибудь выпить или попить… Холодного и с пузырьками.
Он, все время моего хождения по комнате лежавший в позе пресытившегося зверя, блаженно улыбнулся и взглянул на меня со стороны, словно оценивая меня всю как есть. Нехороший мужской взгляд. Как на аукционе. Или на рынке.
– Для такой женщины, как ты… – начал он, и я поняла, что этот за словом в карман не полезет. Я не слушала его. Я ждала, когда он принесет минералки или сухого ледяного вина, и еще мне надо было, чтобы он вообще поскорее удалился. Как только я услышала, как он спускается по лестнице на кухню, я снова подошла к окну и раздвинула жалюзи. Как же я раньше не заметила этот дом? В отличие от всех коттеджей, которые я видела сегодня, этот был ослепительно белым. Тоже двухэтажный, но как будто чуть выше других. И еще одна примечательная деталь. Я сразу обратила на это внимание, поскольку вообще неравнодушна к таким вещам. В этом доме были французские окна. А это значит, до самого пола. Их было всего два – на втором этаже. Внизу же окна были обычные в смысле высоты, но овальные по форме. На миленький особнячок было приятно смотреть. Но не это поразило меня. Главное заключалось в том, что прямо напротив меня, всего в нескольких метрах, я видела Рюрика. Того самого инвалида в коляске, с укутанными в красно-черный клетчатый плед ногами и копной густых седых волос. Черные очки завершали и без того страшноватый облик этого доморощенного гения. Хотя, быть может, я и недооценивала его ум и роль, которую ему отвели его собратья по идее. Я услышала шаги Паши и тотчас дернула шнур. Жалюзи закрылись. Я вернулась в постель и даже легла. Испугалась, как нашкодившая школьница. Голый Паша нес поднос с прозрачными бокалами, наполненными напитками. Стенки бокалов запотели. Холодные, значит.
– Так дело не пойдет. – Я села на постели, по-турецки скрестив ноги и посмотрела на Пашу с укором. – А где фрукты?
– Черт! – он хлопнул себя по лбу и, оставив поднос на столике, ринулся снова вниз по лестнице.
А я тем временем притянула к себе его рубашку, лежавшую рядом с моими шортами на полу, и, как профессиональная воровка, хладнокровно залезла к нему в карман. Нащупав нечто похожее на удостоверение или пропуск (небольшого размера, но с жесткой обложкой), я не глядя переложила ЭТО в карман своих шорт. Вот теперь можно было расслабиться. Надо же знать, от кого в любую минуту можешь зачать ребенка. Успокаивая себя таким образом, я снова разметалась на постели и встретила нагруженного подносом Пашу нежной улыбкой.
– Бананы любишь? – спросил он, устанавливая поднос прямо на моем животе.
– Люблю.
– А виноград?
– Люблю.
– А персики?
Он в своих сексуальных играх зашел слишком далеко, поэтому пришлось дать ему затрещину банановой гроздью, а потом раздавить виноград у него на голове… Где-то в течение часа мы прыгали по кровати, бросаясь первоклассными фруктами, пока внизу не раздался звонок. Самое ужасное в подобной ситуации – это осознать вдруг то, что совершил. Спальня походила на консервный цех, в котором варили компот ассорти, а потом туда нечаянно бросили бомбу: все стены в красных, желтых и оранжевых пятнах с прилипшей мякотью персиков и клубники. Постель… страшно смотреть. Чудом остались незапачканными мои превосходные английские шорты и купальник. Им повезло, потому что их предусмотрительная хозяйка успела во время этой детской возни сунуть ногой под кровать. Белый гардероб супермена Паши походил на палитру дальтоника, которому в руки дали только красную краску, но много тюбиков, сказав, что все это разные цвета.
– Кто бы это мог быть? – спросила я, хотя мне ровно никакого дела не было до непрошеных гостей. Я уже была одета и ждала сигнала к действию, то есть была готова в любую минуту покинуть эту фруктовую бойню.
– Думаю, что Машка.
– А что ей здесь делать?
– Не знаю, может, ревновать?
– Но у нее ведь есть Стас.
– Это еще ни о чем не говорит. Здесь все дружат семьями, домами, спальнями, кроватями…
– …стульями, креслами и ночными горшками, – помогла я ему, хотя настроение после этого известия у меня заметно потускнело. Мне не хотелось бы переходить дорогу дочке Крысолова. Это, в конце концов, опасно для жизни.
Глава седьмая
Рюрик
– Я не хочу встречаться с Машей. Она оказала нам гостеприимство, а я, выходит, развлекаюсь с ее любовником или другом? Лучше скажи, как мне выбраться отсюда, не встречаясь с ней…
Пока мы разговаривали, звонок внизу просто-таки разрывался.
– Как хочешь, можно выйти через окно. На кухне. Спрыгнешь, там низко.
Я бросилась к лестнице и уже через мгновение распахивала кухонное окно. Я старалась делать это незаметно, чтобы звонивший или звонившая ничего не услышали. Паша пошел открывать. Услышав голоса, я поняла, что уже пора, и спрыгнула вниз, на землю. Мне повезло. Во-первых, оказалось действительно низко, а во‑вторых, меня трудно было разглядеть в густых зарослях жасмина. Была еще одна деталь, которая сильно меня устраивала: передо мной светились оранжевым электрическим светом окна рюриковского дома. Да и сам гений был отлично виден. Он сидел в своем инвалидном кресле или коляске с книгой на безжизненных коленях, укутанных клетчатым красно-черным пледом, и читал. Я только одного не могла понять: как это можно читать при искусственном освещении в черных очках. И вообще, к чему ему эти странные очки, которые лишь привлекают к себе внимание, но реальной пользы наверняка не приносят. Мне хорошо видна была его комната: сплошные стеллажи с книгами, стол, кресла и несколько стульев. Интересно, что происходило в данный момент в голове этого ЛИДЕРА? Искушение поговорить с ним было так велико, что я и не заметила, как осторожно приблизилась к его крыльцу, поднялась на него и позвонила. Сразу же раздался лай многочисленных собак, и лай этот был ужасен. Дверь приоткрылась, я увидела высохшего желтого старика с яйцеобразной головой, в круглых отвратительных очках. У него было такое непропорциональное и просто омерзительное лицо, что меня чуть не стошнило.
– Вы кто такая? – спросил старик надтреснутым голосом, едва удерживая высыпавшую на крыльцо свору собак. А точнее, лоснящихся и рвущихся растерзать меня ротвейлеров. Их было пять или шесть, но в первый момент мне показалось, что их несколько десятков.
И такая сила исходила от этого старика, что я почувствовала себя перед ним просто букашкой. Никем. Мне даже показалось, что я стала меньше ростом. Я догадывалась, что происходит, но все же собрала остаток сил и спросила:
