Анатолий Степанов - Скорпионы
— Хлопотно, долго и не особенно результативно, — оценил предложение начальник отдела. — Сережа, а твои осведомители — как?
— Попробую, но особых гарантий дать не могу.
— Есть еще шофер Альберт Шульгин, — напомнил Казарян и хотел было развить идею, но его перебил длинный телефонный звонок — внутренний. Смирнов снял трубку.
— Здравствуйте, Лидия Сергеевна! — счастливо улыбаясь, будто Болошева могла его видеть, провозгласил Александр. — Ну, наше дело такое сыскное — по ночам суетиться, а вы-то что так задержались? — Помолчал, слушая. — Если успешное, то рад за вас. Ну, а если для нас — то просто счастлив, — положив трубку, сообщил то, о чем Казарян и Ларионов уже догадались. — Болошева к нам идет.
…Лидия Сергеевна остановилась в дверях и с плохо скрытым торжеством объявила:
— Отыскался след Тарасова!
— Чей след отыскался? — удивленно переспросил Александр.
— Лидия Сергеевна иносказательно цитирует Гоголя, — снисходительно пояснил эрудированный Казарян.
Эффектного начала не получилось, и Лидия Сергеевна стала деловито докладывать.
— Сегодня утром по нашей ориентировке из Сокольнического РОВД передан в НТО пистолет «Вальтер». Экспертиза установила, что именно из этого пистолета был произведен выстрел в Тимирязевском лесу.
— Ну и ну! — признался в своем недоумении Смирнов. — Откуда он у них?
— Чего не знаю, того не знаю. Узнать — это уж ваше дело, — взяла реванш Лидия Сергеевна.
— Бойцы, я — в Сокольники! — заорал Смирнов.
— Может, сначала позвонить сокольническим-то? — предложил Ларионов.
— А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! — Смирнов уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.
— Александр, у меня к вам просьба, — сказала Лидия Сергеевна.
Уже забывший о ней Александр повернулся с виноватым видом:
— К вашим услугам, Лидия Сергеевна.
— Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то обувь его к нам пришлите.
— Думаете, он труп переворачивал? Вряд ли.
— Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли, кое-что зафиксировала. Это не след, поэтому я и не внесла в официальные списки протокола, а так, остаток отпечатка каблука с характерным сбоем. Вдруг повезет, и обувка та.
— Будьте уверены, Лидия Сергеевна, разденем-разуем нашего голубчика. А если надо — умоем, подстрижем и побреем, — и Александр, будто дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной. Та мило улыбнулась и вышла.
— Элегантно спровадил! — похвалил Казарян. — Ты нас с собой берешь?
— Куда от вас денусь!
На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и удалился. Ларионов устраивался за столом, а Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:
— Алька!!!
— Что с Алькой?!
— Да успокойся, с ним — ничего. А вот делов наделал. Читай. — Казарян протянул папку Александру.
Шепотом, чтобы Смирнову не мешать, осведомился у Казаряна:
— Где этот-то, с «Вальтером»?
— Не «этот-то», Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И этот-то Колхозник — в больничке, сильно поврежден нашим с начальничком другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку сегодня не смог повидать.
— А Цыган почему на связь не вышел?
— Задай вопрос полегче.
Смирнов оторвался от чтения, передал папку Ларионову и сказал Роману, подмигнув:
— Боевой у нас, Рома, дружок.
— Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим двоим. — Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил — Что скажешь?
— Скажу, что бумаги надо читать внимательно.
— Не понял.
— Цыган не явился потому, что оголец, сбежавший из трамвая, поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.
— Одна из версий, — Казарян не желал сдаваться без боя.
— Он прав, Рома, — подвел черту Смирнов. — Поехали в больничку, бойцы.
Дежурный врач Таганской тюремной больницы достал из шкафа два медицинских дела — полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился:
— Он их что, копытом?
— Боксер, — пояснил Казарян.
— Разрядник?
— Мастер спорта.
— Худо, — огорчился врач. — Под суд пойдет за превышение.
— Кулак против пистолета — превышение? — засомневался Казарян.
— Смотря какой кулак.
— И смотря какой пистолет, — добавил Казарян. — Могу сообщить вам, что пистолет — офицерский «Вальтер», с помощью пули делающий в людях очень большие дырки.
— Хватит, — прекратил препирательства Смирнов. — Что с этими… Пострадавшими?
— У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У Француза — фамилия-то какая, прямо кличка! — сломана скульная кость. Вот что, оказывается, можно наделать голыми ручонками.
— Когда заговорят? — спросил Смирнов.
— Самсонов через две-три недели, не раньше.
— А Француз?
— Завтра можете допросить.
— Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.
…Делать больше в этой конторе было нечего, и они поехали на Петровку.
Борода был поклонником многочисленных талантов Казаряна-старшего, а Романа, которого он знал с титешного возраста, любил, как любят непутевых сыновей.
— Ромочка, запропал совсем, дурачок, — говорил Борода, ласково держа Романа за рукав и задумчиво рассматривал небритую личность непутевого сынка.
— Работы много, Михаил Исаевич, — с грустью поведал Казарян.
— Зачем тебе работа, Рома?! Ты был замечательным бездельником, остроумным, обаятельным. А теперь что? Скучный, усталый, злой. Бросай работу, Рома, что это за работа — жуликов ловить! — Борода подмигнул Александру, давая понять, что шутит, и широким жестом пригласил в зал.
Ресторан ВТО после двенадцати ночи, после спектаклей, — дом родной! Знакомые и полузнакомые все лица, перекличка от стола к столу, общий шум, общий крик, общий смех. И наесться от пуза, и потрепаться, и поиграться, и поругаться… Заходи, друг, заходи!
Борода устроил их в фонаре, за маленьким столиком. Горела старомодная лампа под домашним оранжевым абажуром, освещая жестко накрахмаленную скатерть.
Официантка Галя благожелательно приняла заказ.
Ларионова они не уговорили, он домой к семейству рвался. Да и не уговаривали особенно: им вдвоем побыть надо было. Александр оглядел маленький фонарный зал. Уютно, доброжелательно, покойно. Он вытянул под столом ноги, закрыл глаза и тут же открыл: о стол звякнул поднос. Быстроногая Галочка расставляла закусь. Казарян поцеловал ее в затылок:
— Кио в юбке, волшебница, радость моя!
Мелкие маринованные патиссоны для аппетита, свежайший печеночный паштет под зажаренным до бронзового блеска лучком, крепенькие белые грибы, загорелая, с неснятой шкуркой тушка здоровенного угря. И три бутылки «Боржоми». Галя красиво расставила и пожелала:
— Кушайте на здоровье, ребята.
Роман разлил «Боржоми» по фужерам. Попили бурливой водички, отдышались.
— Третьего Алик отпустил, — сказал Смирнов.
— Зачем?
— Ты Алика не знаешь?
— Меня он на ринге не отпускал. Добивал, если была возможность.
— Так то на ринге.
— Давай поедим, — предложил Роман, и они приступили к еде, не торопясь, истово поглощая все подряд.
— Что делать будем, Рома? — помолчав, задал главный вопрос Александр.
— Отпустил его Алик, или сам он сбежал — все одно.
— Понимаешь, если Алик его отпустил, то опознавать не будет.
— Зачем тебе третий? Грабежом этим пусть район занимается. А Самсонова нам отдадут. Чует мое сердце: он.
— Самый глупый. Дурачок подставленный, — вспомнил Александр Костины слова.
— Вот и займемся дурачком.
— А кто подставил?
Галя принесла филе по-суворовски. Рома поцеловал ее локоток и попросил:
— Санкцию на обыск, Галочка.
— Сорок три шестьдесят, — ответила догадливая Галочка и, получив от Казаряна две бумажки по двадцать пять, ушла за кофе.
— Решил колодец до воды копать, Саня? — огорченно понял Роман.
— А куда деваться?
— Альку прижать надо.
— Прижмешь, как же! Сначала отпустил, а потом милиции сдавать? Мы же благородные, слово держим!
— Тогда свидетели.
— Свидетели?
— Свидетели от страха паренька того не видели, на пистолет смотрели. Алька-то прицеливался, куда ударить, — он рассмотрел, ясно. А свидетели на честно проведенном, без подтасовки, опознании, паренька того не отыщут.
— А мы с подтасовкой, Саня.
— Противно. Есть у меня предчувствие, что паренек — из твоих подопечных.
— У меня не предчувствие, а уверенность. Даже знаю кто — Стручок, Виталий Горохов. Так что давай с подтасовкой.
