Лариса Соболева - Нимб над Мефистофелем
– Кстати, вы ухаживали за Ириной, – показал свою осведомленность Давид Панкратович.
– Не скрою, мне она нравилась. Но как только я узнал, что у нее с братом грязная связь, пробовал поговорить с ней. В ответ нарвался на хамство, тут-то у меня и открылись глаза.
– Стало быть, у вас были неприязненные отношения с новой женой брата, – констатировал Давид Панкратович. – А с братом?
– Терпимые. До того ужасного вечера.
– Ага, терпимые, а не хорошие, – подловил его молодой милиционер. – Кажется, ваш брат угрожал вам. Чем именно?
– От злости чего не наговоришь, – отмахнулся Федор Михайлович. – Мысль, что он рогоносец, его просто подкосила. Но это не значит, что он осуществил бы угрозы.
– А у вас чем закончилась ссора с мужем? – Милиционер остановил проницательный взгляд на Ирине.
– Да ничем особенным... – смутилась она.
– Неправда, – встряла Лидочка. – Папа ее побил. Мы с дядей слышали, как он ругался, грозился выставить ее голой на улицу и бил.
– И тебя, маленькую шлюшку, он из дома выгнал, – процедила Ирина.
– Значит, вы солгали мне, – уличил ее Давид Панкратович. – Вы не упали с лестницы, а вас избил муж.
– Ну и что? – вскипела Ирина. – Полагаете, о таких вещах приятно говорить посторонним людям?
– Мы расследуем убийство, – оборвал ее сыщик. – А вы солгали. И у вас был мотив убить мужа.
– Что?! – подхватилась Ирина. – Да как вы смеете?! Если хотите знать, то у Федора был мотив более существенный. И у Александра. Муж говорил, что обоих засадит за диверсию.
– За какую диверсию? – заинтересовался молодой милиционер.
– Вы не знаете, что такое диверсия? – язвительно произнесла молодая вдова. – У них по непонятным причинам разбился самолет. Винили Александра, который выпрыгнул из самолета, поэтому он уехал сюда, к нам на дачу, спрятался, пока не разберутся. А муж и Федор искали причины аварии, чтобы спасти Сашу.
– И между прочим, Ирина, – спокойно заговорил Федор Михайлович, хотя желваки на его скулах ходуном ходили, – причину мы нашли. Это была недоработка твоего мужа, который стал слишком заносчив и не слушал коллег. Поэтому он так нервничал. Твой поступок явился последней каплей, вот у него и сдали нервы.
– Ну и что? – пыхнула Ирина. – Нервы у него сдали, а не у меня. Да он постоянно в тот вечер повторял, что уничтожит вас обоих!
– А ведь у вас, Федор Михайлович, мотив действительно более существенный, чем у вдовы, – сказал молодой милиционер. – Как я понял, на работе у Бориса Михайловича не ладилось, причина была в нем. Чтобы обезопасить себя, он мог вину свалить на вас и на вас, Александр. Кстати, вы ведь воевали, с оружием умеете обращаться.
– Разумеется, умею, – нахмурился Саша.
– Бросьте эти ваши намеки! – взвился Федор Михайлович. – Саша не знал, где лежит револьвер.
– Но вы знали, – парировал молодой милициор. – Взяли оружие и дали ему. Его и ваше положение стало весьма опасным. А еще вашему другу грозило дополнительное наказание за совращение несовершеннолетней.
– Нет! – вскочила с места Лидочка. – Саша не убивал папу! И не совращал меня! Я сама с ним... сама...
– Ай, стыд-то какой, – запричитала нянька. – Ай, срамница...
– Девушка, остыньте! – прикрикнул на Лидочку молодой следователь. – Мотив – вещь упрямая. А алиби у мужчин нет.
– Ну и что? С таким же успехом можно и меня обвинить в убийстве папы, и Ваньку, и даже няньку...
– Свят, свят, свят, – закрестилась та.
– В ту ночь я была у Саши, мы спали с ним вместе! – выпалила раскрасневшаяся Лидочка. – И дядя не убивал. Не убивал, слышите? А она... – Лидочка повернула свирепое лицо к мачехе, – она могла убить. Я видела, как она выходила из комнаты.
– Что ты мелешь! – закричала Ирина. – Она лжет!
– Конечно, лгу так же, как и про то, что видела тебя с мужчиной в лесу, – парировала Лидочка. – Она изменяла папе, слышите? Он не мог этого стерпеть, потому что слишком много для нее сделал. Когда родителей Ирины арестовали, папа принял ее в свой дом, а она...
– Стоп, – поднял руку Давид Панкратович, затем обратился к Ирине. – Вы из комнаты выходили ночью?
– Ну, выходила, – призналась та, опасаясь, что ее еще кто-нибудь видел. – В туалет. Нельзя, что ли? Но выходила в два часа ночи. В два, а не в три!
– Заврались вы, гражданка, – покачал головой Давид Панкратович. – Приступим к обыску, авось найдем что-либо, какие-нибудь улики.
Пригласили из машины еще двоих милиционеров. Обыскивали весь дом – комнаты Саши, Федора Михайловича, Лидочки, Вани. Обыск длился так долго, что у всех наступило оцепенение, к тому же процесс был унизительным. Лидочка жалась к Ване, а тот почему-то дрожал. В комнате Ирины и Бориса Михайловича в чехле матраца обнаружили револьвер. Его аккуратно взял молодой милиционер, показал всем, спросил:
– Этот револьвер лежал в кабинете Бориса Михайловича?
Федор Михайлович подошел ближе, рассмотрел оружие, закивал:
– Да, этот. На нем гравировка на рукоятке.
– Как к вам попал револьвер, гражданка? – спросил он у Ирины.
Та вытаращила глаза, едва вымолвила:
– Я... не... знаю... Я его не брала! Клянусь, не брала!
– Гражданка, вы арестованы, – сурово произнес молодой милиционер.
Ирина поднялась со стула, пошатнулась, но ее предупредил Давид Панкратович:
– Только без фокусов, гражданка, не поможет. Пройдемте с нами.
Ирину увезли. Нянька все никак не могла успокоиться, да и кухарка время от времени повторяла:
– Вот тебе и образованные. Ай-яй-яй...
Лидочка прибежала к Саше, улеглась рядом, прижалась, как котенок.
– Зачем ты солгала, что была у меня в ту ночь?
– Как зачем? – приподнялась она на локте. – Тебя могли забрать вместе с дядей.
– А вдруг это я сделал? Не боишься?
– Застрелил отца? – насторожилась она, но тут же улыбнулась и вновь прильнула к нему. – Ой, перестань. Револьвер нашли у Ирины.
– Мда, правда, – вздохнул он. Потом обнял Лидочку...
3
Алексис Крамсу замолчал, погрузился в себя. Очевидно, его не отпускали события прошлого, по непонятным причинам волновавшие этого старого человека до сих пор. Зоя долго не решалась вернуть его в настоящее. Но сколько же можно... Эльзаман жестами спросил ее, заканчивать ли съемку. Она отрицательно мотнула головой, обвела глазами комнату, мол, снимай интерьер, затем мягко обратилась к Крамсу:
– А что было дальше?
– Дальше? – очнулся наконец тот. – На следующий день мы узнали, что началась война.
– Вы так хорошо рассказывали... будто были свидетелем событий.
– Так и есть. Тот летчик Саша... Им был я.
– О! – округлила глаза Зоя, слегка подавшись назад. Теперь она по-другому смотрела на Крамсу – немного изумленно, немного с жалостью.
– Нелестное вы обо мне составили мнение, – усмехнулся он.
– Почему же... – стушевалась Зоя.
– Не смущайтесь, для журналиста это недостаток. Честно признаюсь, я сам о себе нелестного мнения. Но... Видите ли, Зоя, я был молодым мужчиной, жизнь тогда, мне казалось, закончилась, вот и отрывался напоследок, тем более что Ирина сама вешалась на меня. А Лидочка... Она была необыкновенная, взрослая не по годам и весьма горячая, мне с ней было хорошо, я немного влюбился... Разумеется, мы все вернулись по домам. Федор готовился спасать меня, но этого не понадобилось. Нужны были воины, и я в первых рядах ушел на фронт. Был два раза сбит, но, как видите, жив до сих пор, мне повезло. Лидочке я какое-то время писал, потом связь оборвалась. После войны я не вернулся в Советский Союз. Жить под вечным страхом, что тебе припомнят какую-нибудь шалость и посадят, а то и расстреляют... Ну уж нет! Уехал в Америку, там познакомился со своей женой финкой. Взял ее фамилию, но частично оставил имя – Алексис. Так многие поступали.
– Ваш рассказ был больше о Лидочке, а не о мачехе, – заметила Зоя.
Крамсу потянулся за чашкой, но чай давно остыл, он поставил ее на место и возразил:
– Вы не правы. Ваш заказчик неплохо осведомлен, он точно определил тему: мачеха. Если б вы попросили меня рассказать об этой семье, я ограничился б скупым рассказом. Но мачеха... В этом слове изначально заложен конфликт, хотя далеко не все мачехи классические злодейки. Ирина злодейкой в общепринятом смысле тоже не была, просто она жила для себя, но конфликт возник из-за нее. А раскрыл я его вам через Лидочку, ее драму, если хотите – трагедию. Ирина и отец Лидочки были люди по сути своей одинаковые – каждый из них урывал от жизни потихоньку, а в результате они всех сделали несчастными. И себя в том числе, ведь ничто не проходит бесследно.
Крамсу вновь глубоко задумался, опечалившись.
– Скажите, вас что-то тяготит в связи с теми событиями? – спросила Зоя.
– Вы чуткая девушка, – улыбнулся Крамсу. – Да, тяготит. До сих пор мне не верится, что Ирина убила мужа. Но в те времена долго не разбирались, достаточно было одной улики, и человеку была обеспечена смертная казнь, в лучшем и редком случае – долгие годы в лагерях. Впрочем, уголовников щадили.
