Елена Чалова - Ключ к тайне
Николай Андреевич замолчал, вдруг взглянул на Раду как-то растерянно, покраснел, а потом неловко спросил:
– Ты надолго приехала? Рада растерялась и выпалила:
– Не знаю. Некоторое время они смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Потом девушка вздохнула, села к столу и принялась рассказывать:
– Я уволилась с работы. Начальница меня невзлюбила, понимаете? И даже не начальница, а жена шефа, что самое обидное. То ли приревновала, то ли что. Может, просто потому, что я молодостью своей глаза ей мозолила. А еще я рассталась со своим… женихом. Он теперь с другой.
Ирада оторвала взгляд от скатерти и посмотрела на сидевшего напротив дядюшку. Тот походил на печального Вини-Пуха и, слушая ее, сочувственно кивал.
– Поэтому я взяла билет только сюда. Вернуться могу когда угодно. Давайте я у вас немножко поживу, помогу вам по хозяйству… А может, у вас есть свои родственники? – спросила она.
– Нет, – печально покачал головой Николай Андреевич. – Нет у меня никого.
– И у меня больше никого нет, – пробормотала Ирада, только теперь осознав эту печальную истину. Глаза мгновенно наполнились слезами. Она всхлипнула и торопливо схватила кухонное полотенце.
– Не плачь, детка. – Николай Андреевич встал и неловко гладил ее по плечу. – Я так рад, что ты приехала… так тяжко одному теперь, когда нет Терезочки. А вдвоем нам с тобой веселее будет. Да? Все же как-то вместе. Поживи, пока не надоем. А то, может, работу найдешь да и останешься.
Ирада хотела что-то сказать, но он замахал руками:
– Не стану загадывать и навязываться. Давай-ка недельки две отдохни. Тепло пока, погуляй по городу, к морю съезди. Вон у тебя и молодой человек образовался. Который провожал тебя… Ах я старый дурак, и комнату тебе не показал!
Николай Андреевич кинулся прочь из кухни, и девушка поспешила за ним. Он распахнул одну из дверей, и они вошли в залитую солнечным светом просторную комнату. Два окна, высокая кровать, большой письменный стол, на котором разложено много бумаг, но нет и следов беспорядка. Полки светлого дерева, заполненные книгами. Светлый же современный с панелями матового стекла гардероб. В углу трюмо с зеркалом, завешенным кружевной скатертью. Николай Андреевич на секунду застыл на пороге, потом решительно подошел к зеркалу и снял ткань.
– Вот, детка, – сказал он. – Будешь жить здесь. Хорошо?
Рада кивнула. Она принесла чемодан, открыла шкаф и освободила себе пару полок, просто поплотнее переложив вещи Терезы.
Прислушалась к себе и с удивлением поняла, что никаких неприятных чувств не испытывает. Когда разбирала мамины вещи, было тяжко и больно. Сейчас боли не было – она почти не знала тетю, видела ее всего несколько раз. Хотя после смерти мамы они сблизились, и Рада даже по электронным письмам чувствовала, что тетя переживает за нее. Грустно, да. Но одновременно девушке почему-то казалось, что все здесь ждало ее. И запах в комнате был свежий, то ли от мятных саше, то ли от цветов в палисаднике. Она привычно складывала джинсы и кофточки на полки и думала, что с удовольствием разберет тетины вещи, оставит себе что-нибудь на память – Николай Андреевич будет рад. Книги и письменный стол Терезы притягивали Ираду, но она решительно сказала себе, что сейчас не время. А вот дядюшка по телефону говорил о наследстве; что он, интересно, имел в виду? Не то чтобы ею двигал меркантильный интерес. Скорее любопытство. Тереза Арнольдовна сделала ей однажды подарок – медальон. Рада не стала касаться рукой груди, он здесь, где же ему быть. Странно, что дядя захотел его увидеть. Она вдруг замерла. Может, он не поверил, что она Ирада, племянница Терезы? И медальон стал своего рода паролем, после которого дядюшка явно перестал держаться настороженно. Как-то это странно. Но, с другой стороны, он пожилой человек, да еще научный сотрудник. Наверное, такие люди особенно склонны к чудачествам. Девушка пожала плечами и пошла в кухню. Дяди там не было, и она стукнула в дверь его комнаты:
– Николай Андреевич, можно?
– Да-да, детка, входи!
Ирада открыла дверь и вошла в комнату дяди.
И застыла на пороге. Она словно попала в другую квартиру. А может, не в квартиру, а в кабинет музейного работника. Здесь было лишь два предмета бытового назначения: старый кожаный диван с высокой спинкой и полочкой, служивший кроватью. Скатанный матрас с подушкой лежал в углу. Еще имелся старинный темный деревянный гардероб с резными дверцами и на толстых ножках-лапах. Письменный стол был огромен и завален бумагами, книгами и какими-то артефактами, от которых у девушки зарябило в глазах. Здесь не имелось телевизора – всю стену напротив дивана от пола до потолка занимали полки. Книги и папки с бумагами стояли в относительном порядке. Но все же это был другого уровня порядок, не как у тети. То тут, то там всунута сверху книга, просто потому что явно недосуг было вернуть ее на место. Стопка солидных фолиантов высится в углу, подобно сталактиту в пещере науки. В другом углу, между столом и шкафом, примостилось нечто вроде высокой массивной этажерки. На ней лежали странные вещи: большой неопрятный камень, словно вывороченный из фундамента дома, обломок металлической решетки от ограды, несколько диких камней, необработанные куски янтаря, обработанные куски янтаря, массивный орел то ли из бронзы, то ли из другого металла и много всяких вещей и вещичек поменьше. Рада позабыла, зачем пришла, и некоторое время просто бродила вдоль полок, рассматривая обломки ржавого металла и кучку намагниченных блестящих металлических шариков, застывших причудливой однобокой пирамидкой. А вот ваза – очень красивая, только видно, что она склеена из осколков. Наконец девушка остановилась подле этажерки и некоторое время разглядывала ее содержимое. Николай Андреевич, которому она, видимо, совершенно не мешала, бодро печатал что-то на компьютере. Ирада взяла в руки странный нож, который привлек ее внимание. Его рукоятка сделана из металла, но желтоватый этот металл обработан грубо и выглядит скорее как кусок шершавого дерева. На нем нет ни знаков, ни украшений. Гладкое лезвие ножа абсолютно черное: матовый, глубокий и не отражающий блики солнца цвет. Девушка невольно вздрогнула: предмет показался ей не только необычным, но и недобрым.
– Что это за металл? – спросила она, проводя пальцем по пластине ножа и почему-то опасаясь коснуться самого лезвия. – Он не отражает свет.
– Это не металл, детка, это камень. Обсидиан. Старинная вещь. Хотя, ты будешь смеяться, мы так и не смогли точно определить время изготовления этого ножа или, вернее сказать, ритуального кинжала. Надо углеродный анализ сделать, но это дорого. Вот если бы имелась группа предметов одной культуры, тогда руководство музея могло бы пойти навстречу и профинансировать. А единичная находка… Все, что нам удалось выяснить, – это, видимо, ритуальный нож для обрядов… ну, масоны такими пользовались, да и много кто еще. Хотя если принять его таким, каков он есть, то есть предположить, что рукоять не стилизована, а выполнена на пике мастерства того времени, то эта вещь восходит глубже – ко временам прусских языческих племен, живших в этих местах. Они поклонялись многим богам. Ну, как свойственно всем язычникам, они обожествляли силы природы и тому подобное. Вот, например, гора, где позже был построен королевский замок, считалась местом силы. Там, по некоторым данным, приносились человеческие жертвы темным богам.
– Человеческие жертвоприношения? – с сомнением спросила Рада.
– А ты думала, это что-то из арсенала индейцев и дикарей-папуасов? – насмешливо вскинул брови Николай Андреевич. – Нет, Ирочка, наши с тобой предки были не менее кровожадны. Впрочем, кровожадность тут ни при чем. Они просто выстраивали для себя определенную систему мира и старались найти в ней свое место. Охотились, разводили скот и воевали, пытались задобрить своих богов, сжигая на кострах часть добычи. Иной раз жертвенное животное отпускали. Отсюда, кстати, пошло выражение «козел отпущения», потому что частенько это бывал именно козел. Ему позволяли убежать с алтаря, забрав с собой все грехи членов племени. Но иногда, в особенно трудные времена, место козла занимал пленник или провинившийся соплеменник, и тогда его приносили в жертву.
Рада торопливо положила нож на место и сделала вид, что совершенно не расстроена услышанным. Николай Андреевич улыбнулся девушке:
– Что, замечательная у меня берлога? Иди посмотри, посмотри. Можешь все брать, рассматривать и читать книги. На столе только ничего не перекладывай, тут у меня свой порядок. Статьи и материалы.
– Я попозже, ладно? А сейчас хотела в магазин сходить. Раз я теперь буду тут жить, то и готовить нужно, и все такое.
– А ты умеешь? – с интересом спросил Николай Андреевич.
– Ну, кое-что умею. Борщ могу сварить. Будете?
– Конечно! Борщ – это просто чудесно! Особенно если со сметанкой… – Тут дядюшка вспомнил что-то важное, сорвался со стула и потянул за собой Раду.
