Наталья Солнцева - Следы богов
Однако, хлебнув взаимоотношений с другими дамами, он все чаще стал вспоминать Лену. Не так уж, оказывается, она была плоха. По крайней мере не требовала денег и не шлялась с утра до вечера по магазинам, проматывая его зарплату. Ничто так не расставляет вещи по своим местам, как сравнение.
– Лена! – приказным тоном произнесла генеральша. – Проводи Толика на электричку.
Дочка не стала спорить.
Они шли рядом по кленовой аллее к станции, как много лет назад, и молчали. Только теперь в этом молчании не было трепета и предвкушения чего-то прекрасного. Они просто не знали, о чем говорить.
– Когда это ты мне предлагал встретиться? – спросила вдруг Лена.
Быстров остановился и удивленно посмотрел на нее.
– На прошлой неделе, – сказал он. – Хотел поговорить. Ты что, не помнишь?
Она отрицательно покачала головой.
– Ты же сама сказала, чтобы я отстал… и не разрушал твою жизнь. Наверное, испугалась ревности ухажера.
Бывшая жена задохнулась от негодования.
– Не лги, Анатолий. Не понимаю, зачем ты врешь? Откуда ты знаешь про Казакова?
– Я не знаю ничего… Могу только догадываться. Ты встречаешься с этим… Казаковым? Он твой любовник? Поэтому не хочешь возобновлять наши отношения?
– Какие отношения! Мы не виделись почти семь лет! – закричала она. – Прошлое не возвращается. Между нами тогда любви не было, а сейчас и подавно.
– А с Казаковым у тебя любовь! – в голосе Быстрова звучал неприкрытый сарказм. – Кто он? Бизнесмен, небось… из этих… бывших бандитов? А? Угадал?
– Вот и нет. Казаков – завуч в школе.
Лена не собиралась ничего подобного говорить. С какой стати ей отчитываться перед бывшим мужем? Они теперь друг другу никто – чужие люди. От того, что у нее вырвалась ненужная фраза, она еще сильнее разозлилась.
– Ну, все! Через пять минут твоя электричка. Я пошла. Пока!
– Лена…
Она не обернулась. С прошлым покончено раз и навсегда. Она ускорила шаг. Каблуки ее туфель утопали в разогретом за день асфальте.
Быстров с мучительным сожалением смотрел ей вслед. Желание догнать, что-то объяснить, оправдаться всколыхнулось в нем и погасло. Подошел поезд, и он, оглянувшись последний раз, вошел в вагон.
Дома Леночку встретила взволнованная генеральша.
– Вы поговорили? – спросила она. – Он хочет помириться, это ясно. Почему бы тебе…
– Мама! – перебила ее Лена. – Прекрати. Идем мыть посуду.
На кухне Элеонора Евгеньевна несколько раз пыталась возобновить разговор, но неудачно. Как трудно общаться с собственной дочерью! Упрямая, настырная, – ни за что мать не послушает. Все наперекор!
– Знаешь, что не дает мне покоя? – сказала Лена, когда они перемыли всю посуду и складывали ее в шкаф. – Быстров говорил, что приглашал меня на свидание… а я не помню.
– Зачем ему врать? – резонно заметила генеральша.
– Вот и я так думаю. Странно.
– Кстати, тебе письмо пришло на наш адрес.
– Письмо?
Элеонора Евгеньевна сходила в гостиную и принесла конверт.
– Вот. От кого это?
Дочь только пожала плечами. В конверте лежал листок плотной бумаги с единственной фразой – «Метро Китай-город».
– Ничего не понимаю, – прошептала она, бросая письмо на пол, как будто оно обожгло ей пальцы.
– Что с тобой? – испугалась генеральша. – Ты переутомилась. Иди спать.
У Лены разболелась голова. Она наскоро помылась и легла. В комнате стоял приятный полумрак. Постель пахла лавандовой водой, простынь была прохладной. Сквозь дремоту она слышала, как приехал отец и как они с матерью вполголоса обсуждали что-то. Наверное, ее непутевую жизнь.
Лене стало так жалко себя, что она заплакала. Слезы текли по щекам, дыхание прерывалось. Она вспомнила слова Быстрова о любви, и горькая волна жалости к себе накатила с новой силой. Она не любила Толика, не любит Казакова… Ужасно. Наверное, она просто не умеет любить. Не дано ей этого счастья. Безрадостный брак, такой же безрадостный роман с завучем. Видимо, такая уж она черствая уродилась, холодная. Ничего не поделаешь…
Голоса родителей за стеной смолкли, и Лена, вся в слезах, уснула. Посреди ночи ее разбудил лай собак. Она долго ворочалась, взбивая подушку. В открытое окно лились ночные звуки и запахи. Комариный писк лишил ее остатков терпения. Накрывшись с головой, она с трудом забылась некрепким сном. Ей снилась розовая раковина… огромная, блестящая и бездонная, как перламутровая воронка. В ней что-то таилось… манило за собой…
Утром Леночка отказалась от завтрака, собралась и уехала в Москву, ни с кем не попрощавшись.
Квартира показалась ей пустой и неуютной. От нечего делать Слуцкая взялась за бинокль, который так и лежал в кухне на подоконнике. Чердачное окошко было закрыто. Похоже, Наблюдатель по выходным отдыхает.
В полдень позвонил Казаков.
– Лена, – обрадовался он, услышав ее голос. – Ты вчера не брала трубку. Почему?
– Ездила к родителям, в Подлипки. Мобильный дома забыла.
Она стала такой рассеянной.
– Почему не предупредила? Я волновался.
– Правда?
Казаков решил напроситься в гости. Обычно они ходили в театр или на какую-нибудь выставку. Иногда ездили за город. Но ни к себе домой, ни на генеральскую дачу Лена его ни разу не приглашала. Отшучивалась.
– Можно приехать к тебе? – спросил он. – Я со своим угощением.
Лене было не по себе, и она согласилась. Болтать с Казаковым все же лучше, чем сидеть одной в четырех стенах и сходить с ума от дурацких мыслей.
Он приехал через час, с огромным пакетом еды, страшно довольный.
– Чего это ты сияешь, как начищенный пятак? – подозрительно спросила Слуцкая.
– Мы пообедаем дома вдвоем, как настоящие влюбленные! – ответил Вадим Сергеевич.
Он сам чистил картошку, жарил мясо и делал салат. А Лена рассказывала ему про чердачное окно.
– Ты уверена, что видела там кого-то? – с сомнением качал он головой. – Может быть, тебе показалось?
– По-твоему, я дурочка? – разозлилась она. – Выдумываю страшилки и потом сама же боюсь спать в темной комнате?
Казаков засмеялся.
– Очень похоже.
– Знаешь что, Вадим? Ты должен мне верить. С чердака кто-то наблюдает за нашим домом.
– Ну… позвони в полицию. Вдруг это воры?
– Хочешь, чтобы меня там на смех подняли? – возмутилась Леночка. – Тоже мне, влюбленный! Ты должен быть на моей стороне, даже если я не права. И нечего глупости советовать.
После обеда Казаков несколько раз смотрел на злополучное окно в бинокль.
– Никого там нет, – сообщал он.
– Вадим… – ни с того, ни с сего спросила она, отбирая у него бинокль. – Ты меня любишь?
– Конечно.
– Неубедительно. Любовь – это совсем, совсем другое…
Глава 15
– Кто-то побывал в моей квартире, – заявил Широков, когда они с Борисом уединились в его кабинете.
– Ты уверен?
– Посмотри сам…
Он протянул Багирову изуродованную фотографию Эльзы.
– Кто это? – спросил начальник службы безопасности.
– Моя девушка…
Багиров не смог скрыть удивления. Он знал о Тане Бобровой. Но та аж никак не могла претендовать на эту роль. Да и внешне она не похожа на девушку с испорченного снимка.
Странно прозвучало это «моя девушка» из уст Широкова, зрелого мужчины. Багиров ждал объяснений, но босс молчал.
– Если ты мне не расскажешь, что произошло, – осторожно начал Борис, – я не смогу принять меры.
– Кто-то пробрался в мою квартиру и… проткнул ножом фотографию. Она стояла в секретере, а секретер был закрыт. Никто не знал, что она там.
Начальник службы безопасности кивнул. Он сам неоднократно бывал у Широкова, но фотографии не видел.
– Где нож?
Хозяин квартиры указал на стол, и Багиров увидел нож. Тот представлял собой скорее произведение искусства, нежели оружие: красивая ручка из поделочного камня, тонкое обоюдоострое лезвие с узором посередине. Занятная вещица…
– Такой ножичек стоит уйму денег, – задумчиво произнес Багиров. – Музейный экспонат, а не нож. Точнее, это кинжал. Приметная штука.
Он слыл знатоком и большим любителем старинного оружия. Но такого кинжала ему до сих пор видеть не приходилось. Обычный квартирный вор подобным оружием пользоваться не стал бы. Украсть – другое дело. Но ведь кинжал кто-то оставил в квартире Широкова, а не похитил. Вещица явно штучная, в некотором роде уникальная, узнаваемая. По ней можно вычислить хозяина быстрее, чем по отпечаткам пальцев. Неужели неизвестный злоумышленник не понимал этого? Или наоборот, хотел, чтобы его узнали?
– Что-нибудь из вещей, ценностей пропало? – на всякий случай поинтересовался Багиров.
– Нет. Складывается впечатление, что некто проник в квартиру с единственной целью – причинить мне боль.
– Я же говорил, ищи личные мотивы, Павел Иванович.
– Ты думаешь… это связано со стрельбой на заправках?
– Скорее всего, да.
– Невероятно…
Широков был ошарашен, оглушен и подавлен случившимся с фотографией Эльзы больше, чем нападениями на его бизнес.
