Эд Макбейн - Красавица и чудовище
— Мистер Джексон? — спросил я.
— Да, — ответил он.
— Мэттью Хоуп. Я представляю интересы Джорджа Харпера, человека, которого вы…
— Подымайтесь на борт, — предложил он, выпрямившись. На мой взгляд, ему было между шестьюдесятью и семьюдесятью, кожа его лица, казалось, задубела под воздействием солнца, моря и ветра, нос по форме напоминал луковицу и весь был в сизых прожилках, его колючие голубые глаза глубоко запрятались в складках жесткой, как подошва, кожи. Он не протянул мне руки. Вместо этого потянулся к трубке, лежавшей на транце, вытряс за борт остатки табака, набил ее и закурил, а я в это время вскарабкался на палубу.
— Если вы заявились сюда, чтобы доказать, будто я его не видел, — начал Джексон, — так это все впустую: я его видел — и точка.
— Вот об этом-то мне и хотелось поговорить с вами, — сказал я.
— Пустая трата времени.
— Это же мое время, — возразил я.
— И мое — тоже. Сегодня утром уже потратил почти два часа на Большое жюри. Тратить еще два часа на вас нет смысла.
— Мистер Джексон, — сказал я, — в этом деле ставка — жизнь человека.
— Не собираюсь менять своих показаний, я уже рассказал, что видел и слышал. Сначала — в полиции, а потом — Большому жюри. Не вижу причин возвращаться к тому, что уже сказано.
— Учтите только одно обстоятельство: если мы вызовем вас повесткой, чтобы снять письменные показания, вы должны будете рассказать нам все, о чем собираетесь говорить в суде.
— Это с какой же стати?
— Таков закон, мистер Джексон. Так у нас в стране защищают невиновного.
— К вашему парню это не относится, — возразил Джексон. — Я его видел и слышал, что он говорил. Это он убил ее, все правильно.
— Пусть так. Можете вы рассказать мне сейчас, что, как вам показалось, вы видели или слышали той ночью?
— Не «мне показалось», мистер Хоуп. Я это знаю.
— И все же: что именно?
— Если вы собираетесь брать у меня письменные показания, зачем мне рассказывать все это сейчас?
— Мистер Джексон, вы могли бы уже все мне рассказать, мы больше времени потратили на споры.
— Так ведь я вам и рассказываю, — возразил он.
— Вот как? Значит, мне больше не надо тащить у вас слова из глотки? Я по профессии адвокат, а не зубодер.
Джексон улыбнулся.
— Ладно, — согласился он, — что вам надо?
— Я хочу знать, что вы видели и слышали шестнадцатого ночью. Прежде всего, скажите мне, в котором часу это было?
— Где-то около десяти.
— Где вы находились?
— Встал на якорь неподалеку от берега.
— Около острова Уиспер?
— Ага. Услыхал, как морской окунь плескался на мелководье. Забросил крючок и закинул в лодку две штуки.
— А какая это была ночь?
— Полнолуние, так что не думайте, что не видел берега. Можете проверить по газетам. Там написано, что в ту ночь было полнолуние.
— На каком расстоянии от берега вы встали на якорь?
— Сразу же за мелью. Может, футах в двадцати от берега. Не больше.
— И вы утверждаете, что хорошо видели пляж?
— Так же отчетливо, как вас в эту минуту.
— И что же именно увидели, мистер Джексон?
— Черный мужчина и белая женщина бежали по пляжу. Женщина была голая.
— Как она выглядела?
— Длинные черные волосы, кожа белая, как лунный свет.
— А мужчина?
— Здоровенный громила. И черный. Я такого черного ниггера еще не встречал.
Я взял себе на заметку, что когда будем брать показания у Лютера Джексона, следует задать ему несколько вопросов об его отношении к «ниггерам». Также отметил для себя, что надо проверить у Мори Блума, какой оттенок кожи был у тех пятерых полицейских, которых поставили в один ряд с Харпером: был ли среди них хоть один такой же черный, как Харпер. Или же Джексон опознал его на том основании, что Харпер был самым черным из всех?
— Рассмотрели вы лицо мужчины? — спросил я.
— Я его ясно видел, можете не беспокоиться.
— На расстоянии двадцати футов?
— У меня прекрасное зрение, мистер Хоуп. Если я могу заметить в трехстах ярдах от лодки косяк рыбы, то, будь проклят, если не разгляжу лицо человека в двадцати футах от берега.
— Какие у него были волосы? — спросил я.
— Такие же, как у Харпера.
— А какого цвета глаза?
— Глаз не видел. У большинства ниггеров глаза карие, — такие, как у Харпера.
— Когда вы говорите: «здоровенный громила»…
— Как Харпер.
— По-вашему, какого роста?
— Как Харпер.
— Как вы думаете, сколько он весил?
— Столько же, сколько Харпер.
— Так у вас нет ни малейших сомнений, что человек, которого вы видели на пляже, был Джордж Харпер?
— Ни малейших.
— И вы говорите, что видели его здесь в десять часов вечера или около того?
— Около того. Его и женщину, обоих. Поначалу-то заметил женщину, потому что она была голая. Ниггера в темноте нелегко увидеть, понимаете? — сказал он, фыркнув. Я не стал возражать, но для себя отметил вернуться к этому вопросу, когда Джексон будет давать показания под присягой, расспросить его поподробнее относительно того, как трудно разглядеть «ниггера» в темноте.
— Они что, просто гуляли по берегу, или как? — спросил я.
— Бежали по берегу. Женщина впереди, а Харпер — за ней.
— У нее было что-нибудь в руках?
— По-моему, ничего.
— Никакой сумочки, ничего такого?
— Она была совсем голая, — сказал Джексон, кивнув. — Большие титьки прямо светились при луне.
Я помнил, что полицейские нашли сумочку Мишель на песке, по водительским правам, которые были в ее бумажнике, и опознали тело. Именно из-за наличия этой сумочки Мори считал, что Мишель приехала на пляж добровольно. Может, она уронила сумочку на песок около павильона еще до того, как бросилась бежать от своего убийцы?
— Ну, а он? У него в руках что-нибудь было?
— У кого? У Харпера?
— У мужчины, который преследовал ее.
— Не-а. Насколько я видел, ничего.
— Сколько времени вы провели в лодке до того, как увидели этих людей, мистер Джексон?
— Да пару часов. Отсюда отчалил около половины седьмого, сами посчитайте: минут сорок у меня ушло, чтобы дойти до Уиспера. Скажем так, пока я туда доплыл, пока бросил якорь, потом окуни запрыгали рядом с лодкой, — было не меньше половины восьмого.
— Так получается, что прошло два с половиной часа.
— Я и сказал: пару часов.
— Прилив был высоким или начинался отлив?
— Прилив был высоким. Не смог бы я сидеть всего в двадцати футах от берега да еще забросить сеть, если бы был отлив. Проверьте по газетам, если не верите. Прилив, полнолуние.
— А чем занимались эти два с половиной часа?
— Рыбу ловил. А что, по-вашему, я делал? Ведь я — рыбак.
— Поймали что-нибудь?
— Ага. Не так уж много, как рассчитывал, но немного потаскал.
— А чем занимались, когда не было клева?
— Так у меня с собой было несколько банок пива, — так, чтобы убить время. Рыбак привыкает к одиночеству на воде.
— И сколько же банок?
— Да совсем немного. Если думаете, что я был пьян, мистер Хоуп, так лучше забудьте об этом. Ни одному рыбаку во всей Калузе не напоить меня допьяна.
— Так сколько же банок у вас было?
— Влил в себя пару упаковок по шесть штук.
— Двенадцать банок?
— Приблизительно.
— Так сколько же банок пива было у вас, мистер Джексон? Больше или меньше двенадцати?
— Может, вскрыл еще одну упаковку, только начал ее. На рыбалке особо нечем заняться, если нет клева.
— Таким образом, вы за два с половиной часа выпили от двенадцати до восемнадцати банок пива, а уж потом заметили на берегу мужчину и женщину.
— Но это не значит, что я был пьян.
— Никто и не говорит этого. А костер на берегу вы видели?
— Не-а. Никакого огня не видел.
— Но вы видели, что мужчина с женщиной дрались?
— Ага. Он схватил ее за руку, рванул. Принялся лупить ее, — кажется, так: не очень-то хорошо было видно, как они там катались по песку. Но я слышат удары, и еще услышал, как он выкрикнул ее имя.
— И какое же имя вы услышали?
— Мишель.
— Что еще вы слышали?
— Он обозвал ее дешевой шлюхой. Кричал, что она всегда была шлюхой, кричал, что шлюхе доверять нельзя.
— Вы все это слышали со своей лодки?
— Точно. Ветер дул с востока, можете проверить по газетам. Ветер с востока, прилив, полнолуние.
— А что говорила женщина?
— Ничего. Только хныкала, когда он лупил ее.
— Что потом?
— Он уволок ее прочь.
— По песку?
— По песку. За руки, — вроде так. У нее руки были связаны, он тащил ее за руки.
— А что вы делали?
— Да то же, что и раньше.
