Роберт Дугони - Возмещение ущерба
Он кивнул:
— На той неделе я уже отправил свой диплом и рекомендации. Если все пойдет как надо, к осени я смогу наконец избавиться от своих хороших костюмов и сменить их на джинсы с кроссовками.
Она уставилась на кофейный столик, переполненная ощущением потери, никак не связанной со смертью отца.
— Махнем со мной, — сказал Джеймс, возможно, почувствовав ее отчаяние. — Отметим папину кончину тем, что наладим собственную жизнь.
Она отхлебнула глоток вина.
— Да. А как к этому отнесется Грант?
— Не все ли равно? Речь не о нем, а о тебе.
— Он мой муж, Джеймс.
— Не стоит напоминать. — Он поднял обе руки. — Прости.
Она знала, что родные ее Гранта не жалуют, хотя это и не обсуждается. Грант был ее мужем.
— Ипотека дороже, чем оба наши жалованья, вместе взятые. Сто тысяч мы еще должны на погашение студенческих кредитов, а за машину мы платим больше, чем многие — за дом.
— Продай. — Уперев локти в колени, Джеймс наклонился над столом, глаза его искрились. — Я как раз этим и занимаюсь. Продаю и дом, и машины. Тем, что получу по закладной, смогу оплатить дом поменьше, почти всю сумму оплатить.
Она громко расхохоталась.
— Ну, нашей-то закладной хватит разве что на ужин с бутылкой хорошего вина.
— Ты освободишься, Дана.
Она пропустила эти слова мимо ушей.
— Мы подумываем о детях.
Он откинулся на спинку кресла. Спросил уже другим тоном:
— Правда?
Она кивнула.
— Мы женаты пять лет, и я, как понимаешь, не молодею.
— У вас что, сейчас наладилось?
— Мы пытаемся. Это все работа виновата. Устаем очень. Оба на карьеру нацелены. А с рождением ребенка все изменится. Ребенок означает новую перспективу.
Однако новую перспективу заимел как раз брат. Джеймс продал свой дом на Капитол-Хилл, продал «мерседес», а свои костюмы, большую часть галстуков и нарядных рубашек отдал в благотворительный фонд. Он прекратил членство в Вашингтонском спортивном клубе, перестал обедать и ужинать в дорогих ресторанах и лишь изредка позволял себе гольф в частных клубах. Все шутил, что бросил высокооплачиваемую работу адвоката ради экономии.
— Простите за опоздание. — Дана открыла глаза. У подножия лестницы стоял детектив Майкл Логан, и с зонтика его капала вода. — Я мог бы соврать и сослаться на пробки, но, по правде говоря, я проспал. Меня разбудили среди ночи: в Рейнир-вэлли произошло убийство. Как выяснилось, оно имеет отношение к вашему брату.
— К моему брату? — забеспокоилась она.
Логан взглянул на небо:
— Давайте войдем. Очень уж льет. — На двери все еще висела желтая полицейская лента. — У вас есть ключ?
— Нет, — смущенно призналась она.
Логан кивнул.
— У соседей есть ключ. Я мигом.
Она глядела, как он рысцой побежал через лужайку к соседнему дому и через минуту вернулся с ключом. Логан отлепил часть ленты, отпер дверь и распахнул ее, но на пороге Дана замялась.
— Мы можем сделать это и попозже, чтобы вам было легче, — сказал Логан. — Судя по тому, что я узнал ночью, особо спешить нам нечего.
Дана сунулась в дверь. Вглядываясь в прихожую, она вспомнила, как, впервые подойдя к краю вышки для прыжков в воду в Мэдисон-сквере, заставила себя сделать шаг. Это не было проявлением храбрости. Она прыгнула из страха показать, что боится.
— Благодарю вас, детектив. Очень ценю вашу заботливость, но ждать нет смысла. Это надо сделать, и сделать это должна именно я.
— Меня не дом заботит, — сказал Логан. — Меня заботите вы. — Удивленная таким замечанием, она обернулась. Он глядел на нее зелеными глазами, и веки его были красны — Я предложил бы сделать это в другой раз, чтобы вас кто-нибудь сопроводил.
Дана покачала головой и, снова повернувшись к двери, на секунду замешкалась, прежде чем ступить через порог.
На столе были раскиданы студенческие работы. Некоторые упали на пол и валялись там рядом с кожаным портфелем Джеймса. Она прошла по коридору, обуреваемая тем же странным чувством, которое испытала однажды в доме напротив театра Форда, где умирал застреленный Авраам Линкольн. Все выглядело декорацией, так и не снятой со сцены после окончания спектакля. Время остановилось, ужасное мгновенье, застыв, все длилось и длилось. На паркете заметно было темное пятно. Дана отпрянула, прикрыв рот рукой.
— Вы в порядке? — спросил Логан.
Через секунду она взяла себя в руки, опираясь на то, что было в ней профессионального, — требовалось получить ответы на имевшиеся вопросы.
— Вы сказали, что убийство в Рейнир-вэлли может быть каким-то образом связано с моим братом?
Логан сунул руку в карман и передал ей пластиковый пакетик.
— Следователи, занимающиеся им, считают, что нашли часы вашего брата.
Перевернув пакетик, Дана прочла надпись и кивнула:
— Отец подарил нам обоим по часам в честь окончания юридической школы. — И она показала детективу свою руку с часами на ней. — Они задержали вора?
Логан покачал головой:
— Он мертв. Его кто-то застрелил.
— Кто он такой? Зачем он убил брата?
— Его зовут Лоренс Кинг. Он известен как уголовник, вор-рецидивист, чьи преступления отличались все большей дерзостью. Три месяца назад он был освобожден условно.
Зажмурившись, она потрясла головой. Острый приступ ярости охватил ее. Отпущенный на свободу преступник. Господи…
— Я помню, вы сказали, что брата убили во время ограбления, детектив. Но мне с трудом в это верится. Оглядитесь. У брата же не было никаких ценностей.
Логан кивнул с таким видом, будто уже не раз слышал подобный довод.
— Вы бы удивились тому, сколько людей погибло из-за грошовых денежных споров. Мы еще пытаемся собрать всю возможную информацию, мисс Хилл, но единственное, что нам известно о Кинге, — это то, что он был рецидивистом. Если б его поймали, ему бы несдобровать. Известно также, что у него имелся напарник помоложе, некто Маршалл Коул, обыкновенный мелкий воришка. Мы полагаем, что убийцей вашего брата мог быть Коул.
— Почему вы так думаете?
— В мотеле рядом с часами вашего брата была найдена окровавленная одежда. Одежда эта меньшего размера, чем могла быть у Кинга. Судя по описанию Коула, сделанному портье мотеля, она, видимо, принадлежала Коулу.
— Вы считаете, что и Кинга убил Коул?
— Пока что мы этого не знаем. Мы предпринимаем попытки его разыскать. Мотель этот пользуется известностью среди местных проституток. Кинг мог быть убит во время внезапной ссоры, после чего Коул удрал, не желая быть замешанным. Вы не знаете, у вашего брата могла быть большая сумма наличных денег — в доме или с собой?
— У брата? Нет, мне, по крайней мере, ничего такого не известно. А почему вы спрашиваете?
— Кроме часов вашего брата Кинг имел при себе свыше пятнадцати тысяч долларов.
Она усмехнулась:
— Такое предположить, конечно, можно, но я сомневаюсь, однако, чтобы у Джеймса было столько денег, да еще и наличными.
— Ну, а как насчет украшений или вещей, которые Кинг мог бы толкнуть и выручить деньги?
Она обвела взглядом комнату:
— Взгляните вокруг, детектив. Брат, бросив практику, продал или раздал почти все, что у него было. А украшений у него вообще, считай, не было. Часы и кольцо студенческой корпорации — вот и все, что я знаю.
Они прошлись по комнатам, чтобы Логан мог составить список вещей. Воры не взяли ни телевизор, ни стереосистему — и то и другое по современным меркам было порядочной рухлядью. Они не тронули ни коллекцию компакт-дисков, ни чековую книжку — ее Дана обнаружила в комоде в спальне, и даже Логану это показалось странным.
Проведя так вместе час, они опять очутились в задней комнате. Логан захлопнул свой блокнот:
— Ладно. Я оставлю вас одну, чтобы вы могли собрать личные вещи брата. У вас есть моя визитка. Если вы вспомните что-то или же обратите внимание на что-то, что покажется вам необычным, дайте мне знать. Я тоже, если появится что-то новое, сообщу вам.
Дана поблагодарила его и проводила взглядом его удаляющуюся фигуру — он оставлял ее одну в доме ее брата, этот посторонний человек.
Она начала с задних комнат, продвигаясь оттуда к входной двери — своему освобождению. Она чувствовала себя неуютно здесь под безжизненными пустыми взглядами африканских ритуальных масок — казалось, и они тоже удивляются, почему так редко видели ее в этом доме раньше, при жизни ее брата. Что делать с этими масками, она не знала, как и не знала, что делать с ковриками и статуэтками. Джеймс привез это с полуторамесячного сафари, откуда вернулся похудевшим, загорелым, вегетарианцем и казался веселее, чем обычно, таким веселым она его даже не помнила. Он оброс, его обычная корпоративная стрижка — стригся он всегда у хорошего парикмахера в центре города — превратилась в кудри, прикрывавшие ворот рубашки, а вместо линз он носил теперь очки в тонкой оправе. И все-таки маски эти были ей определенно неприятны, настойчиво напоминая о трагедии, свидетелями которой они стали. А кроме того, уговорить Гранта держать в доме эти предметы африканского искусства будет невозможно. Она решила, что позвонит в Художественный музей Сиэтла, узнает, не нужны ли им такие экспонаты, и если нет — какой музей мог бы ими заинтересоваться. Остальные вещи из кухни и гостиной, не считая мебели, влезут в одну коробку. Джеймс вел жизнь монашески скромную. Наверное, и ел-то он главным образом в университете.
