Анатолий Галкин - Полоса прибоя
Она успела увидеть, как четверо на самодельных носилках утащили вниз раненого Яблонского… Ее не стали добивать, а просто оставили лежать на склоне горы рядом с тремя трупами.
Наверху еще слышалась редкая стрельба, а потом и она затихла. Лишь изредка слышались вскрики и одиночные выстрелы из нагана… Потом она услышала какие-то команды и недружный залп.
Она не знала, что это был расстрел пятерых пленных юнкеров. А до этого добили всех раненых… Теперь о кладе в пещере знала только умирающая Наталья Ларина и он, бывший князь, а теперь по документам – красный командир Дмитрий Трофимович Комар.
Его не смогут хорошо вылечить в Ялте и отправят в Киев… Через год ему дадут должность в системе Наркомпроса и квартиру на Владимирском спуске. В доме, где под балконами стоят атланты.
Глава 4
Ялта – город южный, и тюрьма здесь не такая, как везде. Она светлая, добродушная и веселая. Здесь люди не томятся, а временно отдыхают от забот.
Славику Зуйко светила очень серьезная статья – умышленное убийство. В крайнем случае – перевозка трупа в багажнике… Его могли бы посадить и в отдельную камеру, но было лето, и все жилые помещения были переполнены. В восьмиместную камеру Сильвера поселили десятым.
Он ожидал, что его встретит пахан, смотрящий по камере. За его спиной должны маячить две шестерки с гнусными и жалкими лицами… Славик готовился к унизительной прописке, к побоям, к сидению у параши, но ничего этого не случилось.
Его встретили весельчаки с искристым южным говором. Статьи у всех были разнообразные, но никто даже и близко не подходил к умышленному убийству, как у Сильвера. У всех мелкое вымогательство, пляжное мошенничество, азартные игры и, в крайнем случае – карманные кражи в пригородных автобусах. Самым веселым в камере был брачный аферист.
– Меня посадили за любовь! Вы где-нибудь еще видели такой страны, где сажают за это?
– Так ты, Жора, у своей невесты за неделю выманил все деньги и смылся.
– Вот и следователь так говорит. И вы оба ошибаетесь… Я был рядом. В соседнем санатории. Там я встретил новую любовь. За это надо судить?
– Да выпустят тебя, Жорик. Ты пообещай, что женишься на той, которая телегу на тебя накатала.
– Ни в коем случае! Она стара для меня. И у нее уже совсем нет денег. Даже на обратную дорогу.
Вероятно, каждый, понимая сложность своего положения, старался развеселить и себя и соседей.
Сильвера сразу зауважали. И сразу поверили, что с трупом он не при делах. А тот, кто подкинул ему в багажник жмурика, тот последняя зараза и вообще – козел!
Со всех сторон сыпались умные рекомендации, но никто не советовал признаваться.
– Ты, Сильвер, стой на своем. Не убивал. В багажник труп не клал. А как обнаружил – так сразу к вам, ментам, полетел… Не те времена! Пусть докажут, что это ты мокруху сотворил. Или пусть отпускают. Мы в свободной стране живем.
– В свободной? Это когда мы на Украине жили, то был порядок. А как стали в Украине жить, то все пошло наперекосяк.
На первый допрос Славика вызвали через час после упаковки в камеру. По здешним меркам это не быстро, а очень быстро.
Следователь был толстый, а главное лысый, несмотря на свою фамилию – Чуб Виктор Петрович.
Чуб был не просто следователем, а старшим следователем местной прокуратуры. У него был опыт и странная манера общаться, применяя термины столетней давности. В ходе разговора он мог забабахать вот такие слова: «Премного благодарен… Батенька вы мой… Не извольте беспокоиться…».
У Чуба были очки в тонкой оправе, которые постоянно сползали на нос. Он поправлял их одним пальцем, часто тыкая себе в переносицу.
– Заходите, Вячеслав Андреевич. Присаживайтесь… Приятно познакомиться, хотя жаль – повод не самый приятный. Разрешите представиться: старший следователь прокуратуры Виктор Петрович Чуб.
– Очень приятно. Обо мне вы, вероятно, все знаете.
– Да уж, дорогой вы мой господин Зуйко. Знаем, но не все… Нам предстоит допрос по всей форме. Под протокол…
Чуб разместился за письменным столом, разложил бумажки и, поправив очки, начал сверлить Славика глазами.
– Вы признаете себя виновным в убийстве гражданина Комара?
– Конечно, нет… Какое убийство? Он совершенно случайно оказался в багажнике. Мне его подбросили.
– Жаль, подследственный… Очень, батенька, жалко, что вы не идете на контакт. Чистосердечное признание помогло бы нам всем. Но на «нет» и суда нет… Продолжим.
* * *После известия об убийстве все в отеле Стручер сразу изменилось. Все постояльцы стали и единомышленниками и, одновременно, подозреваемыми.
Все улыбались друг другу, настороженно шептались о новостях, но после разговора каждый думал, что его собеседник вполне мог быть тем злодеем, который и убил бедного Комара.
Особенно все сочувствовали Ванде. Кто она – жена убийцы или жертва интриг и милицейского произвола? В любом случае именно она пока в центре этой трагедии.
У одного постояльца Стручера были и дополнительные поводы для волнений… Депутат Кулябко стоял в трусах в центре гостиной и размахивал газетой:
– Ты послушай, Оксана, что они пишут. Заголовок: «Убийство в доме Кулябко». Или вот: «Депутатский отдых нарушил труп в багажнике».
– Не волнуйся так, Евгений. Ты все еще не привык к журналистам? Они за удачную фразу готовы душу заложить.
– Верно! Из-за красивого словца не пожалеют и отца… Но при чем здесь я? Кто-то убил несчастного Комара, а мы с тобой просто жили в одной гостинице. И даже на другом этаже.
– Ты, дурачок, радуйся! Ты в центре внимания, а значит ты – яркая личность.
– Да, харизма у меня есть… Меня, Оксана, беспокоит не это. Во всех статьях намекают, что убийство загадочное и могут быть еще трупы… Может быть, нам переехать в «Ореанду»?
– Ни в коем случае! Скажут, сбежал – значит виноват! А потом, интересно, если еще кого-нибудь задушат?
– А Комара не застрелили?
– Нет, Женя. Его задушили куском электрического провода…
* * *У Виктора Петровича Чуба была странная манера проводить обыск. Не очень законный способ. Он делал все один. Сам входил в помещение и проникался атмосферой. Потом что-то искал и только после этого приглашал понятых, экспертов и всю остальную братию.
В номер гражданина Комара следователь вошел без особых надежд. Покойный жил здесь всего несколько дней и атмосфера еще не сформировалась. Невозможно уловить ауру…
Чуб посидел в кресле… Номер был однокомнатный, и почти все было на виду. Легкий беспорядок, кусок электропровода на полу, разобранная кровать и что-то синее торчит под подушкой.
Это было не в правилах Чуба хватать что-нибудь на первых же минутах, но угол синей папки манил и отвлекал от других мыслей… Он встал, подошел к кровати и вытащил заманчивую синюю картонку с тесемками и надписью: «Папка для бумаг».
Внутри было несколько листочков старой бумаги. В документах были буквы «ять», а дата была очень красноречивая – 25 октября 1920 года. Для большевиков, для тех, кто уже не употреблял буквы «ять» – это был другой день. Это было седьмое ноября! Один из последних дней белогвардейского Крыма.
Следователь Чуб прочитал все документы, и на него накатило предвкушение самого важного события в жизни. Важнее, чем свадьба или покупка первых Жигулей.
Виктор Петрович хорошо знал горы над Ливадией но никак не мог припомнить место, описанное в плане… Вдруг он понял, что убийство произошло именно из-за этого. Кто хотел спереть синюю папку, тот и Комара пришил.
И еще Чуб сообразил, что теперь под прицелом и он сам. Особенно, если говорить всем о том, что было в папке. И о том, что она вообще была…
Для себя опытный Виктор Петрович решил, что глупо бросать все, бежать в горы и искать пещеру. Опасно!
Надо найти убийцу. Надо надолго закрыть его. А уж потом таскать ящики из пещеры… Чуб не хотел уходить из номера Комара. Здесь было удобное кресло, а в нем хорошо мечталось… Интересно, почем сейчас унция золота на Лондонской бирже? Если грамм стоит десять баксов, то кило – десять тысяч… Дальше получалось, что вес самого Чуба при пересчете через золото стоит миллион баксов.
Через час в номер робким стуком постучал хозяин отеля Феликс Ляхов:
– Извините, Виктор Петрович, там понятые притомились. И эксперты ваши уже отобедали. Может, запускать их сюда?
– Запускай, Феликс Маркович.
Чуб спрятал папку в свой кейс – вот теперь можно начинать обыск.
* * *После смерти Артема Комара для нее наступило смятение души. Покойный не был для Веры совершенно чужим человеком. Несколько лет Хохлова жила с ним. И, частично – за его счет… Артем вполне мог найти для своего деда сиделку подешевле, но, по понятным причинам, не хотел этого делать.
Конечно, для бедной Веры с ее комплексами нахальный Артем Комар был насильником и извергом. Но при этом он представлялся человеком близким, родным и иногда даже приятным.
