Давид Сурдо - Тайный дневник да Винчи
Альбер прикрыл ладонью трубку и попросил Каталину назваться.
— Каталина.
— Каталина, а дальше?
— Каталина… Пенан, — ответила она, пропустив свою испанскую фамилию, похоже, для французов не существовавшую вовсе.
Убрав руку с микрофона, Альбер спросил:
— Вы слушаете, мадемуазель Бержье?.. Нет, никаких проблем. Все в порядке. Простите за беспокойство. Большое спасибо. До свидания.
Разговор закончился. Как только Альбер повесил трубку, Каталина сказала:
— Полагаю, я должна извиниться перед вами, Альбер. Мне, конечно, следовало вас подождать, но дверь была открыта, и я просто не могла устоять перед искушением…
— Дом ваш… Мне надо идти, у меня работа.
Альбер ответил с тем же угрюмым выражением, с каким изъяснялся и раньше, но Каталина могла поклясться: в глазах сторожа промелькнуло что-то — может, приятное удивление.
Заключив мир, Каталина вернулась в дом. Она постаралась придать ему снова жилой вид: сдернула с мебели покрывала, раздвинула тяжелые шторы и распахнула настежь окна, чтобы выветрился «дух затхлости», как образно выражалась тетя.
Занимаясь этими неотложными делами, она сновала вверх и вниз и успела осмотреть все. На первом этаже, кроме гостиной, которую она уже видела, располагались библиотека, тоже с камином (даже еще уютнее, чем в гостиной), столовая, кладовая и большая кухня. На втором этаже она нашла пять спален — каждая с отдельной ванной комнатой. В мансарде не было ничего, кроме старой мебели, допотопных газет и журналов, выпотрошенного пружинного матраца, сундуков непрезентабельного вида, забитых ветхой одеждой, проржавевших клеток, чурбаков и досок неясного происхождения и назначения, двух пустых ласточкиных гнезда, древних и очень потрепанных чемоданов, ловушек для крыс… Гору рухляди и ненужных вещей покрывал толстый слой пыли, взметнувшейся вверх, стоило Каталине войти, и наполнившей воздух мельчайшими частицами, отчего молодая женщина раскашлялась. Но для Каталины это не имело значения: она с детства питала настоящую страсть к таким местам, где, как ей казалось, можно найти все что угодно, даже самые необыкновенные предметы.
Прошло полдня, не меньше, прежде чем Каталина снова встретилась со сторожем. Из окна мансарды она видела, как он усердно трудился в маленьком огороде у ручья. Сторож вошел в дом, отряхнув землю с ботинок и сняв берет. Оглянувшись вокруг, он сказал без всякого выражения, констатируя факт:
— Вы убрали дом.
Каталина, застигнутая Альбером посреди коридора, по дороге на кухню, пояснила:
— Я нашла швабру и тряпку в шкафу… Так лучше, правда? — заметила она, пытаясь разговорить угрюмого сторожа.
— Незачем было это делать, — заявил он, продолжив свою речь как ни в чем не бывало, как будто Каталина ничего не говорила. — Мадам Бонваль появится через десять минут. Это женщина, которая убирает дом. Сегодня у нее выходной, но я подумал, раз вы здесь…
Каталина, утомленная домашней работой, с раскрасневшимися щеками и волосами, прилипшими к потной шее, готовая даже на преступление ради освежающего душа, невольно почувствовала досаду. Не сдержавшись, она недовольно выговорила сторожу:
— Вы могли и раньше меня предупредить.
— Откуда я знал, что вам вздумается убирать.
Следовало признать, его рассуждения были не лишены здравого смысла.
— Ладно, Альбер, — вздохнула Каталина, — хватит об этом, договорились?
Сторож пожал плечами. С его точки зрения, тема не стоила обсуждения.
— Что мне сказать мадам Бонваль? — уточнил он.
— Ничего не говорите. На самом деле я только слегка прибралась, и еще осталась половина гостиной и вся кухня…
Альбер кивнул и вышел, не попрощавшись.
— О-о! — вскричала Каталина, возводя глаза вверх и ощущая полное бессилие. — Этот тип действует мне на нервы! Он такой… О-о! — воскликнула она снова, не сумев подобрать подходящее слово.
Бормоча себе под нос, она продолжила прерванный путь по направлению к кухне. Ровно через десять минут на пороге дома возникла мадам Бонваль.
— Мадемуазель Пенан? — прощебетала она, певуче протянув гласную «а» в фамилии Каталины. — Вы зде-е-е-есь?
Каталина выглянула из гостиной, где сидела, дожидаясь экономку. С первого взгляда она довольно много узнала об этой женщине — иногда такое случается. Мадам Бонваль была замужем больше лет, чем Каталина прожила на свете. Муж покидал ее каждый день, встречаясь с друзьями и играя в карты, всегда в одном и том же баре. По вечерам мадам Бонваль кормила мужа ужином и болтала с ним без остановки, а мужчина обычно отмалчивался, интересуясь больше телевизором, чем новостями, которые выкладывала ему супруга. Их сын нашел замечательную работу и жил где-то в другом городе, скорее всего в Париже, каждое лето навещал родителей и порадовал их двумя чудесными внуками, мальчиком и девочкой. Какое счастье!
— Здравствуйте, — приветствовала ее Каталина. — Мадам Бонваль?
— К вашим услугам. Пожалуйста, называйте меня Мари, — попросила улыбающаяся женщина с очень белой кожей и румяными щечками. — Ах да, я принесла вам перекусить!
Каталина обратила внимание на блюдо, прикрытое сверху фольгой, которое экономка держала в пухлых ручках.
— Не стоило беспокоиться…
— Какая чепуха! Какое беспокойство? Когда Альбер сказал мне, что приехала внучка месье Пенана, я сказала себе, что должна принести какой-нибудь гостинец. А иначе, представьте, какой стыд — явиться с пустыми руками! Так что я выскочила из дома мадам Ренар, а там я убираюсь по понедельникам и средам вот уже тридцать лет, и потому я никак не могла прийти к вам раньше, подумайте, какой ужас! Но иногда случаются всякие накладки… Но… о чем я говорила? Ах да, я говорила, что, закончив дела у мадам Ренар, я забежала к себе домой и захватила брошеты.[9] Я их приготовила на ужин для моего Жоржа. Не волнуйтесь, без еды мы не остались. В доме полно всего, поскольку мой маленький Жорж — его зовут, как отца — с нами теперь не живет, приезжает только летом, а я, если честно, никак не привыкну мало готовить. А потом мне приходится все выбрасывать, ведь нам много не надо, мы едим как птички. Вы представить не можете, как мне бывает обидно, так что, по правде говоря, вы сделаете мне одолжение…
Женщина вздохнула, или скорее перевела дух, и протянула тарелку. Против такого аргумента Каталина не нашла, что возразить.
— Огромное спасибо… Ах, как изумительно пахнет! — воскликнула она, приподняв краешек фольги и вдохнув восхитительный аромат.
— Я сама их делаю. В мясном магазине это блюдо продается уже готовым, но до моего ему далеко, точно вам говорю, — сообщила Мари доверительно, понизив голос.
— Не сомневаюсь.
— Ой, как поздно! — вдруг спохватилась мадам, украдкой взглянув на свои маленькие часики. — Это все моя вина, болтаю всякие глупости…
— Ну что вы! — Каталине не удалось сдержать иронию.
— За уборку! — засуетилась экономка, засучив рукава. — Вижу, вы подмели пол и помыли.
— Да, чуть-чуть.
— Не стоило трудиться.
— Да, Альбер мне сказал то же самое.
— Необыкновенный человек, Альбер… Только немного молчаливый, не находите?
— Да, немного.
Каталина подумала: было бы забавно подслушать беседу Альбера Мореля с Мари Бонваль. Должно быть, это целое представление: как угрюмый сторож пытается вставить хоть слово в непрерывный поток речи мадам.
Мария нырнула в коридор, ведущий на кухню. Вскоре Каталина услышала за спиной шум — экономка энергично шарила в шкафу в поисках чистящих средств.
14
Флоренция, 1503 год
У Леонардо из головы не выходили закодированные документы, перехваченные Чезаре Борджиа, которые он лично, вне всякого сомнения, помог расшифровать. Леонардо осознавал: у него нет причины терзаться угрызениями совести, ибо в тот момент последствия его поступка были ему неведомы. Леонардо опять подвело слепое восхищение этим нечестивцем, человеком исключительным, несмотря ни на что. Подобное, увы, уже случалось прежде и теперь повторилось снова. К счастью (хотя в настоящее время дела обстояли наихудшим образом), он имел возможность немедленно искупить грех. Все вернется на круги своя, к состоянию tabula rasa.[10] Совесть его найдет успокоение и вновь станет незапятнанной, как нетронутый холст, если благодаря его усилиям они спасут наследников крови, которых Боттичелли с тайным обществом оберегали так плохо.
Леонардо все еще не до конца поверил в легенду, рассказанную другом. В это невозможно поверить. Но неясное чувство, названия которого он не знал, возможно, душевный трепет, как от соприкосновения с чудом, нашептывало: крупицы истины в той истории были. Не исключено, что самое главное и являлось истиной. Со временем предания часто возвеличивают или искажают какое-либо событие прошлого, но фактическая основа сохраняется. И только тщательный анализ помогает отделить зерна от плевел. Сандро обещал показать документы, подтверждавшие достоверность легенды. Леонардо, со своей стороны, твердо решил ему помочь в любом случае. Жизнь близнецов подвергалась опасности, смертельной опасности. Поэтому Леонардо мало волновал их статус, кем бы они ни были: принцами крови или простолюдинами, детьми потомков Христа или обычными земледельцами. Жизнь ценна сама по себе, независимо от того, кому она принадлежит — человеку знатному или ничтожному, ибо сословная иерархия строится по законам человеческого общества. Перед Господом все равны. Так говорят. Леонардо хотел надеяться, что так и есть, иначе получалось: вера в Бога основана на лжи. А он уже давно не считал, что Бог есть плод воображения.
