Наталья Солнцева - Камасутра от Шивы
Маша порвала бумажку с заклинаниями на мелкие клочки и рассыпала по траве. Грязный совок отправился в урну. Она осмотрела свои брюки и заметила, что те выпачкались.
— Ладно, дома ототру…
Сегодня ей пришлось отказать Шестакову в свидании, но чем женщина не пожертвует ради любви! Встретиться они смогут хоть завтра, а сегодняшнее число Эрна высчитала по специальным «звездным таблицам». Это не шутки.
Маша со стыдом наплела любовнику про гостей и утку с мандаринами, а сама в нужное время отправилась на Ивановскую улицу закапывать волшебный мешочек. Теперь остается ждать, когда ритуал подействует.
Тамара, законная супруга доктора, ей больше не помеха. А сам Шестаков, как миленький, упадет к ее ногам. Эрна обещала.
Маша поправила волосы, повесила сумочку на плечо и уверенно зашагала к стоянке машин. Там она уселась в красный «гольфик» и покатила прочь.
За рулем она продолжала думать о докторе. Маша поставила себе цель завладеть им и не отступит. Слишком много уже сделано, слишком много поставлено на карту. Обратного пути нет. Только вперед.
Она вспомнила, как между ними пробежала искра и в первый раз случился секс. Это произошло в деревне, где у Шестакова дача — простой деревянный дом, довольно убогий. Когда доктор попросил ее о тайной услуге, Маша согласилась без разговоров. Она представляла себе, что угодно… но действительность оказалась проще и страшнее.
«Поклянись, что не будешь задавать мне вопросов! — потребовал он. — И не откроешь рта, пока я не позволю!»
Маша что-то промямлила. Ее уже заворожил и этот человек, и то, что он скрывал ото всех. С первого взгляда она поняла, что доктор — незаурядная личность. Философ, мистик, целитель, искуситель. Она сразу попала под его влияние, не могла не попасть. Ее душа жаждала новизны, а тело пылало в предвкушении его ласк. Она была уверена: рано или поздно это случится.
И вот, кажется, настал вожделенный миг…
Шестаков привел ее в пыльную темную горницу, велел сесть, а сам зажег свечи и начал готовить какую-то адскую смесь. Запахло вином и уксусом. Доктор перемешивал золотистый порошок с бурой кислятиной и что-то бормотал себе под нос. Маша с ужасом наблюдала за ним. Она оцепенела в ожидании чего-то кошмарного, что должно было произойти.
«Раздевайся, — стоя к ней спиной, приказал Шестаков. — Снимай все!»
Маша по-настоящему испугалась. Что он собирается делать? Убить ее? Здесь они одни, никто не придет ей на помощь. Кричать бесполезно. Шестаков все предусмотрел. Окна закрыты, дверь на замке.
«Раздевайся!» — раздраженно повторил он.
Маша сжала зубы и принялась судорожно расстегивать платье. Оно соскользнуло с ее плеч, упало на пол. Доктор повернулся и смотрел, как она снимает бюстгальтер, стягивает тонкие нейлоновые трусики.
«Туфли тоже!»
Маша осталась совершенно нагая и босиком. Ее чувства странным образом и притупились, и обострились. Она была оглушена и в то же время отчетливо ощущала некоторые вещи: шероховатость половиц под ногами, сухость во рту, напряжение в груди, холод внизу живота. Мысли исчезли.
«Подойди сюда!»
Маша, дрожа от страха, подчинилась. Шестаков окунул руки в блестящую бурую жижу и сказал:
«Стой смирно!»
Все его фразы были короткими, четкими и в приказном тоне. Так же непререкаемо он разговаривал с больными на приеме. Это действовало как гипноз. Должно быть, он научился этому в Индии.
Маша не отрывала глаз от рук доктора, словно в буро-золотистых перчатках. Он прикоснулся обеими ладонями к ее шее и провел по коже вниз, по ключицам и дальше, по груди. Она вздрагивала, переминаясь с ноги на ногу. В нос ударил запах уксуса. Движения Шестакова были нежными, но твердыми, и перемежались отрывистыми командами:
«Повернись боком!» «Еще!» «Другим боком!» «Спиной!» «Лицо тоже!»
Он опускал руки в приготовленную бурду и намазывал Маше кожу, пока не покрыл ее всю слоем блестящей кислой жижи. Местами та начала подсыхать, а на ногах и спине еще оставалась мокрой. Маша замерзла, но не смела вымолвить ни слова.
«Ну вот… — удовлетворенно вздохнул доктор и отступил на шаг, любуясь своей работой. — Готово! Недурно получилось, а? То, что надо!»
Он трижды обошел вокруг Маши, невнятно бормоча и одобрительно кивая головой.
«Повторяй за мной! Ты, царица Савская, явись в полчаса…»
Маша пыталась повторить, но ее переклинило. Трясясь в ознобе, она не могла разжать губы и только мычала.
«Ты не корова! — разозлился Шестаков. — Повторяй то, что я говорю! Шевели языком!»
С третьего раза она сумела вымолвить то, что требовалось. Ожидание на лице доктора сменилось раздражением. Результат был не тот, на который он рассчитывал. Он заставлял Машу повторять разные непонятные слова, призывал каких-то духов… притопывал ногами, хлопал в ладоши, щелкал пальцами… Все было напрасно.
В гневе Шестаков пнул носком туфли стул с посудиной от бурды, и та с грохотом покатилась по полу.
«Что опять не так? — взревел он, размахивая руками. — Что не так?!»
Доктор сорвал ситцевую занавеску и бросил Маше: «Прикройся!»
Она торопливо закуталась. К ней медленно возвращалось соображение. В доме нет ни воды, ни, тем более, ванны. Как здесь мыться? Не в речку же прыгать? Кожу пощипывало, хотелось почесаться, но она терпела.
Шестаков как будто забыл о Маше. Он метался по горнице, что-то негодующе бубнил, кому-то грозил, потом плюхнулся на стул и схватился за голову.
«Она меня не слышит… не слышит… Она не хочет иметь со мной дела…»
«Я вас слышу… — негромко молвила Маша. — Я на все согласна…»
«Дура!»
Она обиженно зашмыгала носом. Хотела заплакать, но слезы не шли. Все тело горело под слоем блестящей бурды.
«Мне надо помыться, — прошептала она. — Принесите воды, Егор Дмитрич…»
«Смыть! Все смыть к чертовой матери! — вскинулся он. — Ничего не вышло!.. Ничего!»
Он дернул ее за руку и потащил во двор. Над крышей сияла луна. В воздухе звенели комары. Маша не помнила, как сунула ноги в старые резиновые калоши, как оказалась на берегу речки.
Шестаков сбросил одежду и, с шумом раздвигая камыши, увлек Машу в теплую, пахнущую тиной воду. Они долго плавали, плескались, ныряли.
«Ты русалка, — твердил доктор. — А я водяной! Мы с тобой — нечистая сила!»
Он казался безумцем, и Маша инстинктивно сторонилась, терла листком кувшинки кожу, чтобы быстрее смыть краску. На воде дробилась, переливалась светом лунная дорожка. Где-то на берегу в зарослях ивняка вскрикивала ночная птица.
Они вернулись в дом за полночь. Доктор дал Маше свою рубашку, а сам шел в мокрых после купания плавках, неся в руках джинсы. Комары лезли в лицо, нещадно кусались. У Маши зуб на зуб не попадал. Она порывалась заговорить, но не находила нужных слов.
В доме она попросила хозяина растопить печку. Тот рассмеялся: «Лето на улице, какая печь?» Чтобы согреться, он предложил водки. Достал из старого шкафчика початую бутылку и две граненых стопки.
Маша выпила и легла на жесткий диван. Происшедшее с ней в этой неприбранной горнице казалось сном, диким и нелепым. Шестаков ходил кругами, о чем-то думал. Потом снял плавки и повесил на спинку стула просушиваться, а сам обмотался полотенцем. Он совершенно не стеснялся Маши, как будто они были давно близки.
Перед глазами у нее все плыло. Доктор прилег рядом, положил руку ей на грудь… она не противилась.
«Что это было?» — спросила она между поцелуями, имея в виду странный ритуал.
«Провал. У меня ничего не получилось…» — прошептал он.
«А чего ты хотел?»
Как-то само собой вышло, что Маша тоже стала обращаться к нему на «ты».
«Проклятый дом! — процедил доктор. — Он будто издевается надо мной!»
«Кто такая царица Савская?»
Вместо ответа он навалился на нее и совершил то, что она столько раз представляла себе в эротических грезах. Все смешалось в этом бурном и быстром соитии: пережитое потрясение, выпитая на пустой желудок водка, ночное купание в реке, страх и затаенное желание. Должно быть, поэтому Маша испытала оглушительный оргазм, который с тех пор ни разу не повторился. Сотни сладостных молний пронзили ее, и долго, долго еще вспыхивали и гасли в ее лоне, рассыпаясь веерами искр, медленно остывая.
Задумавшись, она зазевалась и едва не подрезала серый внедорожник. Водитель сердито посигналил.
— Боже! Я чуть не устроила аварию…
Маша постаралась успокоиться. За рулем нельзя давать волю эмоциям, слишком глубоко погружаться в себя.
С той памятной ночи она не могла думать ни о чем, кроме своего кумира. Шестаков так и не объяснил ей, зачем возил ее в деревню, намазывал бурой жижей и что-то бормотал. Чего он ждал от нее? Неужели это был медицинский эксперимент? Ей закралась в голову мысль, что происходящее больше походило на колдовство. Доктор постигал в Индии мистические практики, которые рискнул применить на ней. Из всех обожающих его пациенток он выбрал именно ее, Машу! Потому что она молода, красива и горяча, как необъезженная лошадка диких кровей. Другой такой нет.
