Саймон Гандольфи - Золотая месть
В передней части кают-компании стоял стол, крепившийся к основанию мачты. Стол огибала длинная кушетка в форме подковы, устланная гватемальскими покрывалами с ручной вышивкой. Вдоль кормовой переборки выстроились низенькие судовые шкафчики с пузатыми графинчиками белого и темного рома и закрепленными на полках струнами шеренгами бокалов резного стекла. На полу были расстелены афганские коврики. На книжных полках тесными рядами стояли книги. Над ступенями ведущего в жилые помещения трапа висели друг против друга две написанные маслом картины XIX века, изображающие корабли в устье Темзы.
Камбуз был расположен в середине судна, в левом его корпусе. По обе стороны размещались двухместные каюты. В каждой каюте – умывальник и туалет. Единственная каюта в правом корпусе находилась ближе к корме и была длиннее, чем каюты слева. Она отделялась туалетом и душем от помещения для парусов, которое, в свою очередь, выходило на носовую часть палубы. Койки были застелены мексиканскими покрывалами, занавески подобраны в тон, а на белом полу лежали яркие половики.
– Отличный дом, – сказал офицер, садясь за стол.
– Спасибо.
Трент поставил перед гостем тарелку с яичницей, а сам сел напротив.
Филиппинец поел, подобрал остатки яичницы кусочком хлеба и улыбнулся.
– Ну да, Норфолк, штат Вирджиния, но ты был на несколько курсов старше.
– Немного старше, – согласился Трент. Филиппинец вспоминал, что они проходили один и тот же процесс отбора и одинаковый курс обучения. Где они обучались и к какому виду специальных войск относились – неважно. Раз ты прошел такой курс обучения, это значит, что отныне ты принадлежишь к числу тех избранных, к которым обращаются, когда дело приобретает скверный оборот. Эти два слова – "дело скверное" – используются, чтобы замаскировать то, что ты делаешь в действительности. А ты, попросту говоря, убиваешь людей в интересах своего правительства.
Если тебе удалось выжить в течение обучения – это уже само по себе большая победа, не меньшая, чем выигранная битва. Сидя за столом, бывшие однокашники напоминали пару псов, обнюхивающих территорию своего партнера. Они нашли между собой немало общего: леность, когда доведется, так как возможно, другого случая отдохнуть за следующие шесть недель не представится; желание избегать осложнений, которые могли бы заставить действовать слишком жестко для данных обстоятельств; раздражение, вызванное тем, что, с одной стороны, тебя используют, а с другой – относятся к тебе, как к чему-то грязному, недостойному даже приглашения к обеду, и, во всяком случае, никак не подходящей парой для любимой дочери.
Офицер отодвинул пустую тарелку, взял у Трента кофе, добавил себе сливок и сказал:
– Прекрасный завтрак. А ты представляешь себе, что за чертовщина здесь творится? – Он усмехнулся. – Впрочем, что я спрашиваю, все равно ты не скажешь. Но, так или иначе, если что понадобится – обращайся ко мне. Запомни, Маноло Ортега… – Он протянул Тренту мускулистую руку.
– Спасибо, – Тренту хотелось верить этому человеку, но он не знал здешних правил. Теперь, не являясь более агентом спецслужбы, он не имел доступа к информации. – Как тебя найти?
Офицер вынул визитную карточку из черного кожаного бумажника с золочеными уголками. Визитка была высшего качества, скорее выгравирована, чем напечатана, и его гость был представлен в ней как капитан-лейтенант Мануэль X. Ортега, помощник адмирала Хозе Абалардо – начальника Оперативного управления.
Полномочия помощника адмирала могут охватывать очень широкий круг вопросов. Столь же широка и область деятельности Оперативного управления. Понять сложные формы субординации в такой стране, как Филиппины, очень трудно, но, так или иначе, похоже, что Маноло Ортега близок к сферам, где принимаются решения.
Конечно, Ортеге было наплевать, что думал Трент, но он хотел проявить дружелюбие, учитывая их сходные биографии.
– Они хотят, чтобы ты сделал заявление в Маниле, – сказал он. – Я оставлю на твоем судне своих людей, так что никто ничего не тронет.
Трент поблагодарил его.
– Послушай, будь осторожен, – предупредил Ортега. – Я посоветовал бы тебе немедленно убраться отсюда.
– Что, филиппинцы?
– Да и вообще это нехороший район, – ответил Ортега.
Трент вновь подумал о той женщине.
***И была квадратная хижина с маленьким окном. Пол из земли, утрамбованной с коралловой щебенкой. Стены из бамбука, промазанного глиной. Повешенный на петлях щит заменял собой дверь. В центре хижины был вкопан столб, который поддерживал тростниковую крышу. К этому столбу они прикрепили цепь, конец которой тянулся к железному браслету на ее щиколотке. Одно ведро в углу хижины служило туалетом, в другом была вода для питья и умывания. Единственную мебель составляли два засаленных тюфяка.
Четверо китайцев раздели ее и теперь играли в карты, чтобы определить, кто будет первым. Они играли не торопясь, с удовольствием наблюдая, как в ней нарастает страх. Девушка попыталась сопротивляться, но главарь вытащил из своих брюк толстый бумажный ремень.
– Леди Ли, – сказал он, чтобы она поняла, что им известно ее имя и что здесь, в этой хижине, могущество ее деда не имеет никакого значения. Китаец заставил ее встать на колени и ударил по лицу. И тогда девушке стало ясно: что бы она ни делала, это никак не скажется на обращении с ней. Она может быть послушной, может сопротивляться, может кричать – для тех, кто держит ее в плену, это безразлично. Они получили приказ сломить ее – и они этого добьются. Это не доставляло им удовольствия – просто такая у них работа.
Глава 7
Катер береговой охраны доставил Трента в Пуэрто-Принсеса, а затем самолетом филиппинской авиакомпании он прибыл в Манилу. Сержант морской пехоты встретил его в аэропорту и привез в штаб военно-морского флота, где Трент предстал перед следственной комиссией. В комнате находились четверо в штатском. Один из них, полицейский, получивший подготовку в Соединенных Штатах, предпочитал силовые методы. Остальные трое казались настроенными более благодушно. Его спросили, что он увидел на борту "Цай Джен" в первое утро. Он рассказал, что пытался найти кого-нибудь из оставшихся в живых, но, никого не обнаружив, вызвал береговую охрану, надеясь, что та захватит пиратов. И ничего больше? Ничего.
А что было этой ночью? Поднимался ли он на борт теплохода? Почему стрелял в людей, находившихся на катере? Неужели он всегда стреляет в людей, которые его окликают? Несомненно, поступил правильно, но почему действовал именно так? Разве он был вполне уверен, что люди с катера перебили солдат береговой охраны? Наверное, все же что-то услышал или увидел?
Трент отвечал, что поступил наудачу. Не мог заснуть. Вначале слышал смех, а затем все умолкло, и эта тишина действовала ему на нервы.
– Вы не похожи на человека со слабыми нервами, – заметил один из следователей, криво усмехаясь. В этом пятидесятилетнем человеке с морщинистым лицом явно была примесь китайской крови.
– Мы вас ни в чем не обвиняем, мистер Трент. Просто пытаемся понять, почему люди с катера убили солдат береговой охраны.
– Может быть, они что-нибудь прятали? Не так ли, мистер Трент? – поинтересовался второй следователь.
– Я не задумывался над этим, – пожал плечами Трент. Полицейский раздраженно хмыкнул и спросил, почему он держал винтовку на катамаране.
Трент заверил его, что обе винтовки вписаны в декларацию, и тут же вручил полицейскому разрешение на оружие. Тот был явно разочарован.
– При таком стремительном росте случаев пиратства, как у нас за последние годы, любой яхтсмен был бы полным дураком, если бы не имел при себе оружия.
– Вы очень помогли нам, мистер Трент, – сказал человек, похожий на испанца. По-видимому, он возглавлял следствие. – Мы просим вас задержаться в Маниле до утра, на случай, если обнаружится, что мы что-то забыли.
Трент с удовольствием согласился и сказал следователям, что, если понадобится, они смогут найти его в отеле "Манила". Он думал, что ему предложат дать подписку о невыезде, но у них, видно, были другие заботы. Они пожали ему руку, даже полицейский, который, однако, не проявил при этом большого энтузиазма, – и вот он снова оказался на улице.
Он доехал на такси до торгового центра Робинсона и присел за столик в кафе. Некоторое время он чувствовал себя в безопасности, но затем атмосфера как-то вдруг резко изменилась. Никаких видимых перемен не произошло и не было ничего конкретного, что можно было бы определить или описать, но он явно почувствовал близкую опасность. За годы подпольной жизни его чувства обострились до предела. Да, за ним кто-то следил. Ему потребовалось некоторое время, чтобы засечь преследователей, – ведь он находился на чужой территории и не успел разработать действенных методов контроля. Для наблюдения за людьми важна любая мелочь: тип лица, рисунок ушной раковины, расстояние между глазами, наконец, манера одеваться; это может быть узел, которым завязан бурнус, форма шляпы, мелочи в прическе, пуговицы пиджака, воротник рубашки, манера повязывать галстук, носить пиджак.
