M. Поповец - Последний Танцор
Восточные районы, где преобладали здания современной застройки, сверху выглядели почти не затронутыми боевыми действиями. По улицам двигались машины и редкие пешеходы, да и сами они выглядели чистенькими и свободными, в отличие от других кварталов, заваленных мертвыми телами и загроможденных обгоревшими остовами танков, самоходок и другой военной техники. Объяснялось это тем, что миротворцы начали наступление на востоке Лос-Анджелеса в тот момент, когда сопротивление мятежников практически прекратилось, а оставшиеся в живых срочно эвакуировались на юг, где повстанцы еще сохраняли за собой несколько ключевых пунктов.
Предварительные подсчеты определяли цифру потерь среди мирного населения в пределах миллиона человек, из которых лишь четверть, да и то с натяжкой, можно было считать мятежниками или их пособниками. Комиссар Венс по этому поводу сильно не переживал — его гораздо больше волновали собственные проблемы. Семьдесят тысяч миротворцев и сорок четыре гвардейца погибли, отбивая город у захвативших его повстанцев, несмотря на многократное превосходство в огневой мощи. А пока они ковырялись здесь, мятежники успели прочно закрепиться в Сан-Диего. Да и японцы, надо полагать, разумно использовали двухнедельную паузу и тоже подготовились к отражению полномасштабной атаки, предусмотренной второй частью плана Венса. Хуже того, комиссар не мог сейчас ничего предпринять против самураев, не покончив с восставшими на американском континенте. А это означало, что у азиатов в запасе еще минимум столько же времени на превращение своих островов в неприступную крепость.
— Поворачивай назад, — бросил комиссар ведущему машину пилоту.
Тот понимающе кивнул и начал плавно разворачивать «аэросмит» в противоположном направлении, стараясь смотреть прямо перед собой, чтобы не видеть на улицах и крышах домов десятки тысяч быстро разлагающихся трупов. Венс что-то пробормотал себе под нос, но пилот разобрал только заключительную часть фразы:
—...коту под хвост!
Та же комната и те же действующие лица, только на этот раз Дэнис привели сюда не ночью, а в разгар дня. Сквозь единственное окно в правой стене виднелся все тот же кусочек пляжа, ярко освещенный солнечными лучами. Двое детишек играли в мяч у кромки прибоя, не обращая внимания на застывшие рядом бронированные коробки танков.
Седон стоял на коленях, чинно сложив руки на животе и являя собой прямо-таки олицетворение мудрости и святости. Девушка села напротив него в позе лотоса.
— Я долго раздумывал над нашей предыдущей беседой, — первым заговорил Седон.
— И что же вы надумали?
— Что я должен сделать, чтобы убедить вас присоединиться ко мне, Дэнис?
Она не ожидала от него такой прямоты и надолго задумалась, не желая ничего упустить.
— Верните мне мой Дар. Позвольте увидеться с братом и наставником. Тогда — возможно. Большего обещать не могу, потому что пока сама не знаю.
— Вчера вы разговаривали с Каллией Сьерран.
— С вашего разрешения, — напомнила Дэнис.
— Да. Мне стало любопытно, — признался Седон. — Должен сказать, меня впечатлила проявленная вами проницательность.
— Вы ведь тоже были уверены, что восстание обречено, не так ли?
— Не совсем. Согласен, что действительно ввел в некоторое заблуждение своих сторонников, хотя и не солгал им по большому счету. Ни в одной из вероятностных моделей шансы на успех не превышали пятнадцати процентов. И это не скрывалось, а было доведено до сведения каждого. Они знали, на что идут. Что касается вашего утверждения, я бы сформулировал его по-другому. Я был уверен в том, что Объединение сумеет удержать власть.
— Не все ли равно? — пожала плечами девушка. — Скажите лучше, зачем вы тогда все это затеяли?
— Мне сложно объяснить. Ваш язык недостаточно гибок, да и словарный запас... У меня нет времени, чтобы обучить вас шиата. Ладно, попробую обойтись тем, что имеется. Давайте просто поговорим.
— О чем?
— Для начала — о моей неудачной попытке привлечь вас на свою сторону. Когда-то... очень давно... меня считали гением убеждения. Моих способностей страшились до такой степени, что правители нашего Мира предпочли заменить мне казнь ссылкой на далекую дикую планету, лишь бы не допустить, чтобы я произнес положенную законом перед Распадом Последнюю Речь. — Дэнис бросила на него скептический взгляд, несколько смутивший Седона. — Прошу прощения, — покаянно наклонил он голову, — я действительно немного приукрасил реальные события. Я принял решение быть с вами сегодня до конца откровенным, но мне трудно сразу перестроиться. У вас в таких случаях обычно говорят: давно не практиковался. За последние несколько дней я заставил себя извлечь из памяти принципы и идеалы далекой молодости, ни разу не пригодившиеся мне за все тысячелетия пребывания на Земле. Тогда было не до идеалов — мы отчаянно боролись просто за выживание. Попытайтесь понять, чем стали для меня четыре года, минувшие с того дня, когда я покинул хронокапсулу, где провел тридцать семь тысяч лет. Каким ошеломляющим стал для меня мгновенный переход от каменного века к высокоразвитой цивилизации, очень мало напоминающей ту, что породила меня. Поверьте, мне было ужасно тяжело приспособиться и занять здесь подобающее моему рангу место.
В то же время я впервые встретил в этой эпохе людей, озабоченных не только заботой о выживании, но и способных к самопожертвованию, любви, сочувствию и многому другому. Я не собираюсь оправдываться за свои действия, ставшие причиной ч смерти и страданий многих и многих, скажу только, что во время нашей прошлой встречи я вдруг подумал о том, что раньше не позволял себе относиться к человеческой жизни так пренебрежительно. Да, я был предводителем восстания, охватившего почти весь наш Мир и погубившего миллионы людей, но тогда я помнил о каждом, кого посылал умирать или обрекал на смерть. Тогда я еще задумывался о таких абстрактных вещах, как мораль, этика, свобода выбора. Вчера ночью мне приснился он — молодой, энергичный, уверенный... И я с ужасом понял, что тот Седон устыдился бы Седона нынешнего. А еще понял, что у меня нет иного выхода, кроме как снова стать человеком, для которого выживание — это далеко не все и даже не главное.
— Вы пытаетесь уверить меня в том, что за каких-то два или три дня ваше мировоззрение коренным образом переменилось? — недоверчиво покачала головой Дэнис.
Бледно-голубые глаза Танцора, казалось, излучали неизбывную боль и раскаяние. Голос его звучал необыкновенно искренне и чуть ли не умоляюще.
— Да, Дэнис Кастанаверас, именно в этом я и пытаюсь вас уверить.
Они долго, очень долго сидели молча, погруженные в себя.
Дэнис безуспешно старалась упорядочить разбегающиеся мысли. Так и не преуспев, малодушно попыталась прибегнуть к помощи Седона.
— Объясните все же, что я, по-вашему, могу сделать?
— В скором времени, — сообщил он, — я собираюсь встретиться с представителями Объединения. И заключить сделку: Калифорния и Япония в обмен на полное прекращение военных действий с нашей стороны.
— Они ни за что не согласятся!
— Я хочу, чтобы вы присутствовали на переговорах, — невозмутимо продолжал Седон, — и помогали мне, если возникнет такая необходимость.
— И что я с этого буду иметь? — осторожно осведомилась Дэнис после короткой паузы.
— Я освобожу вашего брата и вашего учителя. Вы получите обратно свой Дар. Если у вас имеются какие-то другие просьбы или желания, они также будут исполнены. Вы обладаете задатками великого Танцора, Дэнис, и вы мне очень нужны.
— У вас ничего не выйдет, — покачала головой девушка. — Генсек Эддор и Мохаммед Венс на личную встречу с вами не рискнут, а те, кого они пришлют взамен — политические старцы с громкими именами, но без реального веса и влияния, — даже если мы с Дэвидом их уговорим, едва ли будут обладать необходимыми полномочиями для принятия окончательного решения. Я думаю, ваши условия просто отвергнут и потребуют безоговорочной капитуляции,
— В моем распоряжении двадцать две термоядерные боеголовки, — равнодушно заметил Седон. — И у меня есть средства доставки их в любую точку земного шара.
У Дэнис закружилась голова, к горлу подкатила тошнота. Чтобы сдержаться, она опустила голову и уставилась в пол.
— Нет, только не это, — прошептала она, с трудом овладев собой.
Донесшийся до нее сквозь туманную пелену голос, аристократически элегантный и безупречный по произношению, источал недоумение:
— Почему? Я не понимаю.
— И вы еще смеете утверждать, что изменились?! — воскликнула Дэнис. — Ваш замысел чудовищен, а вы сами — воплощение зла! Я не желаю вам помогать! Можете на меня не рассчитывать.
Седон никак не ожидал от нее столь бурной реакции. Очевидно, он где-то допустил ошибку или в чем-то просчитался. Но где и в чем? Танцор терялся в догадках. Он посмотрел на девушку и очень тихо сказал: