Елена Михалкова - Остров сбывшейся мечты
Макар коротко глянул на него и поморщился. Ответ был очевиден обоим.
– На необитаемом острове, по всей видимости, – нехотя выговорил Илюшин.
– Одном из той большей части от девятисот, – напомнил Сергей. – Кто мог ее туда отправить? А главное – зачем?!
– Нет, главное – не «зачем», а именно «кто», – Макар вскочил с дивана и принялся ходить вокруг Бабкина. – На вопрос «зачем» может быть дюжина вариантов ответов. А по поводу организатора есть некоторые ограничения.
Сергей подумал пару секунд, затем понимающе кивнул:
– Деньги.
– Именно. Они же средства, они же финансы. Если мы с тобой берем за рабочую гипотезу, что Стрежина никому не дурила голову, а искренне верила в свой выигрыш, значит, она жертва. Сюда же вписывается случай с Липатовым, которого просто постарались убрать с дороги, как только он попытался вмешаться и подключить третьих лиц, то есть нас с тобой. Но осуществить такой розыгрыш, да еще и с поездкой черт знает куда, на край мира, можно только обладая приличным запасом банкнот в кармане. А лучше – весомым банковским счетом.
– Наем актрис, всучивших ей билет, – принялся считать Бабкин, загибая пальцы, – виза, перелет, гостиница…. И, вероятнее всего, аренда необитаемого острова.
– Не обязательно, – возразил Макар. – Соломоновы острова – это тебе не Соединенные Штаты, у которых каждый островок описан, оприходован и занесен в толстую синюю книгу под инвентарным номером. У них там полный бардак, они никак с государственным строем определиться не могут. Местным папуасам вообще не до того, чтобы острова считать, тем более что их там как грязи.
– Папуасов?
– Островов! Папуасов тоже, кстати. Только там не папуасы, а куча разных племен из меланезийцев. Короче говоря, вполне может быть, что для жизни на одном из островов ничего не требуется: ни бумажек всяких, ни разрешений. Приплыл на остров – и живи сколько влезет. Но в любом случае организация всего процесса требует больших затрат.
– Зачем? – упрямо повторил Бабкин. – Зачем кому-то отправлять девушку на необитаемый остров? Слушай, а может, она просто умерла? – вдруг осенило его. – Сама по себе! Представь: богатый поклонник решил сделать любимой женщине сюрприз, обыграл все так, чтобы Стрежина точно не отказалась. Привез ее на остров, а там – бац! – змея.
– Или голодный папуас, – безо всякого воодушевления отозвался Макар, глядя на напарника сверху вниз. – Может быть, конечно, почему бы нет? И должен я тебе сказать, мой пессимистичный друг, что для нас с тобой это была бы самая простая и хорошая версия.
– Что же в ней хорошего?
– То, что в ней не имеется сбитого машиной Антона Липатова. То, что над ней не нужно ломать голову и требуется всего-навсего найти богатого поклонника. Но интуиция подсказывает мне, Серега, что все совсем не так просто. Мы с тобой сделали две ошибки подряд: первый раз, когда не придали значения визиту Липатова; второй – когда не поверили словам Стрежиной. Мы пошли по самому удобному пути. Та версия, которую предлагаешь ты, – точно такой же удобный путь, и уже потому я полагаю, что он неверен.
– Убедил, – неохотно согласился Бабкин. – В задницу папуасу ядовитую змею. Но тогда нужно поднимать весь круг общения Стрежиной, отсеивать тех, кто не мог оплатить такое дорогостоящее развлечение… Выяснять мотивы…
– В общем, отрабатывать гонорар, – подытожил Илюшин. – Для начала нужно понять, почему именно Стрежина. Почему не кто-то другой? С семьей будешь ты беседовать или я?
– Давай я.
– Хорошо, тогда я отправляюсь к Каморкину. Пусть рассказывает во всех подробностях, с кем общалась его любимая племянница.
* * *Сказать, что двадцать лет назад семья Стрежиных бедствовала, было бы неверно. Сергей Иванович Стрежин работал завхозом на небольшом деревообрабатывающем предприятии, его супруга Галина Михайловна трудилась швеей, и оба вполне могли прокормить как себя, так и двух дочерей.
Вика поняла, что с родителями что-то не так, когда ей было около восьми лет – до того она искренне полагала, что всем детям при рождении выдают таких кривобоких маму с папой, и с этим ничего не поделаешь. В тяжелых случаях с ними в комплекте идет старшая сестра, но нужно радоваться хотя бы тому, что не брат. И что одна сестра, а не две.
Отец и мать Вики Стрежиной отличались потрясающей экономностью. Даже, пожалуй, и экономностью-то их странную черту можно было назвать с натяжкой – скорее тягой к сбережению всего во всех возможных сферах. С работы оба волокли все, что можно было уволочь без риска для жизни. В квартире из ящиков вываливались обрезки досок, торчали обрывки грязно-серых клочков ткани, в туалете могла попасться вата, а в кухне – винты и шурупы.
Стрежины использовали все. Шелуха от очищенного лука не выбрасывалась, а складывалась в отдельный пакетик: из нее Галина Михайловна делала отвар, которым красила волосы. На всех подоконниках в квартире стояла герань – не для красоты, а потому, что запах ее должен был отгонять моль. Чтобы герань лучше справлялась со своими обязанностями, ее тщательно удобряли: толкли яичную скорлупу в порошок, ссыпали в банку и по мере надобности подсыпали в горшки.
Однажды Вика, забывшись, выкинула скорлупу от съеденного на завтрак яйца. Однако старшая Стрежина имела обыкновение проверять ведро перед тем, как вывалить в мусоропровод: вдруг что-нибудь ценное случайно выбросили! Обнаружив скорлупу, Галина Михайловна выпучила глаза, моментально вычислила преступника и устроила показательное выступление. Выступление сводилось к тому, что когда-нибудь ее младшая дочь вырастет большая, станет зарабатывать много денег, а сейчас она сидит на шее у отца с матерью, которые все жилы себе выкручивают. И пока она так удобно устроилась, свесив ножки, пусть и думать не смеет о том, чтобы плевать на интересы семьи!
Вика была отшлепана. Когда она, зареванная, пыталась заснуть в кровати, через спинку перевесилась голова старшей сестры, и Нинка прошипела:
– А завтра я папе расскажу, что ты блесну в школу отнесла!
Нинка не была злобной, но ее вредность не раз отравляла Вике жизнь. Вика затаилась под одеялом и чуть не расплакалась снова. Потому что блесну, одну из десятков валявшихся у отца в ящике, она и в самом деле отнесла в класс, чтобы показать Левке Малежину: блесна была красивая, золотистая и гладкая. И Левка немедленно выпросил у нее сокровище, а она, конечно же, согласилась, потому что Малежин был толстый и хороший. Она знала, что отец никогда не ловит рыбу, а блесны притаскивает домой с работы и подбрасывает соседу-инвалиду, чтобы тот сбыл при случае на рынке. Вот и отдала.
Но у Стрежиных экономили на всем, и пропажу блесны отец мог расценить как посягательство на устои семьи.
По воскресеньям Галина Михайловна готовила еду на неделю вперед. Заранее покупались шесть соленых селедок, от которых отрезались скользкие темно-серебристые головы и бросались в кастрюлю – вариться. Девочки разделывали рыбные тушки, и кости с кусочками рыбьего мяса кидали следом за головами. В кухне мерзко воняло селедкой, но мать выглядела очень довольной. Она нарезала картошку, морковь, много лука, и, процедив варево, бросала в него овощи. На выходе получался селедочный суп, гордо именуемый в семье Стрежиных рыбным.
Иногда отец принимался за готовку самолично: отливал немного селедочного бульона, проваривал в нем манку, добавлял туда же мелко порезанный лук и подкрашивал томатным соком. «Икра минтаева» – вот что выходило из этой смеси. Ее нужно было мазать на черный хлеб и запивать чаем.
С оставшимися селедочными тушками возможны были разные варианты. Иногда они, порубленные, перемешивались с натертой вареной свеклой, и получался салат. Иногда – и это было почти пиршество – селедку резали, отваривали кастрюлю картошки, и выходила «рыба с гарниром». Больше всего Вика не любила, когда мать варила гречневую кашу на воде, перемешивала ее все с теми же селедочными кусками, и тогда блюдо называлось «каша по-крестьянски». Давясь гречкой и селедкой, Вика пыталась представить, откуда же брали селедку крестьяне, если они работали в поле. И всегда приходила к выводу, что селедку крестьянам привозил злой помещик.
Для того чтобы семья питалась правильно, Галина Михайловна готовила полезные витаминные салатики: либо терла сырую свеклу и морковь, перемешивала, посыпала сахаром, либо мелко нарезала капусту, которую перетирала с солью. Вика не знала, что она ненавидит больше – сырую свеклу или капусту. Мать заставляла съедать полную тарелку салата, приговаривая, что витамин зимой не даст заболеть. Витамин представлялся Вике пузатым толстощеким колобком, не пускающим к ней маленькую хиленькую болезнь вроде насморка с температурой, при которой можно не идти в школу, а остаться дома и лежать под одеялом, читать книжку. Пузатый витамин, раздобревший на капусте и зарумянившийся от свеклы, захлопывал дверь перед насморком, а температуру спускал с лестницы, злорадно потирая коротенькие морковные ручки. Наглым нравом и самоуверенностью витамин напоминал Вике сестру Нинку.