Стивен Коултер - Посольство
- Пойду к нему, - сказал Шеннон.
- Кто-нибудь видел вас, мистер Даннинджер? - спросил Торелло.
- Что значит "видел"? Все видели, как мы выходили, как русский устроил в дверях свалку. Мистер Шеннон вам разве не рассказывал? Полицейский мог нас видеть. Наверно, ещё кто-нибудь. А как возвращались - никто не видел. Мы же сменили машину в корпусе "Е", а сюда вошли через корпус "В". Нет, тут могу поклясться - никто.
- Пойду погляжу, как он, - повторил Шеннон.
- Но ведь ночью-то его можно будет вывезти, а, мистер Шеннон?
- Конечно, можно, Фрэнк. Не волнуйся.
- Спасибо, мистер Шеннон. У меня прямо сердце не на месте от того, что так вышло... Но, ей-Богу, не знаю, что ещё можно было предпринять.
- Когда освободитесь, загляните к нам, Дик, - сказал Торелло. - Надо будет доложить старику. Сейчас у него два конгресссмена, так что через полчасика.
В ту минуту, когда Шеннон вошел в приемную звонок возвес-тил о том, что посетители покидают кабинет посла.
- В самый раз, - сказал Торелло и добавил, заметив мрач - ный вид Шеннона: - Что-нибудь не так?
- Да не совсем...
- Серьезное?
- Можно к послу? - вместо ответа спросил Шеннон.
- Да, ещё минуту, - захватив копию телекса, который дал ему Оуингс, Торелло вошел в кабинет и сейчас же появился в дверях, сделав приглашающий жест.
Посол, стоя посреди комнаты, читал телекс, а дочитав, сказал:
- Хорошо, что мы его сплавили. Ознакомьтесь, Дик.
Шеннон водил глазами по строчкам, одновременно слушая, как Торелло докладывает о том, что Горенко пришлось привезти обратно из-за явной слежки.
Посол не сказал ни слова, и Шеннон поднял на него взгляд. Пройдя по диагонали к своему столу, посол взял сигарету, со стуком опустив тяжелый портсигар на крышку, закурил и вер - нулся на прежнее место. В его лице, в холодных проницатель - ных глазах Шеннон не прочитал ничего.
- Вы слышали? - спросил посол.
- Да, я только был у Горенко, сэр.
- Это он и есть? Личность установлена?
- Да, сэр. Все подтвердилось.
- Почему он раньше не сказал, какой пост занимает?
- По его словам, опасался, что мы не поверим: прием ему был оказан не самый радушный. Сейчас он говорит, что его эвакуация провалена, и очень сердится. Сердится ещё и пото - му, что обладает уникальными сведениями. Кое-что он мне со - общил.Теперь, когда мы получили этот телекс, все сошлось. У него есть конспект секретного совещания вьетконговцев с русскими, где участвовали Брежнев, Косыгин, Нгуен Ван Динь, министр иностранных дел Северного Вьетнама и ещё кое-кто из высших партийных бонз. Имеются записи аналогичного совеща - ния, состоявшегося в прошлом месяце, с разными вариантами действий. Первое совещание носило подготовительный характер - договаривались о времени и предмете переговоров, а среди материалов второго - два выступления Хо Ши Мина. Кроме того, имеются фотокопии договора о взаимном нейтралитете - русские усиленно давят на де Голля, требуя подписать его. Договор тайный. Включает в себя все, что французы не считают сферой своих жизненных интересов.
- И Берлин? - спросил посол.
- Не знаю, сэр. В подробности он не вдавался. Но похоже, французы готовы дрогнуть. В добавление к этому - фотокопия русского перевода беседы де Голля с Косыгиным в Париже и Мо-скве. Беседы с глазу на глаз, в присутствии только перевод - чиков.
Посол впился в лицо Шеннона жестким взглядом.
- Кроме того, - расшифровка переговоров по "горячей ли - нии" между Крелем и Елисейским дворцом. Кроме того - мате - риалы о встрече министров обороны. Он сказал, что предоста - вит данные о намерениях и возможностях французов, включая политические цели, развитие франко-советских отношений, французские ВВС, атомные подводные лодки, ядерные испытания в Тихом Океане, в том числе и - водородной бомбы с новой системой наведения на "Поларисах".
- И что же, все это у него с собой?
- Он продемонстрировал мне четыре страницы переговоров Косыгина с де Голлем (на них штамп, который русские ставят на секретных материалах) с пометками чернилами - он уверяет, сделанными рукой Косыгина. Я надеюсь, в Вашингтоне есть образцы его почерка?
- Что еще?
- И материалы по вьетнамо-советскому совещанию в Москве.То, к чему у него не было нормального доступа, он, очевидно, похитил.
- А остальное?
- Магнитные ленты и прочие документы он якобы отправил из Швейцарии по известному ему адресу в Штаты.
- В Штаты?
- Да, сэр. Адрес не называет. Говорит, что представит их сразу же по прибытии. Это его страховка.
- О Боже, - сказал посол.
- И последнее, сэр - на вилле Мориса Тореза в Шуази-Ле - руа, где живут северовьетнамские представители...
- Ну?..
- Русские поставили подслушивающую аппаратуру. Если она исправна, он обещает дать нам возможность узнать, что там происходит. - О Боже, повторил посол.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В десять минут шестого Гэмбл из кафе на улице Комартэн позвонил в посольство. Он воспользовался тем, что у него была назначена встреча с Массоном из "Ле Канар", и смылся на часок со службы... Трубку взяла Мэйзи. Хорошо бы ему быть сейчас на рабочем месте... Нет, ничего особенно срочного... Просто некоторые непредвиденные обстоятельства... Узнавать по телефону, что это были за обстоятельства, Гэмбл не стал.
Толкнув дверь телефонной будки, он снова уселся у цинковой стойки бара в ожидании заказанного кофе. Сидевший рядом с ним посетитель, захлебываясь от удовольствия, приканчивал высокий стакан белого вина. Что ж, Гэмбл видел, как французы пьют такую дозу спозаранку, вместо молока.
- Как делишки? - обратился бармен к его соседу, должно быть, завсегдатаю.
Это был лысоватый человек лет сорока пяти в дешевом сером костюме, его черный портфель стоял на полу. Он походил на не слишком удачливого коммивояжера. Потягивая кофе, Гэмбл прислушивался к разговору: сосед жаловался на сына, которого лупит каждый божий день, а тот все равно дурит, учиться не хочет и, если так дальше пойдет, завалит и математику, и латынь, не сдав экзамены на аттестат зрелости - "bachot". Голос его вздрагивал, и Гэмблу вдруг стало жалко этого человека, ибо он знал, что такое "bachot" для миллионов французов и какая незаживающая до могилы рана - отсутствие свидетельства. Оно - волшебный пропуск к прочному положению и карьере. Снобизм во Франции - интеллектуального свойства, а без этой бумажки нечего и думать о том, чтобы стать уважаемым членом общества, занять вожделенную должность.
Гэмбл попросил один жетон и снова пошел звонить. Но телефон Ноэль не отвечал. Он повесил трубку, вернулся к стойке и сел, чувствуя знакомое разочарование, которую так часто вызывала у него эта женщина. Зачем нужен аттестат и усердное ученье, если ни гроша не стоят моральные ценности?! Не вернет вам "bachot" ни утраченного чувства своей сопричастности к жизни общества, не восстановит безвозвратно потерянной цельности. Так что не старайтесь понапрасну.
Гэмбл два года был женат. Свою избранницу - хрупкую девушку по имени Керри - он встретил в Олбани, когда работал в одной из газет Сан-Франциско. Они ждали появления своего первенца, но однажды, когда Гэмбл был в отъезде, Керри на машине отправилась за покупками. То ли ей стало дурно, то ли голова закружилась, то ли начались преждевременные схватки, осталось неизвестно. Она попала в аварию и сутки спустя умерла в больнице. Тогда-то Гэмбл впервые ощутил, как тонки и непрочны нити, которыми люди соединены друг с другом и с жизнью, как хрупка сама жизнь.
Он уехал в Нью-Йорк, переходил с места на место, работая то на радио, то на телевидение, то в одной газете, то в другой, потом перебрался в Европу - сперва в Лондон, а потом сюда, в Париж. Здесь он встретил Ноэль. Эта двадцатитрехлет-няя парижанка, которая все ещё где-то училась, но большую часть времени тратившая на развлечения, была полной противо положностью Керри. Гэмбла прежде всего покорило несоответ - ствие её отточенного ума и необузданности её инстинктов. В Сорбонне она разбиралась в хитросплетениях метафизики, писала ученые рефераты по философии морали, онтологическим проблемам, отлично разбираясь во всех видах этой интеллекту-альной гимнастики. Однако все это никак не влияло на манеру её поведения. Гэмбл не сразу понял, что все эти статьи и дискуссии, которые казались так важны для неё и для других завсегдатаев кафе на Левом берегу, были просто упражнениями в пустопорожней риторике и не имели ничего общего с какими-то моральными принципами и вообще отношения к делу.
По-настоящему её интересовал только секс - и не столько сама постель,(хотя мужчины там менялись довольно часто), сколько возможность проверить на них свои чары, увлечь, околдовать, сломить волю и лишить разума. Да, она спала со многими и не была чересчур привередлива, но не это дарило ей истинное наслаждение. У неё были темные волосы, правильные черты лица, чуть коротковатые ноги, к тому же из-за каких-то неполадок с кровообращением покрывавшиеся иногда розовыми пятнами, крупные кисти рук, грудь, которую можно было в расчет не принимать, и огромное самомнение. Тем не менее, Гэмбл, как и многие другие, не мог противостоять токам, исходившим от этой женщины, для которой французы придумали понятие "allumeuse" - ."поди сюда".
